Анна Друбич — о жизни за океаном: «Ричард Гир советовал мне присмотреться к Нью-Йорку»
Наследница режиссера Сергея Соловьева и актрисы Татьяны Друбич тоже выбрала творческую профессию, но карьеру сделала в Голливуде. О легендарном отце, дружбе с Валерием Тодоровским, памяти о Евгении Брик и звездах на улицах Лос-Анджелеса — в интервью
Анна Друбич появилась на свет в семье легендарного режиссера Сергея Соловьева и его музы, актрисы Татьяны Друбич. И еще в юности приняла судьбоносное решение, что будет делать первые шаги в профессии на Западе, где нет шлейфа знаменитой фамилии. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».
— Анна, будь я кинорежиссером, пригласила бы вас на главную роль в «Алисе в Стране чудес». Мне кажется, вы идеально рифмуетесь с этим сказочным персонажем, с ее любопытством к миру и любовью ко всем существам…
— В детстве это моя любимая сказка была, между прочим.
— В вас как-то сочетаются воздушность, нужная для вдохновения, и прагматичность в известной степени…
— Моя профессия подразумевает наличие подобных качеств. Это тот род деятельности, который сначала требует способности к некой медитации, практически спиритическому сеансу, чтобы уловить нужную тебе музыкальную структуру, а потом необходим уже точный бухгалтерский расчет, чтобы мелодию высчитать, оркестровать. Чтобы справиться с этой комбинацией, нельзя быть человеком не от мира сего. Возможно, у меня и имеются какие-то художественные странности, но лично я их не замечаю, это надо у моего окружения спрашивать. Но одна страсть, совсем не девчачья, у меня есть — очень интересуют техника, электроника, новые технологии. Чувствую буквально природную расположенность к этим вещам. Без мужской помощи способна починить любой компьютер, настроить какую угодно программу. Подруги в шутку называют меня «маленьким гением», так как никакая техногенная проблема не ставит в тупик, наоборот, я азартно включаюсь в ее решение.
— А какие у вас тогда исключительно женские слабости?
— Не знаю. Шопинг не люблю, и макияж не самая моя сильная сторона. Старшая дочка нередко меня критикует, дает советы, удивляется, что я не могу нанести хайлайтер. (Улыбается.) Саша у меня в этом деле спец: на все важные мероприятия красит меня она. Еще к кулинарии неравнодушна — отлично готовит. Вряд ли дочка продолжит династию, с ее светлым умом она найдет себе применение в любой области. Например, в бизнесе. Она уже сейчас активно заводит какие-то аккаунты, придумывает проекты, зарабатывает деньги. А младшая, очевидно, тянется в сторону искусства. Хотя еще рано об этом говорить.
— Дочерей воспитываете примерно так же, как воспитывали вас?
— В нашей семье был негласный принцип не мешать жить друг другу. Собственно, это правило актуально и для нас. Мы с мужем увлечены своим делом, у нас совершенно нет времени третировать детей, и они растут самостоятельными личностями, умеющими брать ответственность на себя. Старшей, Александре, четырнадцать лет, она занимается музыкой, играет в теннис, а Джейн шесть, у нее тоже музыка и гимнастика. У обеих крайне насыщенный график, но они уже сами разруливают какие-то текущие ситуации с педагогами, справляются со сложными заданиями, и я этим горжусь. Очень довольна, что они одинаково хорошо владеют как английским, так и русским языками, говорят без акцента. Старшая еще изучает итальянский, а младшая — французский. В их возрасте помимо основных занятий в своей немецкой школе и музыкальной я тоже посещала множество кружков.
— Вы редкий ребенок, который не мучился в музыкалке, а кайфовал. Папа-меломан развивал ваш вкус?
— Разумеется, дома была гигантская коллекция виниловых пластинок, компакт-дисков, которые я все подробно изучала. Помню, как зафанатела от группы «Битлз»… Отец — самый умный человек, которого я только встречала в своей жизни, но он никогда со мной не вел каких-то специальных воспитательных бесед. Не могу сказать, что обсуждала с ним свои житейские проблемы, ожидая совета, но порой, в какие-то переломные моменты, он вскользь, даже почти в шутку говорил пару фраз, которые совершенно точно меняли все в моем восприятии. Например, что, конечно, правильно стремиться чего-то достичь, трудиться, но не менее важно иногда остановиться и прислушаться: «дует ли попутный ветер в задницу». (Улыбается.) Если дуновение заметно, значит, все правильно делаешь, а если нет, то, может, и не стоит активно прорываться. Папа, кстати, не был инициатором появления в моей жизни музыкальной школы. Скорее это стало желанием мамы, и позже она даже чуть-чуть огорчилась, что музыку я предпочла медицине. Но именно отец обратил внимание на то, как у меня складно получается импровизировать под изображение. Однажды, находясь в поисках произведения для своей картины «О любви», он услышал, как я бренчу на рояле, и предложил сочинить что-нибудь для него. Так что я легко дебютировала. А потом уже мы с ним работали на фильмах «Асса−2», «Кеды», «Анна Каренина».
— А чтобы вы утвердились на данном поприще, он отправил вас, еще шестнадцатилетнюю, на дачуна все лето к великому Исааку Шварцу. Это были ваши первые университеты?
— Исаак Иосифович — это моя фундаментальная основа. Можно сказать, что факультет по классу фортепиано в Высшей школе театрального и исполнительского искусства в Мюнхене и факультет кинокомпозиции в университете Южной Калифорнии послужили лишь качественным дополнением. Шварц не считал, что из женщины может получиться приличный композитор, тем не менее мы с ним усердно занимались после прогулок в лесу в Сиверском, под Питером, и я много писала. До сих пор помню его слова, что нет никакого стиля у музыки — она либо хорошая, либо плохая. И когда у меня получается попасть в десятку со своим произведением, найти интересные звуки, я очень этому радуюсь.
— Вы достаточно быстро отказались от карьеры концертирую-щей пианистки. В этом нет особой индивидуальности?
— Безусловно. В добросовестном исполнении чужих произведений гораздо меньше творчества, нежели в сочинении собственной музыки. На очередном конкурсе, где я пребывала в восторге от игры то одного, то другого пианиста, я вдруг отчетливо поняла, что буду с ними в одном ряду, а на композиторском поприще пойду своей дорогой.
— Любопытно, что вы взяли от мамы, а что от папы?
— С родителями мне повезло. Мои таланты вряд ли можно сравнить с их, но когда я была ребенком, друзья семьи шутили, что я умная, как мама, и красивая, как папа. (Улыбается.)
— Татьяна Друбич для меня просто суперженщина… Как она выстраивала с вами взаимоотношения?
— Мама всегда для меня служила ориентиром. Она мой лучший друг, самый преданный фанат и одновременно довольно придирчивый критик. Всю жизнь с ней очень тесный контакт, внутренняя связь.
— Судя по всему, чтобы состояться вне знаменитых родственников, вы уже в семнадцать лет уехали учиться в Европу. За эти годы приобрели западный менталитет?
— По большому счету, вряд ли. Да, будучи студенткой, я объездила весь Старый Свет — там все близко: села за руль в Мюнхене и через четыре часа уже в Венеции… Плюс от Москвы недалеко (по крайней мере так казалось раньше), и я часто могла прилетать домой. С юности привыкнув к смене места жительства, думаю, для меня станет катастрофой, если вдруг придется где-то осесть окончательно. Для меня комфортно время от времени менять точку дислокации, тем более, я нередко попадаю под очарование того или иного города или страны. Путешествия по миру невероятно расширяют кругозор, позволяют на многое взглянуть объемно.
— В интервью ваш супруг, виолончелист Евгений Тонха, говорил, что когда вы приехали в Лос-Анджелес, то расслабленная атмосфера курорта вас поначалу захватила месяца на четыре, а потом стали приходить счета, которые указывали, что тут требуется усердно работать.
— Да, на первых порах ощущение, что когда тепло и пальмы вокруг — это отпуск, мешало. Тут и заключается подвох. Но Америка не дает расслабиться надолго, и жизнь сама начинает вертеться и предлагать новые встречи, проекты, возможности. Лос-Анджелес своеобразный город. Трудно в него «влюбиться с первого взгляда», как, скажем, в Рим или Лондон. Если бы не профессия, я бы никогда не выбрала его как место жительства. Но индустрия, в которой я занята, все-таки еще концентри-руется именно в Лос-Анджелесе.
— Но с мужем вы познакомились в Москве, в новогодние праздники, на фестивале «Возвращение». Это была любовь с первого взгляда?
— Со стороны будущего мужа точно! (Улыбается.)
— То, что ваша вторая половина тоже музыкант, это закономерно?
— Есть множество прекрасных пар с совершенно разными профессиями, но в моем случае, думаю, это было бы невозможно. У нас замечательный творческий тандем: я пишу музыку, Женя ее исполняет. Мы много говорим дома о музыке, обсуждаем работу друг друга, но при этом никак не конкурируем друг с другом. А вот с другим композитором я бы не ужилась. Слишком честолюбива.
— Ваш отец приятельствовал с Ричардом Гиром и его тогдашней супругой Синди Кроуфорд. Вы с ними поддерживаете отношения?
— Нет. С Гиром я один раз виделась в Лос-Анджелесе. Он посочувствовал, что я здесь живу, и посоветовал присмотреться к Нью-Йорку, который давно выбрал для себя. И я его вполне понимаю. Этот город мне тоже гораздо больше подходит.
— Непросто закрепиться за океаном, подписать контракт с крупнейшим агентством, которое ведет в США композиторов, пишущих для кино, а также иметь возможность сочинять музыку для фильмов практически всех жанров?
— Этот процесс был совсем нестремительным, поэтапным. Кроме того, мне фартило, что называется. Я встретила на своем пути блистательного Марко Белтрами, у которого работала фактически подмастерьем пять лет, набиралась опыта, прежде чем пуститься в самостоятельное плавание. Что касается агентства, Kraft-Engel Management действительно одно из лучших, и я была первой женщиной-композитором из России, с которой они подписали контракт. Я могу похвастаться крайне разнообразной фильмографией — в ней есть и авторские, фестивальные картины, и блокбастеры, документальные фильмы, триллеры и хорроры, анимационные ленты. Сегодня я уже на том витке карьеры, когда могу выбирать, с каким материалом работать. В прошлом году вышел сериал «Надвое», главные роли исполнили Данила Козловский и Александр Петров. Я писала к нему саундтрек. Также я работала над фестивальными картинами «Скоро кончится лето» режиссера Яны Скопиной и «Рядом» режиссера Тамары Дондурей. Все эти российские проекты были закончены еще в 2021 году. После 24 февраля вся наша жизнь безвозвратно изменилась, и с тех пор я совершено не чувствую для себя возможным работать в индустрии развлечений, когда рядом столько горя.
— Вы много лет сотрудничали с Валерием Тодоровским, писали музыку к его фильмам «Большой», «Одесса», «Гипноз», дружили с его женой, актрисой Евгенией Брик. Какой она осталась в вашей памяти?
— Женя — это наша невероятная трагедия. Шок. Боль. Осознать эту потерю невозможно. Разумеется, мы постоянно общались, она казалась абсолютно родной. Была музыкально одарена, много времени проводила за инструментом, мы познакомились с ней вовсе не через Валеру, а благодаря друзьям моего мужа, музыкантам. Женя была человеком большой души, добрым, искренним, обаятельным. Стоило ей появиться в комнате, как она завораживала всех — и мужчин, и женщин. Наши дочки — ровесницы, и они дружат. Во многих фильмах, в которых она снималась, я — автор музыки, так что все было тесно, мы постоянно переписывались, что-то обсуждали. Она тепло отзывалась о моих сочинениях, а я восхищалась ее ролями… Поэтому память самая светлая.
— Как строится ваш день на «фабрике грез»?
— Я не расскажу ничего особо интересного: утром отвожу детей в школу, возвращаюсь домой, работаю, затем развожу дочек по занятиям, а вечера мы проводим дома. Чтобы успеть уложиться в напряженные графики, часто приходится работать и по ночам.
— Тяжко вести хозяйство, отвлекаясь от творчества?
— Знаю людей, которые с удовольствием переключаются на быт и даже умудряются отдыхать при этом. Но я к таким не отношусь, увы.
— В Голливуде много звезд. Они встречались вам на улицах?
— Конечно. Однажды в воскресное утро я пошла с дочкой в популярную пекарню пить кофе. Там встала в очередь за парой. На руках женщины висели дети, я пригляделась и узнала в ней Натали Портман. Так мы с ней рядом очень демократично и стояли в очереди, никто знаменитую актрису не докучал автографами или селфи.
— Получается, селебрити на улицах Лос-Анджелеса вполне рядовое событие и никто на них не реагирует?
— Наверное, бывают особо страстные фанаты, которые набрасываются на своих кумиров с просьбами сделать селфи, но все разы, что я встречала известных актеров, все спокойно реагировали.
— Стабильно солнечная погода избавляет от хандры?
— В целом да. Но иногда, буквально десять дней в году, случаются пасмурные, дождливые дни, и тогда, конечно, накатывает меланхолия. Зима в Лос-Анджелесе напоминает поздний московский октябрь: желтая листва, воздух прохладный, но все равно солнечно. Так что да, в этом городе отличный климат с большим витамином D, что несомненное преимущество. Правда, становясь местным жителем, ты крайне редко пользуешься этими привилегиями и выбираешься на океан. Если только в выходные, и тогда подпитываешься колоссальной энергией стихии.
— Когда вы получите «Оскар» за свою музыку, я думаю, можно будет оттуда уезжать со спокойной душой.
— Посмотрим, мир меняется с такой скоростью… (Улыбается.)
