- Катя, не все знают, что вы еще и поете. Сейчас получается часто выступать на сцене?

- Пою редко. Но у меня много фанов, Например, всё время на мои выступления приходит пять женщин из психиатрического отделения: «Мы уже не в первый раз у вас на концерте. Катя, скажите, а можно какой-нибудь концерт секретный 18+ сделать?» Я и представить себе не могла, что какие-то секретные концерты проходят для взрослых (смеется). Хотя много приезжает девочек с родителями. Я иногда пою со своими фанами, даю им свободный микрофон. В кино пою теперь уже. Вопрос однажды прозвучал: «Вы поете, может, вам в мюзикл пора?» Наверное, не знаю. Хотелось бы. Я вообще к этому отношусь так: мне достаточно. Я так люблю жизнь, ничего не успеваю.

- Но вы сказали, что хотелось бы?

- Сейчас, мне кажется, чем я становлюсь старше, тем у меня времени меньше. Не успеваешь ничего, только проснулась, а уже вечер. Правда, есть такой момент: если ты себя чувствуешь хоть чуть-чуть художником, тебе надо успеть реализоваться. Пока еще можно прыгать, танцевать. На самом деле всё не просто так. Я дирижер хора по первому образованию и понимаю, что всё в жизни не просто так. Я детям это всё время говорю: чем больше ты в себя вложишь, чем больше научишься чему-то, иностранному языку, например, тебе он пригодится. «Ты умеешь на мотоцикле, поехали вместе?» — «Умею. Поехали». Это же круто!

- А чем вам помогает то, что вы являетесь, по вашим же словам, озоноголиком?

- Озономаном, я бы так сказала (смеется). Конечно, это же так удобно. Всё можно из дома заказать. Тем более времени нет, приходится постоянно думать над образом. Я человек шизанутый в этом смысле, у меня премьера, я думаю о роли. И, конечно, это отражантся на моих бедных детях: «Мам, мам, мам». — «Что?» — и дальше они что-то говорят, а ты вообще не слышишь, но делаешь вид, будто ты слышишь. Представляете, если ты несколько ролей играешь параллельно — это момент шизофрении.

- А что с музыкой дома?

- Я часто слушаю музыковеда Михаила Казиника. Он говорит: давайте слушать классику детям, он у вас в колыбели — включайте Моцарта. И на самом деле это так. Я благодарна моей маме, что она меня просто ремнем направляла, потому что были периоды, когда я не хотела заниматься два часа в день, тогда она меня просто закрывала и говорила: «Через мой труп ты пойдешь на дискотеку, занимайся». Спасибо, мамочка, я тебя очень люблю. Мне очень всё это пригодилось. Я же не знала, что артисткой буду.

- Внуку Тимофею какую ставите музыку?

- Да я пою ему всё время, он сам начинает подпевать, сам себя укладывает, поет. Поющий мальчик. Хочу сейчас инструмент купить, чтобы уже можно было сажать его, чтобы он понимал клавиши, звук. В общем, я очень одухотворена тем, что у меня есть то, думаю, куда направить мою бешеную энергию.

Лилия Шарловская

- Многие актрисы боятся слово «бабушка». Какое у вас к этому отношение?

- Мне дали микрофон для роли Айседоры Дункан, на котором было написано «бабушка». Чей это? Не знаю. Еще не было внука, а мы уже смеялись. Но дочка уже была беременная, вот мне и дали такой микрофон, решили подшутить. Нет, не боюсь. Я с юмором отношусь к этому. Я все-таки считаю себя умным человеком, чтобы бояться такой ерунды естественной. Наоборот, круто. Очень круто!

- Помимо пения, чем еще радует внук? Что он привнес в вашу жизнь?

- Он меня просто спас, мой внук! Он мое счастье, мой цветочек, пирожечек, мой дорогой Тимоша. Потому что после 24 февраля я думала, что умру. И он меня реанимировал. Все думали, что умрут, а многие так и продолжают думать до сих пор. Но существует иммунитет: нас пощадили, отменив «локдаун». Я к тому, что надо как-то жить, потому что мы не знаем, какие глобальные перемены нас ждут в будущем. Вообще не знаем. Ничего. Надо просто оставаться людьми и своим детям помочь. Они думают: родители в растерянности, не знают, куда бежать. Куда? Что? Да никуда не бежать. Где родился — там и пригодился! Так мне говорил папа всегда. Я и дом строила здесь, в России, а не где-нибудь за границей.