Кирилл Кузнецов: «Я никому и словом не обмолвился о посещении военкомата»
Звезда сериала «Елизавета» — об амплуа «благородного красавца», прерванной учебе во ВГИКе и «жестокой» любви
Привлекательный мужчина, еще и умный, — приятно вдвойне. Эти качества обещают Кириллу Кузнецову успешную карьеру в кино. Впрочем, он не мечтал стать актером. Выбор профессии произошел интуитивно, как и многое в его жизни. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».
— Кирилл, вы родились в Казахстане, в Кустанае, — очень колоритное место. Какие воспоминания остались о том периоде?
— Воспоминания самые прекрасные. Я прожил в Кустанае до тринадцати лет, это моя родина, там мои родные. В Питер мы переехали вдвоем с мамой. Все мое детство (лето уж точно) прошло во дворе у бабушки, у нее свой дом. У меня было много друзей, сложилась веселая компания, нас было не загнать домой. Климат Казахстана позволяет много времени проводить на воздухе, лето — это жара, солнце, отсутствие дождей; если они и есть, то краткосрочные, освежающие. Если мысленно представить некую картинку — это жаркое солнце, степь; и хотя жили мы достаточно скромно, детство мое было очень счастливым. Бегали по улицам, играли в войну, казаков-разбойников, футбол. Мы были фанатами местной команды «Тобол». К сожалению, не со всеми ребятами сохранилась связь, многие разъехались, но костяк остался. С удовольствием встречаюсь с ними, когда приезжаю в Кустанай.
— Я читала, что ваши родные приехали туда покорять целину. Это же целая эпопея. Что-то рассказывали об этом?
— Конечно. И в уже более зрелом возрасте я сам активно интересовался историей, чтобы понимать, откуда мои корни. Бабушку по маминой линии прислали из Винницы поднимать целину. А дедушка по папиной линии сначала поехал в Киргизию, потом в Таджикистан, Узбекистан и в итоге остановился в Казахстане. Там уже родились мои родители. То время они вспоминали с воодушевлением. Они были молоды, азартны, счастливы. Не говорили о тяготах, а рассказывали какие-то забавные и романтичные истории, которые с ними происходили. Это всегда было с улыбкой и с огоньком в глазах.
— У вас, видимо, было демократичное воспитание?
— Не то что демократичное, больше — я был единственным ребенком в семье и был залюблен своими родными. Родители довольно рано разошлись, но для меня это не стало ударом, травмой. Меня обожали и мама, и папа. И уже тогда, в детском возрасте, я понял, что лучше пусть люди будут жить врозь, чем портить друг другу нервы, находясь под одной крышей. Когда в 2004 году мы уезжали с мамой в Санкт-Петербург, нас провожал весь наш семейный табор. Я ощущал грусть, но она была светлой. Я оптимистично смотрел в будущее и был готов к новым впечатлениям.
— Вы что-то знали про Питер? Это же такой контраст: палящая степь Кустаная и город дождей и туманов.
— Безусловно, я знал этот факт. К тому же мы ездили с мамой в 2000 году и в Москву, и в Питер. Я понимал, что они и моя родина — это два совершенно разных мира. Санкт-Петербург — огромный мегаполис, с совершенно другим ритмом жизни. Но в тот момент меня это не заботило, я воспринимал переезд как некое приключение, авантюру. Ждал этого с нетерпением. В Питере жила мамина давняя подруга, еще со школы. Она переехала туда раньше. На тот момент у нее уже была семья, двое детей, так что меня встретили новые друзья. У нас был хороший, крепкий тыл, они помогли нам освоиться и обжиться в городе.
— Санкт-Петербург называют культурной столицей России. Как на вас повлиял этот город?
— Хочется верить, что это на самом деле так и Санкт-Петербург до сих пор является культурной столицей. (Улыбается.) Он так или иначе сформировал меня. Там я познакомился с театром. В Кустанае есть театр, но туда мы ходили пару раз на какие-то детские постановки. Я познакомился с оперой, балетом, окончил художественную школу. Когда я учился в театральной академии, наш курс целый год занимался в Эрмитаже и Русском музее, нам рассказывали про живопись, скульптуру, искусство в целом. Разумеется, это внесло вклад в мой культурный багаж.
— А интерес к театру, опере — это заслуга мамы, наверное?
— Конечно, если бы не она, я бы, наверное, целыми днями играл в футбол и гулял с друзьями, потому что их сразу появилось очень много. Мы до сих пор общаемся, дружим. К искусству меня приобщала мама. Помню первый наш поход в оперу на постановку «Борис Годунов» в Эрмитажном театре. В принципе опера — достаточно сложный вид искусства, его надо уметь почувствовать, даже сейчас люди моего возраста не все его воспринимают, а я был тогда подростком. Еще и произведение такое глубокое. Могу сказать, что понял я тогда не все (улыбается), но эмоции запомнились. Но мое решение поступать в театральный вуз было совсем не от мамы. До сих пор я не могу ответить на вопрос, как так получилось.
— Вас же прочили в инженеры, точные науки вам хорошо давались.
— Да, я был технарем, обожал математику, программирование, черчение. Но вот откуда-то пришло это желание — стать актером.
— Кто-то из знакомых вас натолкнул на эту мысль?
— Бабушка как-то спросила, не хочу ли я попробовать поступить в театральный… Но не уверен, была ли эта ее фраза отправной точкой или что-то другое.
— И вы поступили легко, с первого раза?
— Нет, не легко и не с первого. Это отдельная история. Я со второго раза поступил во ВГИК, но потом перепоступил в Питере в театральную академию к Григорию Михайловичу Козлову.
— Не было сомнений, правильный ли путь выбрали?
— Постоянно. Все те пертурбации, что происходили со мной с 2008 года по 2012 год, — это сплошная рулетка, в которую я играл. Сейчас вспоминаю об этом с улыбкой и даже горжусь своими поступками. Но в тот момент были огромные сомнения в том, то ли я делаю, туда ли я двигаюсь. Я же еще и в армии успел отслужить. Поступил на курс к Козлову, а через три месяца пришла повестка. Я никому и словом не обмолвился о посещении военкомата и, уже стоя на перроне, позвонил однокурснице: «Мария, предай всем, что я отбываю в армию». Она: «Кирилл, у нас же сейчас мастерство, что ты несешь?!» (Улыбается.) Спасибо Григорию Михайловичу за то, что принял меня потом обратно на курс.
— И какой же показалась армия домашнему мальчику?
— Я не был домашним мальчиком, меня воспитывал двор. Я как рыба в воде чувствовал себя на армейской службе. Даже в какой-то момент задумался, а не остаться ли дальше служить. Мне все очень понравилось: и ребята были дружные, и командование адекватное. Мы до сих пор общаемся с сослуживцами, когда они приезжают в Питер. Так что, возвращаясь к вопросу о том, испытывал ли я сомнения в своем выборе: да. Да и сейчас иногда мысли возникают: мое ли это дело, в той ли я профессии?
— Некоторые ваши коллеги воспринимают ее как служение искусству, другие говорят, что это просто способ заработка. А вы?
— Думаю, истина где-то посредине. Это действительно профессия, мы получаем за свой труд деньги, содержим семью, родных. Но при этом берем на себя ответственность рассказывать людям о каких-то важных вещах. Потому что, если ты будешь рассматривать актерскую профессию только с точки зрения зарабатывания денег, можно смело уходить в бизнес — заработаешь намного больше. Любая творческая профессия подразумевает подключение; скажу проще: наша задача — передать жизнь духа в художественно-выразительной форме. Когда на горизонте только деньги, ты, наверное, не совсем честен с собой и зрителем.
— Есть в вашей творческой биографии проекты, за которые стыдно?
— Нет. Безусловно, что-то получилось, что-то нет. Но я люблю свою работу, и, будь это полный метр, сериал с большим бюджетом или с малым, я всегда стараюсь выложиться по максимуму. Кино — это огромный труд не только мой, но и большого количества людей. И так или иначе я получаю опыт. Иногда это отрицательный опыт, но его тоже нужно иметь.
— Театр вас все так же радует?
— Да, я служу в театре «Мастерская» Григория Михайловича Козлова. У меня три спектакля: «Братья Карамазовы», «Тихий Дон» и «Дни Турбиных»; все играю с большим удовольствием, это живое общение со зрителем. Люблю сам ходить в театр. У меня получается отключаться от профессиональных моментов и наслаждаться действием. Я благодарный зритель, редко когда спектакль мне не нравится. Как правило, это какие-то вкусовые моменты режиссуры, когда начинают перегибать с натурализмом либо политизировать чрезмерно.
— Кто из московских режиссеров вам нравится?
— Я не так хорошо знаком с театральной Москвой, открыт для любых предложений. И мне все-таки кажется, главное — это желание сделать что-то искренне, честно, а имя режиссера — это уже по поводу.
— В Интернете встретилось определение: «у Кирилла Кузнецова амплуа благородного красавца». Как к этому относитесь?
— Спокойно. В нашей профессии есть типажи и амплуа. В моей фильмографии не только роли благородных красавцев, но и отрицательных персонажей, негодяев. На красавца интересно смотреть первые две минуты, потом надо брать чем-то другим, иначе бы в кино снимались только модели. Но, буду честен, мне это приятно и льстит, что зритель ассоциирует меня с добротой и благородством.
— У вас много исторических фильмов: «Зорге», «Союз спасения», новый сериал «Елизавета». Насколько вам интересно перевоплощение в другой эпохе?
— Очень интересно. Это всегда другие костюмы, другой текст у героя, поведение. В каждом из проектов, которые вы назвали, было удовольствие работать. Это позволяет вырваться за рамки времени, почувствовать, как тогда люди жили, общались, на чем ездили, что носили, какие у них были нравы.
— Ваш герой в сериале «Елизавета» отличается от современных мужчин?
— Думаю, да, моральный кодекс тогда был немного другой. Но чувства, которые люди испытывали триста лет назад и сейчас, особо не изменились. Наши эмоции, страсти, слабости — они все те же. Изначально в сценарии мой герой был прописан негодяем, мне же хотелось рассказать его историю немного иначе. Именно из-за любви он совершает неблаговидные поступки. Любовь не только самое прекрасное, что может случиться в жизни, она порой жестока, несправедлива, бывает ослепляющей. Сейчас кто-то скажет, что это не любовь, а страсть, но покажите мне человека, который сумеет четко разделить, где что. Поступки моего героя продиктованы его искренним чувством к Елизавете. Такую задачу я себе ставил; насколько получилось — судить зрителю.
— Костюм накладывает отпечаток на манеру поведения?
— Безусловно, начиная от осанки, от того, как воротник держит голову. В начале проекта в перерывах между съемками я стараюсь немного «пожить» в костюме, «присвоить» его себе, чтобы это не выглядело карикатурно и я не был в нем как манекен.
— Были какие-то специфические вещи, которые вам пришлось делать на съемках? Может, вы научились фехтовать или скакать на лошади?
— Специально для проекта «Елизавета» я сел в седло. У нас были сцены с лошадьми, сцены погонь. До этого я не ездил верхом и не могу сказать, что теперь мастер верховой езды, но все-таки какое-то представление благодаря нескольким занятиям появилось.
— Страха не испытывали?
— Ну что вы, страх был! Под тобой живой организм, что-то большое, тяжелое и очень сильное. В первый раз, когда я на манеже сел в седло, сверху упал снег, и конь резко пошел в галоп. Я интуитивно его остановил, за что получил похвалу инструктора и предупреждение, что надо всегда быть начеку: лошадь может вести себя непредсказуемо. Разумеется, в сложных сценах были заняты дублеры, но везде, где крупный или средний план, — актеры.
— В целом о работе какие впечатления?
— Я счастлив, что у меня был этот проект. Хорошая роль, сильный сценарий, прекрасные партнеры. Я благодарен судьбе, что познакомился и поработал с режиссером Дмитрием Владимировичем Иосифовым, он профессионал высшей категории. Тебе кажется, что ты уже все сделал, а он открывает совершенно новые грани этой роли. Про некоторые сцены я даже не думал, что их можно так тонко и глубоко разобрать. Сейчас я снимаюсь в другом его фильме — «Любовь Советского Союза», играю летчика. Это история про поколение тридцатых годов, молодых, сильных, красивых людей, которые смело смотрели в будущее, не подозревая о том, что их ждет совсем скоро. Уровень принимаемых ими решений был намного выше, чем, скажем, у поколения моего.
— Кстати, возвращаясь к «Елизавете», слоган фильма «трон или любовь». В вашей жизни были ситуации, когда вы стояли перед выбором — карьера или личные отношения?
— Нет, не было.
— Мы не так давно делали интервью с Аленой Коломиной, вашей бывшей девушкой, и она рассказывала, что отношения не сложились из-за того, что вы жили и работали в разных городах.
— Я думаю, если быть до конца честным с самим собой (а это всегда сложно), причина не в расстояниях и не в разных городах. Всегда можно договориться. Безусловно, расстояние — это испытание. Съемки, плотные графики, командировки… Это скорее катализатор, нежели причина. Хочу отметить, что работоспособности и целеустремленности у Алены многие могут поучиться. Она не только талантливая актриса, но заботливая и любящая мама. То, как она умеет решать проблемы и задачи, с которыми сталкивается, вызывает уважение, восхищение. Но, возвращаясь к вашему вопросу, отвечу: все счастливые пары счастливы одинаково, все несчастные — несчастны по-своему.
— Толстой про семьи это говорил. А вы себя ощутили немного в семье? Она же и с детьми вас познакомила.
— Да, ощутил. И благодарен за это. У Алены прекрасная, дружная семья. Замечательные родители: добрые, чуткие и внимательные, всегда придут на помощь, если надо. А учитывая специфику актерской профессии, это крайне важно. И, конечно же, я знаком с ее детьми. Они чудесные: красивые и очень любознательные.
— Вы по натуре не одиночка?
— Смотря что в это вкладывать. Я пока не женат. Когда женюсь, посмотрим.
— А когда это будет, по ощущениям?
— Кто ж это может знать? (Улыбается.)
— А на свидания ходите?
— Хожу, когда не работаю. (Улыбается.)
— Что касается девушек, вам комфортнее с теми, кто занят в вашей сфере?
— Нет, это совершенно не имеет значения, кто чем занимается. Актриса или не актриса — неважно. Главное, какой человек. Девушка из моей сферы понимает специфику моей работы, но при этом ничего не мешает человеку, далекому от этой профессии, понять и принять, если есть желание. И воспринимать тебя не как героя с экрана, а как обычного парня, с такими же проблемами, заботами, волнениями и страхами.
— Вам случается играть в обычной жизни?
— Это любимая просьба моих друзей, когда мы собираемся вместе: изобрази что-нибудь или кого-нибудь. Они люди из других профессий, поэтому понимание актерского ремесла у них несколько иное. Я всегда отшучиваюсь: это все равно что сантехник, приходя на ужин в ресторан, будет бежать в туалет и приниматься там что-то чинить. Так что нет, в обычной жизни я не играю. Можно, конечно, подурачиться, но это будет больше относиться к юмору, нежели к профессии актера.
— Как вы относитесь к вниманию к своей персоне?
— Я человек общительный, у нас большая и дружная компания друзей еще со школы. При этом мне совершенно не в тягость побыть одному. А если говорить о зрительском внимании, то для меня это очень важно. Сам себе со своим искусством я даром не нужен. Все, что я делаю, что мы делаем, — для зрителя. Сделать его соучастником происходящего, заставить думать, сочувствовать, сопереживать, смеяться, любить и ненавидеть — вот цель. Поэтому всегда с благодарностью читаю отзывы, рецензии и комментарии людей, как положительные, так и критические.
— Есть ли у вас актерские страхи? Например, даже в том, что касается внешности: молодость проходит, как и красота.
— Наверное, нет. На мой взгляд, с возрастом мужчина становится более интересен — у него меняется взгляд, появляются осознанность и глубина.
— Вы легко перемахнули тридцатилетний рубеж?
— У меня был период, полгода до этого и полгода после, когда меня немного «накрыло» и я начал подводить итоги: что я имею на данный момент, что получилось, а что нет. У меня не было депрессии, но я много размышлял, анализировал свои поступки, события в жизни.
— Видимо, в этих итогах было больше позитивного?
— Да они даже были не то что положительными, но некой базой, на которой я могу что-то строить дальше.
— А у вас есть стратегические замыслы?
— Конечно, у меня есть цели, планы и мечты. (Улыбается.) Но сначала нужно сделать, а потом уже говорить.
