«Утром Сева пошел в магазин. Вернувшись, он наткнулся на сонную невыспавшуюся жену…

Рита убрала пальцы с клавиатуры. Почему она все же пишет такие коротенькие рассказы? Вот ее обожаемая Дина Рубина сделала бы из одного Ритиного предложения страницы три…

«Утром Сева пошел в магазин. Он шел по солнечной стороне улицы, наступая на рваный ковер, который образовывали солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь плотную жирную листву платанов. Где-то в районе Верхней Масловки звенели детские голоса. Сева потрогал руками приятную на ощупь мягкую кожу нового ремня, подарка Анны. Ремень был дорогой, очень подходил к брюкам — брюки, кстати, имели свою историю».

И так далее, и так далее… Пока Сева дошел бы до магазина, читатель узнал бы всю историю его рода, изучил бы его гардероб, его отношения с начальством, успел бы запутаться в Севиных женщинах…

А Мастер Чэнь? Еще один обожаемый, недавно открытый Ритой писатель. У него Сева пришел бы в магазин, и, пока выбирал вино, читатель узнал бы историю итальянского виноделия, научился бы различать шпетбургундер и дорнфельдер, а когда Сева переместился бы в отдел японской еды, там произошло бы убийство палочками, завязался детективно-любовный сюжет и ох как нескоро вернулся бы Сева к сонной невыспавшейся жене…

Краткость — сестра таланта, но враг гонорара, — вздохнула Рита и снова потянулась к клавиатуре. Она писала короткие рассказы. Рассказики, как она сама говорила. Даже хотела так назвать первый сборник. Отговорила редакторша, тощая рыжеволосая женщина неопределенного возраста с нелепым именем Сусанна.

— Ну какие «рассказики»? — нервно спрашивала она хриплым низким голосом. — Несерьезно. Читателя надо привлекать названием, а не отпугивать.

Рита была начинающим писателем, ничего в издательском деле не понимала, редакторшу слушалась и никак не могла избавиться от удивления по поводу собственной (!) первой (!) книги…
Сейчас она заканчивала пятую. У нее уже было имя, читатели ее любили, книг ее ждали, редакторы стали гораздо более покладисты. Никто из них не подозревал, что Рита до сих пор находится в изумлении от своего прорезавшегося таланта…

Раньше Рита работала искусствоведом. Весь день проходил в выставочном зале: встречи с удачливыми и не очень художниками, устройство выставок, реклама, планы — все было на ней. Поэтому когда случился «приход», как с юмором называл муж ее открывшиеся способности, и когда этот приход стал приносить деньги — не ахти какие, но все же регулярные, Рита с чистой совестью бросила и своих художников, и их выставки, сосредоточившись только на рассказах. Ей нравилось писать, и все было бы ничего, но муж стал воспринимать ее как домохозяйку. Со всеми вытекающими последствиями. По будням он начал приходить домой обедать, требовал свежей и вкусной еды, отглаженных рубашек, идеального порядка. Рите было жаль времени на ежедневную готовку, она не очень любила стоять у плиты. Но на робкое предложение мужу продолжать обедать в столовой она получила в ответ возмущенный словесный залп. Муж завелся, прочел ей лекцию о том, какой должна быть настоящая женщина, как она должна прекрасно готовить, шить и вязать, а вот писательские таланты — это приложение к талантам основным, женским. Рита послушала вполуха — в голове сидел очередной рассказик, просился на волю, было совсем не до словесных пассажей мужа. Надо же, придумал: шить-вязать! Домострой какой-то! Она примиряюще погладила мужа по плечу, пообещала выучиться готовить вареники с вишнями и убежала к компьютеру…

Вот сегодня утром как раз про эти вареники муж ей и напомнил, бросив вскользь, что вишня скоро отойдет, а из мороженой вареники, конечно, сделать можно, но есть их будет нельзя.

Делать нечего, надо оставить Севу с невыспавшейся женой и топать за вишнями. Рита поискала в Интернете рецепт, удостоверилась, что все остальные компоненты ее будущего кулинарного шедевра в доме имеются. Последний раз она готовила вареники с вишнями лет двадцать назад, на заре туманной юности… В юности она вообще готовила много и часто, не ленилась. Да и в магазинах было не очень, не то что сейчас: вообще можно не готовить, все продается. Но вот поди ж ты: хочется мужу, чтоб готовила сама… И чего капризничает?

Была б Ритина воля, она питалась бы одними бутербродами и полуфабрикатами. Дочь тоже, к счастью, неприхотлива, и сейчас, в своем московском студенческом общежитии, по поводу еды не парилась, по домашней готовке не скучала.

Вишня в магазине оказалась прекрасной: крупной, темной, с лоснящимися атласными боками. Рита размышляла, не купить ли еще овощей, как вдруг услышала за спиной:

— Маргарита Петровская?

Она обернулась. Невзрачный худой мужчина с испитым лицом смотрел на нее с нескрываемой радостью.

Рита, как она сама говорила, была широко известна в узких кругах. То есть совсем не настолько, чтобы ее узнавали на улицах. По телевизору ее не показывали, портреты на книгах, конечно, были, но… В общем, она застыла перед узнавшим ее мужчиной в некотором замешательстве.
— Не узнаееешь, — протянул тот. — Неужели так изменился?

Рита поняла только, что это не читатель, и вгляделась повнимательнее. Да нет, она не знала этого человека, разве что глаза… Редкого синего цвета, они были похожи на чьи-то… Что-то такое напоминали давнее…

— Ну ты, Ритка, даешь, — мужик, похоже, даже обиделся. — Я понимаю, столько лет прошло, Королева Марго может и не помнить своего Ла Моля…

Рита вздрогнула. Алкоголь. Как беспощаден алкоголь к мужской красоте… В университете все подшучивали над совпадением их имен и фамилий. Ее звали Королевой Марго — и из-за имени, и из-за прямой, царственной походки, которую выработала гимнастика. Олег Молькин стал Ла Молем позже, когда все заметили, что он не сводит глаз с Маргариты и старается быть всюду, где бывает она… Олег любил ее так самозабвенно, что она откликнулась, влюбилась тоже, они были дружны, счастливы.

Потом случилась какая-то глупость: кто-то что-то сказал, кто-то к кому-то приревновал… Только в восемнадцать лет можно расстаться навеки после клятв в вечной любви… И ведь расстались, и ведь практически навеки. Безвозвратно.

— Ла Моль, — сказала она. — Привет, Алик! Как ты?

Они пошли в кафе и за чашкой кофе за пять минут рассказали друг другу всю свою жизнь после расставания. Да и что там особо рассказывать? Свадьбы, дети, работа. Рита ничего не сказала про рассказы. Олег не упомянул про алкоголь. В общем, говорить больше было не о чем: ни общих тем, ни общих нынешних знакомых. Только воспоминания. Все в прошлом.

Рита несла домой вишни и размышляла, пил бы Олег, если бы женился на ней. Писала бы она, если бы вышла за Олега.

Кто знает, кто знает… Вышло так, как вышло. Да, она никогда не любила мужа так, как Олега. Но может, это и к лучшему? Страсть не всегда приводит к счастью, решила Рита и принялась лепить вареники.

Олег продолжал сидеть в кафе, пил уже не кофе, а виски. Зачем, ну зачем он ее окликнул сегодня? Что на него нашло?

Он следил за ее жизнью все эти годы. Девятнадцать лет и четыре месяца. Столько прошло после их глупого расставания. Олег со своей медлительностью тогда все раздумывал, как половчее помириться, решил, что надо делать предложение. Денег на хорошее кольцо не было, он уехал на все лето в стройотряд, а когда вернулся, Рита уже была замужем. Замужем. За этим ее Генрихом, как он прозвал ее мужа. Как в «Королеве Марго», в самом деле: не любила, но замуж вышла и была преданной женой…

Олег не понимал, что ему делать. Ждал, что она так же быстро выскочит из этого брака, как вскочила в него. Но Рита забеременела, родила дочь, и Олег понял, что возврата нет.

Он знал все, что с ней происходит. Ну или почти все. Старался на глаза не попадаться, но издалека часто видел ее — то гуляющую с дочкой, то несущуюся в свой выставочный зал… Он читал все ее книги — по много раз, заканчивая и начиная сначала… Вся его жизнь была наполнена Ритой. И он был уверен, что и в Ритиной жизни есть место ему. По крайней мере, в воспоминаниях. Хотя бы в воспоминаниях…

Никакой семьи, никаких детей у него не было. Рита была его семьей все эти годы. Он наврал ей, чтобы не мучилась чувством вины: вот, мол, из-за нее у него не сложилось…

Но сейчас, заливая в себя виски, Олег вдруг отчетливо понял, что Рита не вспоминала его все эти годы. Она даже не узнала меня, горько сказал он сам себе. Наверное, она и не любила меня так, как я ее…

— Мужчина, книжку забыли, — крикнула вслед ему официантка, когда он направился к двери неуверенной походкой.

— Возьмите себе, — отозвался Олег. — Я уже прочитал. Хорошие рассказики, вам понравятся".