Актер Константин Крюков сегодня нарасхват — он снимается сразу в нескольких кинопроектах, на днях представил новую ювелирную коллекцию, а совсем недавно еще и стал ведущим программы «Звезды и мистика с Константином Крюковым». Впрочем, он планирует свое время так, чтобы уделять внимание и семье, и маленькой дочке, и любимой девушке Алине.

— Константин, вы производите впечатление абсолютного эстета, интеллектуала и рационалиста, и вдруг — программа о мистике. По-моему, она никак не вяжется с вашим имиджем.
— Но она вяжется со мною с точки зрения кино! (Смеется.) А кино — и есть само по себе мистика. Мы же создаем искусственный мир, фабрику грез. У обычных людей, попавших на съемочную площадку, случается шок. Они же думают, что все просто: сняли — выпустили. И не представляют, что ради минуты экранного времени иногда трудятся 150 человек, да еще пригоняют 25 танков и 35 вертолетов. И превращение актеров в персонажей — тоже мистический процесс. Часто ко мне подходят люди и разговаривают не со мной, а с моим героем. И я не знаю, как на это реагировать. Когда шел сериал «Любовь как любовь», ко мне подходили пожилые женщины, говорили: «Миша, ты что, не улетел в Америку? У твоей-то там с писателем шуры-муры…» Я отвечал: «Бабуль, я не Миша, я — Костя». Или вопрос, который я слышал раз пятнадцать после «9 роты»: «Братан, ты зачем вообще вышел из землянки? Тебя бы тогда не убили». Люди воспринимали меня как человека, который воевал и которого убили в Афгане. Смешная, мистическая ситуация. И с такими перевоплощениями связана вся актерская жизнь.
— Вы ведь и сам, перед тем как получить свою первую роль в «9 роте», тоже не относились к кино всерьез?
— До того как я попал на съемочную площадку, мне казалось, что все это — детские игры. Но когда увидел огромную съемочную группу, в первый же день осознал, насколько это сложно и какого большого профессионализма, знаний и множества других человеческих качеств это требует. Вообще должен сказать, что для меня, как для верующего человека, нет никакой мистики. Но есть какие-то совпадения, которые не всегда случайны. Вот я сейчас снимаюсь в картине «Лучшая девушка Кавказа». И понимаю, что этот сценарий — совершенно обо мне. Мой герой — австриец, который случайно попадает на Кавказ. Я провел свое детство в Швейцарии, в 16 лет пришел учиться в Московскую юридическую академию, а как известно, юриспруденция популярна среди кавказцев. И на сегодняшний день половина моих друзей — кавказцы. И когда ты получаешь сценарий и понимаешь, что он очень сильно связан с тобой, — это тоже странно. Дальше приходят ваши коллеги журналисты и говорят: «Конечно, на „Лучшую девушку Кавказа“ вас устроил ваш дядя Федор Бондарчук. Как вы к этому относитесь?» А я отношусь к этому только как к иронии над своей судьбой.
— А у вас за время работы в кино появились какие-то суеверия? Вы чего-то сторонитесь?
— У меня никаких суеверий нет. Я не сажусь на сценарий, если он падает, и не грызу на площадке семечки, потому что их просто не люблю. У меня есть только одно понимание на сегодняшний день, которое мне дало кино: в жизни нужно быть готовым ко всему. Потому что часто, снимаясь в каких-то сценах, я говорил: такого не бывает вообще! И потом, спустя год-два, оказывался в точно такой же ситуации.
— Несмотря на то, что кино произошло в вашей жизни случайно, в настоящее время мы беседуем с вами как со сложившимся актером.
— Надеюсь.
— А вам не хотелось бы теперь получить еще и актерское образование? Подвести под свой опыт и теоретическую базу?
— Мне кажется, его уже поздновато получать, да и объективно мне не позволяет этого сделать моя занятость. Потом я не очень люблю учиться в учебных заведениях: на мой взгляд, они все очень унифицированные и не сильно эффективные. Сегодня мы живем в эпоху абсолютной доступности информации, и легче заниматься самообразованием. Читать, познавать, общаться и делать это в частном порядке. Не думаю, что я сейчас смог бы себе позволить пойти где-нибудь отучиться пять лет. Если у меня есть задача поработать с голосом, я могу нанять педагога. Более того, на съемках практически каждой картины мне приходится обязательно чему-нибудь учиться, начиная от фридайвинга и езды на лошадях до различных игр. Вот сейчас я снимаюсь у Григория Константинопольского и даже записал три песни, хотя терпеть не могу петь в караоке. И одна из них мне даже очень понравилась!
— А старые навыки продолжаете совершенствовать? Например, ваше умение рисовать?
— Художественное образование — очень камерная штука. Для меня это некий ритуал, предполагающий спокойствие и отсутствие внешних раздражающих факторов. В прошлом году у меня такой возможности не было. Сесть и хотя бы начать писать большое произведение в сумасшедшем московском котле с постоянно звонящим телефоном — абсолютно нереально.
— А ваша студия в Праге еще сохранилась?
— Нет, она была там, потому что раньше у меня в Карловых Варах жил отец. У него в Чехии был бизнес, и я к нему часто летал. А сейчас я живу за городом, и моим храмом в доме является мой кабинет. Там у меня даже стоит мольберт и разложены краски. На всякий случай.
— И картины, хотя бы часть коллекции, наверное, хранятся тоже там?
— Да, картины практически все дома. Есть 3−4 работы, которые висят у друзей и у папы в Австрии. Все остальные — у меня. Но изобразительное искусство присутствует в моей жизни постоянно благодаря моей ювелирной работе. Ведь это не просто — нарисовал эскиз и сразу его продал. Для того чтобы укомплектовать первую коллекцию, я сделал около 600 эскизов. И идеи приходят постоянно, я все время что-то набрасываю. На самом деле ювелирное искусство — это квинтэссенция всех моих занятий по жизни. А то, что я актер и публичный человек, дает мне большие плюсы и в продвижении нашего товара, и себя как ювелира. Успех в актерской профессии во многом зависит от случая — от сценария, от режиссера. А здесь я сам несу всю ответственность за то, что происходит. И очень рад, что бизнес оказался для меня таким же креативным пластом, как и актерское занятие.
— В художественную школу вы пошли учиться благодаря дедушке, кинорежиссеру Сергею Бондарчуку; ювелирным делом занялись по совету отца, а сниматься в кино пригласил дядя. Спасибо вашей семье, которая воспитала вас таким разносторонним?
— Конечно, большую роль играют те качества, которые в тебя вкладывают родители. А дальше не менее важно, какие ты приобретаешь. Когда я учился в школе, у меня был один ненавистный предмет — биология. Я вообще не понимал: зачем меня учат внутреннему строению червячка? В какой-то момент подошел к преподавателю и говорю: «Можно я больше не буду ходить к вам на уроки?» На что он сказал: «Мы здесь не для того, чтобы ты про червяка знал, а чтобы ты получил информацию из совершенно разных отраслей и мог понимать, как работать с нею. Поэтому сиди и развивайся». То же самое в меня заложил мой отец. Главное — уметь работать с информацией. А в какой среде ее применить, кем ты захочешь стать — это уже твое решение.
— А сейчас ваш отец доволен тем, как сложилась ваша профессиональная карьера?
— Мне кажется, в нашей семье никто никогда довольным не бывает. Если ты доволен — пора идти на пенсию, отдыхать и ничего не делать. Это тормоз прогресса — быть довольным всем, что происходит. Всегда хочется лучше, интересней, сложнее, выше, как-то развиваться, иначе — ступор.
— А как оценивает бабушка, актриса Ирина Скобцева, актера Константина Крюкова?
— Поощрительная система не особо продуктивна. Чаще всего после очередной моей работы Ириша садится и подробно начинает мне объяснять, где и как можно было что-то еще доделать. И я этому очень рад, поскольку она — человек с невероятным опытом. Я люблю советоваться с нею и с Федором, но у Федора, к сожалению, просто меньше времени.
— С уходом мамы кто стал для вас сейчас самым близким советчиком из семьи — бабушка, папа?
— Очень сложно сделать иерархию из родственников и близких мне людей, потому что они все для меня равнозначны и дороги, и я не могу никого из них выделить. Самыми близкими друзьями и советчиками для меня всегда были отец и мама. Мы все друг с другом общаемся, пытаемся в чем-то помочь, посоветовать, поддержать.
— Алина уже тоже стала полноправным членом вашей семьи?
— Конечно!
— Вы — записной модник. Ваш стиль в одежде — ваших рук дело?
— В плане одежды передо мною с детства были как минимум примеры отца и Федора. Мне кажется, для нормального мужчины мода вообще не должна занимать много времени. И если бы я ей следовал, то, наверное, ходил бы сейчас в кедах и узких джинсах. А так у нас все в семье — большие любители классики. В этом направлении мужская мода не сильно изменилась. Единственное, чем больше мы зарабатываем, тем дороже становится ткань костюмов. Я — не большой любитель погони за брендами, и если есть возможность, костюмы себе отшиваю. Это гораздо интереснее, поскольку ты можешь сам выбрать все по вкусу — от пуговиц до ткани подкладки и формы лацканов пиджака.
— А насколько еще актуально ваше увлечение чайниками и чаем?
— Я много путешествую, и мое увлечение чаем и чайниками уже перешло в большое увлечение Китаем. А Алина уже третью неделю фанатично изучает китайский язык! Чай я по-прежнему очень люблю и всегда вожу с собою пакетики. Могу забыть положить носки, но чай — никогда. Это уже как предмет личного комфорта. Из чаев люблю только китайский. Хотя однажды индийцы угостили меня настоящим дорогим ассамом, и я был самым счастливым человеком, когда пил его по утрам целый месяц.
— Мне очень понравилось: вы увлеклись Китаем, а китайский язык учит Алина.
— Будучи одним общим целым, нужно, чтобы это целое обязательно знало китайский. (Смеется.) Да и я бы язык выучил с удовольствием, просто у меня на это нет времени. Зато Алина теперь приезжает и по вечерам мне рассказывает про ключи и иероглифы. Вообще у меня есть мечта поработать с китайцами в кино. Все вот горят Голливудом, а мне кажется, в Азии гораздо интереснее.
— Вашей дочке Юле от первого брака в сентябре исполнилось пять лет. Успеваете уделять ей внимание?
— Конечно, если я в Москве, я стараюсь видеться с нею, общаться, играть. Но есть объективная реальность, по которой очень часто у меня это не получается. Я вырос в неразведенной семье, но при этом тоже не часто видел отца, потому что с детства был приучен к тому, что папа должен работать. У Юльки — прекрасная мама, у мамы — прекрасный муж, у дочки — есть два прекрасных папы. Все прекрасно, по-моему! (Смеется.)
— До того, как вы снялись в «9 роте», никто не знал, что вы принадлежите к известной кинематографической династии. Но теперь ваша фамилия известна, и ее же носит и ваша дочь. Как вы думаете, на Юлю будет давить тот факт, что она — дочь Константина Крюкова?
— Мы с ее мамой сознательно все обставили так, что Юлю это совершенно не касается. Мы не фотографируем ее, не даем никаких интервью и нигде не показываем. Если она захочет развиваться в этом направлении, иметь какую-то публичность, заниматься творческой профессией, которая предполагает афиширование себя, — мы будем ей помогать и давать советы. А пока у нее должна быть своя частная жизнь, которая ценнее, чем все остальное.