Виталий Коваленко: «Дети всегда в моем сердце, но живем мы не вместе»
Звезда «Мистера Нокаута» рассказал в интервью об апгрейде личной и творческой жизни
Несколько лет назад Виталий Коваленко, актер и многодетный отец, пережил самый настоящий экзистенциальный кризис среднего возраста — ушел из легендарного питерского театра, в котором служил более пятнадцати лет, на вольные хлеба, вторично женился и снова стал папой — уже в четвертый раз. Обо всем этом — в интервью журнала «Атмосфера».
— Виталий, вы родились в Павлодаре, актерское образование получали в Екатеринбургском государственном театральном институте, затем работали в Академическом театре драмы в том же городе, потом в Новосибирском государственном академическом драматическом театре, позже в Александринском театре в Санкт-Петербурге… На ваш взгляд, такие перемещения по стране и театрам только плюс в творческую копилку?
— У актеров, в принципе, жизнь кочевая, цыганская. Она складывается, с одной стороны, из обстоятельств, а с другой — из творческих исканий, поисков себя. Разумеется, можно родиться, учиться и работать в одном городе и при этом снискать успех и обрести внутреннюю гармонию, а можно кататься по всем городам и весям и все равно потеряться, ничего так и не приобретя. Здесь нет единого закона — у каждого своя, индивидуальная история. Что касается себя, скажу, что пока не анализировал эту тему, думаю, время еще не пришло, но по большому счету мои трамплины — города, были очень продуктивны и хороши каждый по-своему.
— Студенчество, наверное, было самой счастливой порой…
— Да, годы, проведенные в вузе, априори, по-моему, у всех замечательные. Хотя не сказать, чтобы я был тогда удовлетворен своим пребыванием на Урале. Это же были сложные девяностые годы, жесткая криминогенная обстановка, лихой Екатеринбург, но по духу тогда еще Свердловск… Я наблюдал и потасовки со стрельбой, и колоритную жизнь казино, в котором мы с товарищами подрабатывали. Так что все складывалось непросто. Приходилось трудиться официантами, ведущими праздников, детских утренников, новогодних елок, свадеб, юбилеев и других торжеств. Город, между прочим, кардинально изменился с тех пор. Недавно там был и обнаружил колоссальное преображение — я его даже не узнал. Это стала действительно прогрессивная столица Урала. Никого не хочу обидеть, но по своему развитию город обогнал тот же Новосибирск, который, мне кажется, несколько застыл.
— А каким было ваше детство в Казахстане? Кто ваши родители по профессии?
— Детство было прекрасным. Отец у меня милиционер, мама трудилась в строительной области, а ныне они уже пенсионеры. Старший брат тоже не гуманитарий, так что я один из семьи отправился в искусство. (Улыбается.) Все до сих пор живут в Павлодаре, им там нравится, и уезжать не собираются. Собственно, в этом городе на высоком берегу Иртыша, недалеко от Омска, в степи, с бескрайним горизонтом, между небом и землей, правда, хорошо. Тем более с чудесной казахской кухней.
— Вы росли тихим мальчуганом или грозой района?
— Был я тихим, но не «ботаном», книжек не читал, учился с неохотой, хоть и рожден в День знаний, а вот спортом интересовался, посещал все секции подряд — бокс, разные единоборства. Кружками также увлекался: от фотографического до авиамодельного, но подолгу нигде не задерживался — быстро остывал. Музыка тоже не зацепила — всего несколько месяцев пробовал дудеть на трубе и стучать на барабанах. Все это продолжалось до тех пор, пока пятнадцатилетним не оказался в старшей школе, в экспериментальном театральном классе, причем случайно, по недобору мальчиков. И наш славный педагог — Вячеслав Анатольевич Петров, буквально влюбил меня в актерское мастерство, вдохновил. До этого я даже не представлял, куда идти после выпускного, а тут по причине огромной лени, нежелания ездить в далекий техникум после восьмого класса выбрал учебное учреждение более близко. Причем меня еще не слишком стремились брать из-за плохой дисциплины. Я сильно провинился — не хочу вспоминать эту стыдную историю в подробностях, так как не перестаю себя корить за нее — и оттого репутацию имел неважную. Надеюсь, с тех пор поменялся (улыбается), много приложил к этому усилий, но тогда обстоятельства сложились в мою пользу.
— Знаете, мне кажется, вы весьма символично получили одну из своих двух «Золотых масок» в номинации «Актерский ансамбль», поскольку дружбу всегда ценили превыше всего — и хулиганили своей бандой, и даже поступать отправились за компанию…
— Да, дружбе придавал большое значение. В подростковом возрасте был подвержен влиянию не самых правильных пацанов. А возможно, и сам являлся таковым. И поступать, естественно, я поехал со своими друзьями, по инерции, хотя не могу сказать, что особенно любил перевоплощаться, выходить на сцену. При этом другая жизнь была уже не слишком интересна, когда ты все можешь теперь рассматривать сквозь призму предлагаемых обстоятельств своего героя, учишься разбирать человеческие характеры и поступки с психологической точки зрения. Кроме того, харизма нашего педагога, который собрал вокруг себя ребят с совершенно разными интересами и вдохновил, действовала ошеломляюще. В целом мне была по душе игра, плюс общеобразовательных предметов нам давалось существенно меньше, другая была нагрузка. Все было замечательно, но наш педагог честно мне говорил, что ощущения внутренней свободы, а соответственно, шансов для удачного поступления и прочее у меня значительно меньше, чем у остальных. Собственно, так и произошло — с первого раза я не поступил, год работал. Родители отговаривали от этой затеи, но мне стало обидно, и уже на следующий год я добился своего.
— Кстати, этот год вы работали водителем, мастером на мебельной фабрике, на ТЭЦ. Что это все вам дало? Были там необычные персонажи, черты которых вы потом воплотили на экране?
— Я не тяготился этими подработками. Более того, везде мне встречались какие-то яркие личности, с отдельным пониманием мира, и я питался этой энергией. Вооб-ще везде есть занимательные люди, если наблюдать. Естественно, какие-то черты я подсматривал, запоминал, позже уже включал в ту или иную роль, когда это было уместно. А вот нетипичную фактуру пожилого вахтера в нашем студенческом общежитии театрального института я полностью передал в роли Каренина в спектакле Александринского театра в Питере. Его звали претенциозно — Вениамин, и манеры он имел абсолютно вельможные. Вел себя как князь: мягко, галантно, но, когда его доводили, впадал в неконтролируемую, практически женскую истерику, хотя при этом не матерился и сохранял достоинство. Я полностью содрал образ, и мне было настолько легко! (Улыбается.)
— В кинолентах вам повезло играть знаменитых людей — Наполеона, Ленина, Берию, Столыпина, и везде было удивительное сходство. Вы находили в себе что-то от каждого?
— Для меня как для актера важно, что есть прямые свидетельства об этих людях. За исключением Бонапарта. И любопытно размять психофизику уже данную — когда не фантазируешь, а сразу осуществляешь. А что касается внешности, то это ведь вопрос виртуозного грима и типичной болванки — моего голого черепа. (Улыбается.) Лысый человек наиболее удобен для смены образа, как известно.
— Журналистам вы неоднократно признавались, что вас влечет жанр высокой трагедии. В силу его объемности?
— Конечно, меня всегда интересует второй план, скрытый смысл. Это актуально во все времена. А уж уровень трагедии дает возможность либо иронизировать над ней, либо уже нет. Понятно, что в театре таких ролей существенно больше, нежели в кино, и они у меня были. Мне повезло сотрудничать с выдающимися режиссерами — Валерием Фокиным, Андреем Могучим, Олегом Рыбкиным, человеком, который поверил в меня в нужный момент. И, конечно же, я не могу не сказать о судьбоносной встрече с Кристианом Люпой в его постановке «Чайка» в Александринском театре. Жаль, что не удалось поработать с Римасом Туминасом, его эстетика мне необыкновенно созвучна. Понимаете, я ведь долгие годы был человеком именно репертуарного театра и с удовольствием обитал на этой планете, где время словно бы останавливается. Подвох в том, что одновременно грустно сознавать, что в этом времени ты становишься старше. Точнее — на сцене ты живешь, а за кулисами стареешь, поэтому нельзя позволять себе простоя.
— Двадцать лет назад ради труппы Александринки вы переехали в Питер, но недавно оставили театр, став свободным художником. Теперь планируете перебраться в Москву?
— Пока живу на два города, как и многие мои коллеги. Но в будущем, скорее всего, обоснуюсь с семьей в столице, поскольку так комфортнее работать — не мотаешься постоянно. И на подмостки я теперь выхожу в Театре Наций, в спектаклях «Разбитый кувшин» по Генриху фон Клейсту и «Мастер и Маргарита» в постановке Робера Лепажа. А в Санкт-Петербурге осталась одна постановка — «Чайка» в Камерном театре Малышицкого. И еще мы играем антрепризу «Распад» по пьесе Олжаса Жанайдарова. В дальнейшем планируем снять полнометражную картину по этому произведению, где я буду выступать не только в качестве актера, но и как продюсер.
— Читала, что вы настолько домашний, что даже спать не в состоянии вне своей квартиры. Это правда?
— Раньше было так. Сейчас уже привык отдыхать где придется. Но полноценно расслабляюсь только в собственной берлоге, лежа на диване и смотря Discovery. Реальные путешествия — это тоже здорово, но в отличие от обычных людей актеры добирают эти поездки съемочными экспедициями и бесконечными гастролями, где совмещается приятное с полезным. Морские курорты с семьей — вещь полезная, но только на неделю — дальше начинаешь спиваться. (Улыбается.) Лучше в лесу серых уток пострелять.
— Вы охотник?
— Скорее любитель таким образом провести с приятелями время на природе. Рыбалка не для меня. Выбрал себе такой клуб по интересам. Но про охоту говорят только с охотниками — такой неписанный закон.
— Я не верю, что вы не любите животных.
— Люблю, всю жизнь меня сопровождают коты, у нас с ними взаимопонимание, а собаки на меня нападают, кусают.
— Вы явно не тусовщик…
— Вся богемная суета, светские мероприятия не для меня, как и бойкое продвижение себя в социальных сетях. Отдаю себе отчет, что это все часть нашей профессии, но я сформирован в иных условиях. Если бы сейчас мне было двадцать, я бы точно приспособился к современному миру. Бытие все-таки определяет сознание. То, что раньше считалось зазорным, сегодня норма. Например, самопрезентация в годы моей юности была не в чести, а теперь без нее никуда — главное, уметь себя красиво подать. Притом что форма далеко не всегда соответствует содержанию и наоборот. И следует добиваться того, чтобы внутреннее выступало в альянсе с внешним. Если данный баланс присутствует, то вопрос амплуа уходит на задний план.
— А разве оно у вас есть?
— Так или иначе, оно складывается исходя из внешнего облика — я же определенно не герой-любовник, а скорее простак, резонер, добродушный обиженный муж. Некая тенденция, клише, все равно существует, а я ведь хочу играть всех! (Улыбается.) Бесспорно, соразмерно своему возрасту и пониманию.
— Несмотря на то что вы держитесь особняком, вполне можно сделать вывод, что вы оказались в пуле часто снимаемых актеров — у вас же полно проектов как на телевидении, так и на популярных платформах. Ощущаете себя в обойме?
— Нет. Дело ведь не в количестве, а в качестве. Востребованность — крайне сомнительная оценка актерской реализации. Нужно что-то, попадающее в яблочко, для максимального самовыражения. Ясно, что надо кормить семью и получать адекватные деньги за свой труд, но лично я не стремлюсь схватить пять сериалов в год и на них потом разрываться. Я уж не говорю про прямо повторные предложения сыграть бандитов, однозначных злодеев, оставленных супругов. Знаете, лучше всего два сериала, но достойных, с глубокой историей, с очевидной художественной составляющей. В этом случае будет все в порядке и с гонораром, и с актерским движением вверх.
— Вы великолепны в сериалах «Адъютанты любви», «Вертинский», «Чиновница», «Чайки»… Что еще скоро выйдет с вашим участием?
— В данный момент идут съемки сериала «Открытый брак» для одной из платформ. В запуске еще один проект, который я еще не могу афишировать.
— То, что вы отец-молодец, становится ясно, стоит вам позвонить на Whats App — там не ваш гордый лик, а трое старших детей. Расскажете о них?
— Дети всегда в моем сердце, но живем мы не вместе. Старшей, Ольге, уже восемнадцать лет, и она учится на экономиста в университете Амстердама. Говорит, что очень довольна тамошним существованием. Что касается сыновей — четырнадцатилетних двойняшек Алексея и Ильи, то они живут вместе с мамой, моей первой женой Евгенией, и они крутые пацаны! Счастье видеть, как они растут! Ребята и спортом занимаются, и языки осваивают… Леша страстно увлечен биологией, зоологией, а Илюша фанат техники. В Испанию они ездили на стажировки, тоже планируют, как и сестра, получить европейское образование. Мы неравнодушны к Старому Свету и мечтаем с мальчишками однажды сесть в машину и добраться до Лиссабона. Надеюсь, осуществим затею.
— Младшая дочка у вас родилась уже во втором браке с Екатериной, верно?
— Да, нашей крохе год и восемь месяцев. Я по маме немец, у нее и фамилия, и имя, и отчество немецкие — Эльвира Самуиловна Мецгер, и я мечтал закрыть гештальт, назвав девочку Эльзой. Накануне мы с Катей еще так думали, но поскольку на свет она появилась в день Ксении Петербуржской, 6 февраля, то на следующий день уже стала Ксенией.
— Вы присутствовали на родах?
— У Ксении — нет, а у старших детей — да. К сожалению, я поздно понял, что в этом таинстве нам делать нечего. (Улыбается.).
— Мне любопытно, а что у вас от немца? Язык знаете?
— Бабушка с дедушкой говорили между собой по-немецки. Ребенком я понимал примитивно, но потом все как-то ушло. Мама со своим братом, который сейчас живет в Германии, тоже говорила на языке, но теперь, мне кажется, и у нее навык утерян, хотя она и понимает смысл сказанного. Оказываясь в немецких городах, я не ощущал ничего родного, но как бы то ни было, ментальность у меня соответствующая — обожаю порядок, когда все на своем месте и аккуратно разложено. Помню, что и у маминых родителей было заведено держать дом в чистоте, и я это усвоил. Не сказать, что люблю убираться, но поддерживать порядок берусь всегда. Единственное, мне от деда не перешла мастеровитость — он разбирался в садоводстве, умел починить и холодильник, и телевизор, а от меня в быту толку мало. Зато мне готовить нравится. Пищу тоже предпочитаю как настоящий немец — жирную, жареную, сытную, фундаментальную, все эти мясные блюда с капустой и картошкой. (Улыбается.)
— Жены у вас не актрисы?
— Нет, из публики, что называется. С Катей мы в театре познакомились, она лингвист-переводчик. Мне с ней повезло, она мало того, что красавица, так еще и образцовая жена и отличная мать. Мне с ней очень спокойно. Поверьте, профессия в отношениях не играет никакой роли. Для кого-то в кайф жить в единой системе координат, питаться одной энергией, а для кого-то это разрушительно — невидимая конкуренция сжигает, так что все индивидуально. Вообще, чем бы люди ни занимались, если они самодостаточны, уважают деятельность партнера и его потребности, то все складывается удачно.
— Впервые вас назвали папой в тридцать лет, а сейчас вам сорок восемь. Эмоции другие?
— Однозначно. С первенцем мы с женой даже как-то особенно и не носились, были заняты собой. Несомненно, дочка росла в любви, но без чрезмерного внимания. И я не переживал, если вдруг появлялся синяк, шишка. А с возрастом стал тревожным, мнительным — с Ксенией волнуюсь по любому ничтожному поводу. Напоминаю себе тех забавных сумасшедших родителей, которые паникуют по пустякам. И еще возникло ощущение уходящего времени — остро чувствуешь то, что происходит здесь и сейчас, и хочется успеть насладиться моментом, как можно больше быть с любимыми, близкими людьми. Если философствовать на эту тему дальше, то я стал бережнее относиться к уносящимся часам, приоритеты сместились, уже не соглашаюсь на какие-то незначащие встречи и рад, что теперь ни от кого не завишу и сам составляю свое расписание. И на досуге с удовольствием играю, гуляю с дочкой.
— Как полагаете, она уж точно продолжит династию и станет актрисой?
— Не знаю, пока заметно ее тянет к рисованию и танцам. А как она собирает пазлы! Говорит еще мало, но владеет несколькими ключевыми словами, с помощью которых решает все проблемы. Девчонка находчивая, с характером и наполняет светом каждый наш день.
