Как превратить светскую львицу в островитянку: «Я чуть не испортила статистику смертности в элитном роддоме»
Екатерина Витебская-Мелас рассказывает, как снова стала мамой.
Екатерина Витебская-Мелас рассказывает о том, как во второй раз стала мамой.
Итак, приближался день Х. Я, как лошадь, почуявшая воду, закусила удила и как мантру повторяла, что скоро это все закончится. Пришло время выбирать роддом. Яни требовал, чтобы мы ехали рожать в Грецию, но отказался от этой идеи, после того, как я задумчиво спросила, быстрее ли рожают в самолете, все-таки высота и все такое. И стали мы искать роддом в Москве. В ту пору (как и сейчас, впрочем) было модно рожать в известной московской клинике. Моя врач мне говорила, что роддом — это как начальная школа, когда ребенка, по сути, отдаешь не в школу, а к конкретному учителю. Так и с родами — идешь рожать к врачу, а не в условия. Но я кривила нос и хотела роскоши. Рожать самой мне категорически запретили, что меня здорово огорчало, но в моей ситуации выбор роддомов был не велик, так как оказалось, что далеко не во всех роддомах есть кардиореанимация. В том элитном она была, но когда главврач прочитал мою карту, то брать меня отказался, добродушно пояснив, что у них очень низкие показатели смертности рожениц, а я могу им картину подпортить, и незамеченным это не останется. Услышав это, моя лучшая подруга Лена не удержалась от ехидства: «Вечно ты, Витебская, все людям испортить пытаешься». Я приуныла, поняла, что роскошь мне не светит, и пошла сдаваться к своему врачу, чтобы она решила, где же я произведу на свет свое потомство. Яни твердо стоял на том, что он будет со мной, я требовала, чтобы Яни был со мной все время, пока я буду в больнице, а врач пыталась уговорить меня лечь в клинику заранее, так как тренировочные схватки у меня начались недели с 34-й и были нешуточно сильными. Пожалуй, кроме эклампсии беременных, я собрала все осложнения, которые только могут возникнуть в этот «прекрасный» период в жизни женщины. Поэтому отсутствие эклампсии меня даже удивило, морально я была готова и к ней.
Рожать меня отправили в роддом при 15-й горбольнице. Заведующей родильного отделения там была замечательный доктор Полянчикова, которая приняла в свои руки целую кучу разных младенцев, поэтому принять моего для нее не было чем-то особенным. Там были платные палаты, но в целом это была обычная городская больница. К этому Яни оказался не готов.
Когда мы приехали на первый прием, и я уныло перечисляла врачу все, что со мной случилось, Яни запросился в туалет. Вернулся он оттуда бледный и возбужденный. Не обращая внимания на врача, он решительно сказал мне, что рожать я тут не стану.
— Это почему? — удивилась я, гадая, что Яни мог встретить по пути в туалет. Ну не роды же он там у кого-то принял.
Яни молча достал мобильный телефон и показал мне фото туалета. Ну да, человека, испорченного западной цивилизацией, картинка могла ужаснуть. Не буду описывать подробно, думаю, примерно себе представляете. Для тех, кто хочет подробностей, могу написать в личном письме. Описания достаточно, чтобы отказаться от обеда, а может, и от ужина.
— Ну что ты занервничал, — фальшиво принялась я успокаивать мужа. — Я же не в туалете рожать буду. Зато тут врачи хорошие.
Яни замотал головой. Врач, внимательно следившая за ходом беседы, покачала головой и спросила у Яни, хочет ли он получить живого младенца и оставить себе на память живую жену. Яни, конечно, оторопел, но с жаром заверил ее, что хочет и младенца и жену.
— Тогда прекратите ныть, мы работаем в тех условиях, что есть, у нас рождаются прекрасные, а главное, здоровые дети, а почему наше правительство допускает, что больницы в таком состоянии, я вам сказать не могу. Поэтому или идите домой и обсуждайте состояние канализации, или давайте готовиться рожать, — положила она конец Яниным причитаниям.
Яни затих, но по-прежнему вращал глазами и вообще был в культурном шоке. Врач в это время рассматривала мою обменную карту и велела приезжать 18 декабря. Я замотала головой, сказав, что 18 никак не могу, у меня важная встреча. Врач деликатно покашляла и, видимо, решив, что беременность повлияла на мой мозг, осторожно поинтересовалась, когда же я могу найти время в своем занятом расписании и быстренько подскочить и родить. Я пожевала губой и сказала, что 25 мне подходит, пожалуй, рождественский подарок и все такое. И встреч никаких. У врача было такое лицо, как будто она хотела что-то сказать, но все-таки удержалась. Она мягко попросила меня быть в клинике 20 и не позже и, покачивая головой, вышла из кабинета.
Я — важная, как дирижабль, — выплыла из больницы и отправилась на работу, прикидывая, на сколько дней я выпаду из рабочего процесса, наивно полагая, что уложусь в неделю.
Прибыв в клинику 20 декабря и оставив за ее порогом Яни на грани нервного срыва, я отправилась осматривать владения. Мне пообещали, что Яни будет со мной с процесса родов и дальше, но до родов придется обойтись без него. Пока я выясняла этот вопрос около поста медсестры, за моей спиной раздался грохот. С потолка упала лампа. Напуганная медсестра отвела меня в мою палату и очень попросила меня сидеть на месте и никуда не выходить.
Мне кажется, что этот день, 20 декабря, был самым длинным в моей жизни. Пришла и ушла анестезиолог, делать операцию решили со спинальной анестезией, я все сокрушалась, что мне не дают родить самой, Яни вечером позвонил в полнейшей панике, что, а вдруг он завтра испугается, что он не может видеть, как я страдаю (хорошо, я не успела удивиться, с чего мне страдать) и вообще был в состоянии ажиотажа, как скунс при приближении врага. Я, на удивление, была абсолютно спокойна. Сладко проспав всю ночь, рано утром, прихватив телефон и капли в нос, я отправилась в операционную. Только меня привязали к столу, как появился Яни, одетый в голубой халат и чепчик, лицо его совпадало с цветом халата и чепчика. На негнущихся ногах он добрался до стола и сел у изголовья. С другой стороны сидела моя врач, по совместительству подруга, которая вела мою беременность. Я, разумеется, шутила и прикидывала, что если Яни упадет, то упадет очень неудачно и врежется в лоток с инструментами. Врачи были заняты своим делом, как вдруг я услышала мяуканье, а потом сердитый плач откуда-то у себя из живота. «В разрезе закричал», — засмеялась хирург и в следующее мгновение все засуетились, позвали педиатра, а плач уже сердито доносился справа от меня. И вот именно в этот момент все тревоги, мое нытье, мое плохое самочувствие — абсолютно все вдруг стало таким пустым и неважным. Как бы банально это ни звучало, мне показалось, что из меня достали мое сердце, и оно там плачет справа. Меня накрыла такая волна любви и нежности, которая никак не отпустит меня и сейчас, спустя 8 лет. Боковым зрением я увидела водителя своей подруги Тани с корзиной цветов, которого как-то пропустили на порог операционной, по цвету лица он, пожалуй, перещеголял даже Яни, который в этот момент пересохшими губами просил меня спросить, девочка ли у нас родилась, мол, а вдруг. Я отправила Яни смотреть младенца, он мужественно перерезал пуповину, и мне поднесли такого сердитого, такого маленького и уже такого любимого Филиппа-Александра Мелас. Маленького человека, который с того момента завладел моим сердцем раз и навсегда, превратив меня из светской львицы в самую куриную на свете маму-курицу. Я принялась всем рассылать смс о счастливом прибавлении и спрашивать врачей, на сколько я, по их прикидкам, похудела во время родов.
После того, как меня перевели в палату интенсивной терапии приходить в себя, я куда-то подевала свой телефон, и когда он стал разрываться от звонков, то ничего не могла поделать, так как оказалось, что он упал с кровати и трезвонил себе на полу. Проходившая мимо нянечка, думая, что я сплю, подняла его и ответила. Сквозь наркотический дурман я услышала примерно такой диалог:
— Алла, кто это? Куда звоните? Спит ваша Катя, что передать?
— …
— А, ну да, ну да, Филипп Киркоров, понятно, а я — Бритни Спирс, тоже вот к Кате заехала, проведать ее, — захихикала нянечка.
Я распахнула глаза и протянула руку. Действительно, одним из первых позвонивших был Филипп, в очередной раз заставивший меня удивиться, до чего же разные люди, которых мы представляем по описаниям прессы, и какие они на самом деле. Филипп удивительно искренний человек, который умеет дружить и всегда предельно честен со своим окружением. Он большой добряк, что удивительно, учитывая, что его не попытался пнуть только ленивый.
Из того дня хорошо помню, что меня здорово удивил снегопад. Всю мою беременность у меня был жуткий страх подскользнуться и упасть, ведь последние недели я дохаживала уже в декабре, а все мы знаем, что бывает в декабре с погодой. Ну и вот, весь ноябрь и декабрь 2006 года вплоть до 21 декабря в Москве не упало ни одной снежинке, и ни разу температура не опустилась ниже нуля. В день, когда родился мой сын, по странному стечению обстоятельств, пошел такой снегопад, который моментально укрыл снежным покрывалом весь город.
Предыдущий блог Екатерины Витебской-Мелас читайте здесь, а продолжение — здесь.
