Анастасия Меськова: «Я всегда мечтала по-крупному»
Сериал «Сладкая жизнь», где актриса играет одну из главных ролей, называют провокационным. WomanHit узнал, что она сама думает по этому поводу.
Сериал «Сладкая жизнь», где актриса играет одну из главных ролей, многие называют провокационным. WomanHit узнал у самой Анастасии, что она думает по этому поводу.
— Анастасия, современное поколение знает вас по сериалу «Сладкая жизнь». А вот люди постарше прекрасно помнят по телевизионным роликам, в которых вы появились еще маленькой балериной…
— И конкурсу «Утренняя звезда». Да, в детстве я была звездой, ко мне даже в троллейбусе подходили за автографом. Мне это казалось абсолютно нормальным. Ведь я начала заниматься балетом с четырех лет.
— Потом вы на долгое время исчезли из телеэфира, и оставалось только гадать — серьезным ли было ваше увлечение балетом?
— Абсолютно серьезным. В детстве я была не без способностей и получила известность совершенно заслуженно — а дальше что? Дальше я осознанно ушла на какое-то время в тень и получила профессию, которая на сегодняшний день является моей основной. На данный момент я являюсь первой солисткой Большого театра. Кино в моей жизни было всегда, но с перерывами, а основная моя профессия — балет.
— Большой театр — очень высокая планка…
— Самая высокая. Но я всегда мечтала по-крупному. Когда я училась в хореографическом училище, то всегда понимала, что хотела именно туда. Большой есть Большой. У меня были предложения уехать после выпуска за границу, и я уверена, что также сделала бы там прекрасную карьеру. Но разве может быть что-то лучше того, что я имею сейчас? Вряд ли.
— Глядя на вас, совершенно не скажешь, что за кулисами Большого сплошные склоки и интриги, о которых нам часто рассказывают.
— Единственные подводные камни, которые остаются за кулисами и которых не видит зритель, — это наше убитое здоровье. И это самое страшное. К своим 30 годам я давно как старая бабушка. У меня к дождю ноет там и тут: здесь отколот кусочек кости, там был надрыв связок, тут бурсит и так далее. И так почти у всех балерин. А коллектив у нас очень большой. Приезжая в провинциальные театры, я прямо в воздухе чувствую там конкуренцию. У нас намного проще. Огромное количество спектаклей, очень разносторонний репертуар, поэтому у меня и не возникает такого чувства. Единственное, отчего могу плакать за кулисами, то только оттого, что у меня болит нога. Но я себя пересиливаю и выхожу на сцену.
— Вы легко согласились на съемки в «Сладкой жизни»?
— Если бы мне предложили этот проект чуть раньше, я бы сказала категорическое «нет». Я работаю в довольно консервативной профессии, однако у нас тоже бывают разные спектакли. Когда начинала в Большом, у меня был спектакль «Ромео и Джульетта», где я кричала в голос и пинала ногами Ромео. Это было очень экспериментально, но я была молодая и смелая. Потом наступил период, когда я стала всего немножко побаиваться. А пять лет назад, в год сотрудничества Франции и России, у нас родился совместный проект с Анжеленом Прельжокажем на музыку знаменитого диджея Лорана Гарнье, на который я согласилась со страхом, но в итоге он меня абсолютно изменил и перевернул как артиста и человека. Для меня раздвинулись рамки, я совершенно по-другому начала относиться к собственному телу, к обнаженному телу, я согласилась на красивейшую съемку для мужского журнала. Это было стильно и без пошлостей. Я просто по-другому на это взглянула. Когда мне предложили «Сладкую жизнь», конечно, это выглядело шокирующе, особенно на бумаге. Зная, что в российском кинематографе вообще не умеют снимать любовные и откровенные сцены, а тут их очень много, и они являются точкой отсчета кризиса в отношениях наших героев, потому их никто не вырежет, я была не совсем нацелена на этот проект. И только знакомство с режиссером Андреем Джунковским меня успокоило. Я поверила этому человеку и поняла, что он не будет снимать гадостей. А когда увидела себя на картинке в исполнении оператора Ильи Овсенева, у меня вообще не осталось никаких сомнений, что я буду сниматься в этом кино, было очень красиво.
— Вернемся к балету. У вас ведь в детстве была серьезная травма…
— И не одна. Но самая серьезная, которая грозила мне тем, что я закончу танцевать, произошла у меня в 15 лет, когда я не встала с кровати. У меня случилось очень сильное разрушение суставов, и я провалялась где-то полгода. Меня лечили многие врачи — специалисты хотели поставить мне титановый сустав, но это поставило бы крест на моей карьере. В итоге меня спасли. И вот сейчас, спустя семь лет, с тех пор как я вышла из декрета, у меня случилась вообще непонятная травма — откололся кусок косточки в ноге. Это как граната в кармане: рванет — не рванет. Я могу два месяца о ней вообще не вспоминать, но потом вдруг происходит смещение, и это такая боль, что я уже не могу терпеть — у меня встает работа. Исключительно профессиональная травма, из-за того что мы работаем на пуантах.
— Можете рассказать несведущим в балетном деле, как они устроены?
— Это довольно жесткий стакан из многих слоев ткани. Все очень плотно проклеивается и обстукивается молоточком. Пальцы в нем соединены и тем самым становятся тверже. Это все чудовищно, противоестественно и бесчеловечно для ноги, но таков наш рабочий инструмент. Каждая балерина готовит пуанты исключительно под себя. Со стороны это напоминает кружок кройки и шитья. (Смеется.) У моих домашних случается истерика, когда я усаживаюсь на диване, обкладываю себя молотком, плоскогубцами, пилой, паяльником, зажигалкой, нитками, иголкой, шилом — вокруг меня происходит дикий разгром! Я шью себе пуанты! (Смеется.)
— Как ваш 9-летний Василий реагирует на эти занятия?
— Для него это уже стало нормой жизни — приходить в гримерку и общаться с примами Большого театра. Я в детстве могла позвонить президенту на домашний, а солистка Boney М брала у меня автограф, потому что была в диком восторге от моей работы. Я это спокойно воспринимала — а что здесь такого? Когда у меня спрашивают про звездную болезнь, я всегда говорю: «Мне вообще никогда не казалось, что я какая-то особенная». Я просто делаю то, что мне очень нравится, а за этим стоит большой труд. В детстве у меня были занятия по балету, музыкальная школа, плюс дополнительно я занималась дома, пела романсы. Когда мы уехали в экспедицию на съемку «Маленькой принцессы», мне и там нашли преподавателя, и я в перерывах между игрой в кадре занималась балетом. Конечно, я не веду себя так: мол, я звезда, несите мне шампанское с черной икрой. Никогда не наглею и не гну пальцы. Но я знаю себе цену и понимаю, чего достойна. И это не звездность, а профессионализм и адекватное понимание. Люди же очень быстро путают доброту со слабостью.
— Сколько времени вы посвятили декрету?
— Очень мало. Я пропустила в театре всего один сезон и быстро восстановилась. У меня и до декрета был хороший послужной список, а после начался какой-то новый виток, который пришелся как раз на карьерный рост. У меня, например, есть такой проект в театре, как «Мойдодыр». Такой гордости от собственного ребенка я не чувствовала никогда, потому что его мама там — главная Мочалка! Дети меня обожают, это здорово. У меня наконец сбылась мечта: я станцевала Мирту в «Жизели». Я к этому шла очень долго.
— Наверное, вопрос про ваши жизненные интересы не совсем уместен. Складывается ощущение, будто время у вас остается только на сон…
— Ну почему же? Я очень люблю готовить. Это мой фетиш, мое хобби, меня оно очень расслабляет. Люблю принимать гостей — наша команда «Сладкой жизни» часто засиживается у меня дома, а я их кормлю треской или салатом из кальмаров. Читать люблю, но сейчас у меня на это мало времени. Когда я жила чуть дальше от театра, у меня дорога до работы занимала 30 минут в метро, и за это время я успевала пополнить свой литературный запас. А сейчас еду буквально 15 минут, и книжку открывать не успеваю. Дома это еще сложнее, потому что там ребенок, собака, кошка, любимый человек и родители. Я уже достигла такого возраста, в котором больше нянчусь с ними я, чем они со мною. Из последнего, что я перечитала уже во второй или третий раз, был «Грозовой перевал» Эмили Бронте, любимая книга многих артистов. А в театре у меня лежит «Убить пересмешника». В кино предпочитаю какой-нибудь арт-хаус. При этом могу 68 раз пересмотреть «Красотку». Еще я обожаю фастфуд, хотя иногда дома три часа карамелизирую грушу, чтобы на ней была именно светлая глазурь. Такие вот крайности. Конечно, я не слушаю Rammstein, но в юности очень увлекалась русским роком, хотя могу включить дикую попсу, а потом перейти на классическую музыку. Я открыта для любых предложений. Я не пропагандирую беспорядочные половые связи, но давайте не будем ханжами. Если мы не будем произносить слова «секс» и «наркотики», как будто от этого что-то исчезнет. При этом если у нас на афише в Большом на спектакле «Риголетто» стоит ограничение «16+», это значит, что на него не нужно ходить с 9-летними детьми, как делают это некоторые мамаши, а потом возмущаются и ругаются с администраторами. Также и наш сериал — мы снимали не про секс, а про отношения.
