Как же она любила этот момент в опере, когда рассаживаются публика и оркестр! Музыканты жмут друг другу руки и начинают извлекать нестройные вроде бы звуки, которые, соединяясь, превращаются в мелодию предвкушения праздника…

Нина точно знала: в одной из прошлых жизней она была оперной певицей. Во-первых, она читала Майкла Ньютона и была уверена, что живем мы не один раз. А во-вторых, чем иначе объяснить ее страстную любовь к опере? Музыке она не училась, разбиралась в ней слабо. Но на хороших оперных спектаклях ее всегда охватывал такой восторг, что на глазах выступали слезы, даже когда опера была комической.

Вот и сегодня нестройное гудение оркестровой ямы взбудоражило ее. Она сидела напротив духовых. Фаготы нежно обхватывали мундштуки губами, валторнист что-то упорно вытряхивал из инструмента, нарядная публика негромко рассаживалась.

Спектакль оказался точно как она любила: не костюмный, осовремененный, но без излишнего эпатажа. Золушка и принц предстали двумя ботанами в очках. В уморительно смешной свите Рамиро были переодетые женщинами мужики в стиле фильма «В джазе только девушки», а появление среди них длинноволосого бородача в женском костюме вызвало в зале гомерический хохот. Совсем недавно на «Евровидении» победил именно такой бородато-волосатый австриец неизвестного пола, и пародия была очевидной. На итальянских флагах во дворце принца были перекрещенные серп и рак, ну и много еще чего там было — стильного, смешного, но не раздражающего.

Нина была счастлива. Господи, что может сравниться с наслаждением от замечательного спектакля! Заглянула в программку: так и есть, в главных ролях наши! Все оперные театры мира укомплектованы русскими певцами. Да и танцовщиками, наверняка. Школа, одно слово.

Спектакль шел на итальянском, и название было обозначено тоже по-итальянски: La Cenerentola. Cinderella. Золушка. На всех языках звучит красиво. Когда в финале Золушка появилась в тех же очочках, но в свадебном платье, и длинноволосый принц, не переставая петь, начал запихивать ее в ретро-автомобиль, Нина вздрогнула. Она тоже, как Золушка, приехала в Австрию в надежде на принца. Здешние мужчины всегда поражали ее воображение своей элегантностью и хорошими манерами, но ей, приезжающей в туристические вояжи, казались запретным плодом. В этот раз она решила: сейчас или никогда. Сделала визу, взяла отпуск, приехала с ясной целью: найти жениха.
Нина была молода, красива и успешна. Карьера шла вверх, зарплата росла, она могла позволить себе путешествия, наряды, театры. Одно было плохо: рядом не было мужчины. Да, собственно, даже не то чтобы это было так уж плохо, а как-то неправильно. Подружки, даже самые страшненькие, все повыскакивали замуж, понарожали детей. Да, никто из них не мог вот так, без видимых причин, махнуть в Вену, купить билет на первый ряд в оперу… Но когда она встречалась с ними — поплывшими в талии, не успевающими делать маникюр, но счастливыми, — накатывала тоска. И хотелось тоже — женского счастья.

Дурацкая фраза, она ее терпеть не могла. Папа всегда на ее днях рождения говорил: «Желаю тебе, доча, женского счастья». Подразумевалось: надо выйти замуж и рожать детей. Она бесилась, сжимала губы и молча чокалась… Как будто счастье делится по гендерному признаку, или замужество само по себе это счастье гарантирует…

И все-таки мужик бы в жизни не помешал… Ишь, как эти три сестры в спектакле бьются за принца… И у оркестрантов почти у всех обручальные кольца… И публика сплошь парами да семьями…

Нина вышла из театра, переполненная музыкой и счастьем. Напротив оперы стайка выпускников с лентами в цвет российского флага пела по-русски «Когда уйдем со школьного двора»… Это ж надо, чьи-то родители расстарались, отправили отпрысков праздновать в Вену? Или, может, это дети наших дипломатов?
Нина шла по Кертнерштрассе в платье, развевающемся от ветра. Гостиница была рядом, но в номер не хотелось. И потом, надо ж как-то знакомиться с потенциальными женихами…

Женихи, как назло, все были парами. Ну вот просто все. Центр города, полно туристов — а они все же редко ездят поодиночке. Нина шла, прямо глядя в глаза всем встречным мужчинам, ловила ответные заинтересованные взгляды, но и только. Мужчины мгновенно уволакивались спутницами в дальние дали, а Нина чувствовала себя охотницей в лесу, где нет дичи.

Надо было менять тактику. Утром Нина пошла на утреннюю мессу. Там хоть сразу понятно, кто турист, а кто местный. Слушая замечательный орган, совсем некстати вспомнила фразу из фильма «Москва слезам не верит»: «На кладбище хорошо знакомиться, с вдовцами». На кладбище она все же не пойдет, но, может, в магазин мужской одежды зарулить? Как бы выбрать пиджак папе. Продавцы, покупатели… А то в церкви что-то одни старички… Видимо, не сильно верующий народ австрийцы, а может, церковь не ту выбрала…

Вышла на солнечную площадь, села в кафе, заказала großer brauner — большую чашку кофе с молоком. Официанты у них славные — модные, улыбчивые. Но что она будет делать с официантом? А с продавцом?

Кому-то, может, и продавец будет принцем. У Нины всегда была завышенная планка в отношениях. Потому, наверное, и не вышла замуж в юности, хотя предложения были. В смысле, было. Предложение. Однокурсник Димка, неплохой парень, был в нее влюблен. Но она как представила, что это — на всю жизнь… И отказала. Димка обиделся, и отношения в дружеские не переросли, сошли на нет.

Нина смотрела в чашку, вспоминая беззаботное и нищее студенчество, и вдруг услышала свое имя.
— Ну точно, Нина, — обрадованно тараторила невесть откуда взявшаяся здесь, в центре Вены, Алена, одногруппница по универу. — А мы по той стороне идем, я смотрю: ты, не ты?

Алена, не спрашивая разрешения, подсела к столику Нины, представила спутника.
— Павел, муж мой. Ты как тут, с группой? Давно приехала? На каких экскурсиях уже была? У нас сегодня «Ночная Вена», мы утром только прилетели, и надо же — сразу тебя встретили!

Павел, чем-то неуловимо напомнивший Димку, заказал кофе. Нина рассказала про себя, не упомянув, разумеется, о тайной цели поездки. Договорились встретиться на следующий день, который в расписании Алены и Павла, путешествующих с группой, значился как свободный.
— «Свободный день», придумали, — верещала Алена. — Вы ж сориентируйте сначала, где магазины, где что. А то куда бежать? Хорошо хоть, тебя встретили, покажешь тут все.

Супруги, допив кофе, ушли переодеваться перед экскурсией, а Нина раздосадованно продолжала сидеть за столиком. Свалились на мою голову. Возись с ними завтра. Хотя… План с женихами, кажется, проваливался на глазах, а со знакомыми все веселее. Тем более, Алена, хоть особым умом и не блистала, отличалась характером легким и незлобивым и вряд ли изменилась за это время. Так что — может, оно и к лучшему. Можно поехать в Шенбрунн, погулять там в парке, поглазеть на белых медведей, поесть штруделей…

План с Шенбрунном провалился так же бесславно, как и с женихами.
— Какой парк-зоопарк? — возмутилась Алена. — Этого добра и в Москве навалом. Нет уж, «свободный день» — это значит шопинг. Показывай, давай, где тут это дело.
— Нет, я пас. Магазины тебе покажу, а сама с вами ходить не буду, уволь, — Нина даже покраснела от злости. Что ж так поездка не задалась-то?

Павел, до этого сказавший от силы десять слов, вдруг тоже отказался ходить по магазинам, к которым их привела Нина: в одном было семь этажей, в другом шесть.

— Ты ж тут весь день проторчишь, — мягко сказал он. — Я лучше футбол в спортбаре посмотрю. Или, правда, в зоопарк с Ниной съезжу, если никто не возражает.
И он обвел глазами обеих.
— Ой, езжай! — Алена засмеялась. — Ты все равно бы мне все удовольствие от магазинов испортил своим видом. Ну вот что за мужики, а? Ниночка, если он тебе надоест, определи его в спортбар, он там сутки сидеть может. А то у меня список на две страницы, всем подарки привезти надо, и себя, любимую, побаловать.

И она впорхнула в лифт, который прямо с улицы доставлял страждущих в недра магазина.

Нина растерялась. И что она будет делать полдня с незнакомым человеком?
— Нина, если у вас есть свои дела, вы мне прямо скажите, — глаза Павла искрились смехом. — Я большой мальчик, я сам себя занять смогу. Но если хотите, я бы с вами с удовольствием погулял. Покажите мне свои любимые места.
И они поехали в Шенбрунн.

На следующее утро Нина проснулась от пения птиц. Окна номера выходили во внутренний дворик отеля, и там, на ветках огромных деревьев, возились какие-то птицы, похожие на грачей. По крайней мере, они были черные — в птицах Нина разбиралась еще меньше, чем в музыке.

— Кажется, я влюбилась, — сказал кто-то у Нины в голове.
— Чушь, — тут же ответил ему кто-то другой. — Взрослый человек не может влюбиться за полдня. Тебе же не четырнадцать лет.
— Не четырнадцать, — ответил первый голос. — Но я влюбилась.
И Нина снова заснула.

Оставшиеся дни отпуска были похожи на шпионский роман и бразильский сериал одновременно. Нина и Павел встречались каждый день, скрываясь от Алены, придумывая какие-то небылицы. Куда-то ходили и втроем, но было мучительно не смотреть друг на друга, не держаться за руки, не обмениваться одним им понятными шутками и словечками. Ночами в смсках писали стихи. Их любимыми были строки Тарковского: «Когда судьба по следу шла за нами как сумасшедший с бритвою в руке»…

— Что-то ты плохо выглядишь, подруга, — сказала накануне отлета Алена.
Еще бы ей хорошо выглядеть. Она не спала ночами, не могла толком есть. Налицо были все признаки подростковой воспаленной влюбленности. Она как будто брала реванш за то, что недочувствовала, недолюбила, недострадала в юности. Ко всему этому примешивалось ужасное, мучительное чувство вины перед Аленой и постоянные мысли о том, что будет дальше с ними троими. «На чужой беде счастье не построишь», — часто говорила мама, предостерегая от романов с женатыми. И Нина никогда даже не приближалась к женатым мужчинам.

Правда, что ли, судьба?

Она летела домой в самолете, совершенно разбитая. Первый раз в жизни не знала, что делать, как поступить. Нина любила Павла так, как никогда никого не любила. Она даже не подозревала, что может так любить. Но она не сможет увести его у Алены. Это будет нечестно, подло. Это не принесет им счастья.

Как сумасшедший с бритвою в руке…

Нина откинулась в кресле и стала медленно, перебирая подробности, вспоминая цвета, звуки, запахи, восстанавливать в памяти эти безумные восемь дней с Павлом…

Алена с мужем вернулись домой через три дня после Нины, с группой. Нина после отлета Павлу не звонила, но он не тревожился: договорились, чтобы не палиться, что вернувшись, позвонит он. В Вене они не смотрели телевизор, Интернета в гостинице не было.
О катастрофе узнали только в Москве, когда Нину уже похоронили.