— Ту кофе. Кофе и кофе.
Лариса мобилизовала весь запас английского, но официант, похожий на сильно уменьшенного Шварцнеггера, не понял. Шницель и шнапс, значит, понял, а кофе нет. А чего тут непонятного? Кофе — он на всех языках кофе и есть.

Лариса беспомощно огляделась по сторонам и натолкнулась взглядом на пышногрудную блондинку за соседним столиком. Та наклонилась в сторону Ларисы и по-русски спросила:
— Вам помочь?
— Да вот хотели кофе заказать…

Блондинка быстренько объяснилась с официантом, причем Лариса могла поклясться, что она сказала то же самое: «Ту кофе». Но минишварцнеггер почему-то сообразил, закивал понятливо, убежал.

Разговорились обычным разговором соотечественников за рубежом: давно ли приехали, а что посоветуете посмотреть, и давно ли дожди.

Блондинка охотно рассказывала, и Веня, хорошо принявший шнапсу на грудь, не отводил от нее масляных глаз.

Ох как Лариса знала этот его взгляд! Да и правду сказать, блондинка была как раз в его вкусе: с формами, с большими голубыми глазами. В отличие от Ларисы, тощей, носившей лифчики, стыдно сказать, первого размера, и унаследовавшей легкую раскосинку в глазах от какого-то, видимо, татаро-монгольского предка. Лариса и сама не знала, что в ней нашел Веня, но что-то, значит, нашел, раз именно она сейчас сидит с ним рядом, а не эта блондинка, хоть и грудастая.

Блондинка, к счастью, быстро съела свой морковный супчик и ушла, а они еще посидели за кофе, пережидая дождь. После ее ухода Лариса посмотрела на Веню с укоризной, он сразу покраснел и стал оправдываться:
-Ну че ты, че ты? Я ж для дела с ней разговаривал! Видишь, подсказала попробовать кафель-шпиц!

Лариса засмеялась.
— Она ж тебя поправила, сказала, тафельшпиц.
— Кафель, тафель — какая разница? Я с кафелем быстрее запомню!

Веня, хоть и был первостатейным бабником, но отличался добрым характером, любил выпить и пошутить. Отношения у них с Ларисой были, как в старом советском фильме, названия она не помнила: он был женат и не собирался разводиться, время от времени они встречались. Лариса была счастлива и этим, хотя время от времени срывалась, рыдала в подушку о том, что годы проходят, детей нет, мужа нет, и надо что-то менять. Проплакавшись, успокаивалась, говорила себе, что у некоторых нет и этого, и все шло своим чередом.

Они даже стали выезжать вместе на отдых. Два года назад первый раз были за границей, во Флоренции. Италия их оглушила, очаровала, и теперь Вену, куда удалось приехать сейчас, они сравнивали с той незабываемой поездкой.
-Что ж такое, дожди нас просто преследуют! Помнишь, во Флоренции тоже лило все время?

Лариса чувствовала себя абсолютно счастливой. И тогда, когда Веня писал жене смски, и тогда, когда они вдвоем выбирали подарки ей и детям. Ничего, она не жадная. Она может разделить его с женой. С нее не убудет. У других и того нет.

Не то, чтобы она так уж сильно Веню любила, но с ним было как-то веселее. Не так одиноко. Привычно, спокойно. Появился какой-то в жизни смысл. А без него бы что? Дом-работа. Работа-дом. Подруг у нее не было, родители жили в Астрахани, виделась с ними раз в несколько лет. У них была дача с лодкой на Волге, и Ларисе иногда казалось, что рыбалку родители любят больше, чем родную дочь.

В Вене они оторвались по-полной. Перепробовали весь шнапс, съездили в район виноделен — хойриге, по местному, — накупили домой вина. Тафельшпиц этот их тоже попробовали — ничего особенного, говядина и говядина, она не хуже готовит.

Вернулись в Москву, и жизнь пошла своим чередом. Дом-работа, работа-дом. О Вене напоминала разве что фарфоровая фигурка Сиси, их императрицы, помешанной на собственной красоте. С Веней встречались, как и раньше, раз в неделю. Иногда, когда у него были командировки или болели дети, реже.

Все закончилось, когда жену Вени, опытного менеджера, перевели в Екатеринбург.
— Понимаешь, Лар, у них система такая — менеджеров местами менять. Больше пяти лет вообще-то на одном месте не держат, а Оксана уже семь лет в Москве. Ну я их не брошу, ты ж знаешь. Дети ж маленькие, ты ж первая меня осудишь.

Лариса кивала, соглашалась. Конечно, как можно бросить детей, разве они в чем-то виноваты? А в груди стучал какой-то метроном: «Е-ка-те-рин-бург. Е-ка-те-рин-бург. Ка-фель-шпиц».

— Да мы с тобой еще в Париж слетаем, Лар, — заливался соловьем Веня. — Сейчас вот устроимся там, в Ёбурге этом, и варианты найдем!

Жизнь закончилась, вдруг отчетливо поняла Лариса. Теперь остались только дом и работа. А жизнь — закончилась. Сейчас ей тридцать три. Ну проживет она лет до семидесяти. Значит, остается тридцать семь. Надо как-то протянуть.

— Лар, ну ты че, расстроилась? — голос Вени вернул ее к разговору.
— Ну расстроилась, конечно, — улыбнулась Лариса. — Но ты ж у меня умный, я знаю, ты обязательно что-нибудь придумаешь. Беги уж, собирайся в дорогу, Кафельшпиц ты мой!

После ухода Вени она выбросила тоненькую Сиси в мусорное ведро, вынесла мусор и начала отсчет новой жизни.

Всего-то тридцать семь. Она справится.