Федор Лавров: «Когда Олег Табаков сделал мне это предложение, я с радостью его принял»
Актер рассказал WomanHit.ru о своем предопределении, творческой династии, разнице между Питером и Москвой и надеждах на будущее
Некоторые актеры, сыграв всего одну роль, тут же становятся известными и популярными. А случается, что фамилию артиста с ходу и не вспоминают, однако, посмотрев на фото, тут же понимают: так он же играл в громадном количестве фильмов. К таким актерам очень точно подходит выражение «народный артист». Федор Лавров стал популярным благодаря своим второстепенным ролям. Один его эпизод в полюбившемся всем сериале «Оттепель» чего стоит. Как он пришел к своему сегодняшнему положению «народного артиста»?
— Федор, сегодня вы нарасхват. Можете себе позволить отказываться от предложенных ролей?
— Да, сейчас уже появилась такая возможность выбора. Конечно, это приходит со временем и опытом. А если я отказываюсь, то обычно это из-за повторений. Я понимаю, что уже играл это, ничего нового и для себя в этом материале не открою, и зрителю не покажу. А выполнять функцию — это скучно. Ты же должен в это вкладываться. А с холодным носом делать не хочется. И вот если есть такие предложения, я могу отказаться.
— А есть ли такие роли, на которые вы согласились бы сегодня, не раздумывая?
— Наверное, да. Хотя надо понимать, что вы имеете в виду — классику или что?
— А я не знаю, я вас спрашиваю поэтому…
— Конечно, есть какие-то вещи, с которыми я с удовольствием бы поработал, не отказываясь. Это очень зависит от автора, от самого материала, от режиссера, который мне это предложит, вот, наверное, главные составляющие.
— Чем привлекла роль в картине «Технарь», который можно увидеть на КION?
— Мне понравилось, что это необычная история необычного полицейского, который живет по своим законам, во многом независимым. Он художник своего дела. Вот это меня очень привлекло.
— Вы родились в питерской кинематографической семье (отец Николай Григорьевич Лавров, мама Наталья Леонидовна Боровкова, — прим. авт.). Как вы думаете, этим фактом ваше будущее было предопределено с рождения?
— Ой, сложно сказать. Это такой масштабный вопрос. (Смеется.) Наверное, там сверху было предопределено, раз я здесь оказался. (Смеется.) А так я всегда очень интересовался и театром, и кино. Это все было в моей юности, которая проходила у родителей на съемках, на репетициях.
— В вашей семье отношения похожи на те, которые выстраивали ваши родители?
— Ну, не совсем. Все-таки тогда была совершенно актерская семья — и папа, и мама, а у меня супруга не актриса. Но дети периодически ко мне заезжают на площадку, чему я очень рад. Они смотрят, чем вообще занимается их отец, где он пропадает, что вообще происходит. В общем, они получают удовольствие, как мне кажется, наблюдая за всем этим процессом.
— Старшая дочка Глафира, которая родилась в первом браке, пошла по стопам дедушки, бабушки и папы…
— Да-а-а-а, это правда.
— Вы рады этому или нет?
— В общем, да. Поверьте, мы и так очень плотно общаемся, понимаем друг друга. У нас дружеские отношения, хотя мы папа и дочь. Но из-за того, что она занимается этой же профессией, у нас еще больше точек соприкосновения. Мы разговариваем на одном профессиональном языке. Это вообще круто, я считаю.
— Ну да, ведь вы теперь еще и коллеги?
— Да, мы коллеги, абсолютно верно.
— А в других своих детях вы видите актерские таланты?
— Ой, сложно сказать. Младшие занимаются в театральной студии, я за этим наблюдаю, но не супер пристально. Я даю свободу. Этот выбор должен идти изнутри. Я не могу ничего навязывать. Но я вижу, что им нравится. Кому-то больше, кому-то меньше. Но я считаю, что для развития это очень хорошо. Они учатся существовать в пространстве, в социуме, примерять какие-то роли, анализировать чьи-то поступки. Это полезно, даже если они не станут актерами.
— Дети дружат?
— Сиблинги — скорее да. Но по-разному. Бывает так, что они очень дружат, бывает, что как кошка с собакой. Старшая, Глафира, с ними обеими дружит, и они — с ней. А вот младшие могут и поссориться. Но все равно они понимают, что мы семья, что они родные люди. Это хорошо. Это нравится мне.
— А какое к вам отношения дома: папе не мешать или вы ни в чем не отказываете своим близким?
— Ну нет, есть какие-то моменты тишины — например, когда мне нужно поработать. Читаю сценарий, или зум-конференция, или встреча с режиссером — все знают, что есть время, когда не надо меня отвлекать, что это рабочее время мое. И никто на него не посягает, все понимают это.
— А дома обсуждаются ваши рабочие моменты?
— Да, бывает, конечно.
— Чем родные помогают при подготовке к новой роли?
— Взглядом со стороны. Безусловно. Есть какие-то вещи, которые сложно для себя решить, варясь в самом себе. Тогда какие-то советы спрашиваю у жены, иногда и у детей. Ведь у них совершенно свежий взгляд на все. Они никуда не погружены, а это бывает очень ценно.
— Что для вас первостепенно — театр или кино?
— Сейчас я пока без театра какое-то время нахожусь, но я понимаю, что туда вернусь, потому что там мое сердце во многом.
— Вы говорите про то, что вернетесь во МХАТ?
— Я был во МХАТе. Но нет, не уверен, что вернусь именно туда, я вообще про театр как таковой, про работу в театре. Необязательно обратно в труппу репертуарного театра, но что-то делать, как-то мне высказываться, в общем, есть кое-какие идеи по этому поводу. Это желание не исчезло. И я думаю, что оно реализуется в какое-то ближайшее время. А по поводу отличия… Я был научен тому, что артист должен уметь все. Если он чего-то не умеет, он должен создавать иллюзию того, что делает он это каждый день. Поэтому у театра и кино есть различие, безусловно, но для меня это почти одно и то же. Ну, почти. Просто немножко разные краски. Немножко разная техника. Художник может писать красками, а может рисовать углем графику.
— Вы, можно так сказать, тоже писали разными красками, сначала работая в БДТ, затем во МХАТе. Вы сразу согласились на предложение тогдашнего худрука МХАТа Олега Табакова и оставили БДТ без сожаления?
— Кстати, я оставил там два спектакля. Приезжал в Петербург и долгое время играл их. Но мне, честно говоря, хотелось какого-то развития. Мне уже стало как-то тесновато, не понимал, что делать. Произошел застой. И поэтому, когда Олег Павлович Табаков сделал мне это предложение, я с радостью его принял. Потом я и в Табакерке очень много играл как приглашенный артист. Для меня это был шаг вперед.
— А переехав в Москву, приняли город легко?
— Да, у меня никогда не было такой лютой идиосинкразии по поводу Питера и Москвы. Мне как раз в смысле работы московский ритм всегда подходил больше. Всегда. Здесь происходит гораздо больше за один день, а тем более за неделю, чем в такой некой инертности Петербурга. В Питере я залеживался. (Смеется.) Стагнация какая-то ощущалась.
— Делаете разницу между вашими фанатками и поклонницами?
— Я не делю. Я не могу сказать, что это мой большой пробел, но я не так много общаюсь с поклонниками. Конечно, приятно, когда кто-то что-то говорит, кто-то письмо пишет, я всегда с теплотой отвечаю. Это такое сложное разделение — они с одной стороны баррикад, мы с другой. Для меня такого не существует. Мы все в первую очередь люди. Для меня разделение на профессии тоже очень условное. Да будь ты хоть дворником, но если ты любишь свою работу и выступаешь как художник, то совершенно наплевать, кто ты — дворник или космонавт, кинорежиссер или философ. Неважно. Ценность человека не в этом. Поэтому, может быть, я не знаю своих поклонников, своих фанатов, поэтому для меня и нет этого разделения баррикадного — эти там, мы здесь. Если люди интересуются какими-то работами, просят меня что-то рассказать, я с удовольствием расскажу. Так же как у меня друг математик, а я в математики ни черта не петрю, но, когда я у него спрашиваю что-то, он мне на пальцах объясняет какие-то абстрактные вещи. И мне это очень прикольно. (Смеется.)
— Признайтесь, а чье мнение для вас важно по поводу вашей работы?
— Ну конечно, зрителя. Я научен, что глазами зрителя на нас смотрит Бог. Это важный момент. Поэтому подвести зрителя я не могу. Но есть еще авторитетные для меня люди, к мнению которых я не то чтобы не могу не прислушаться, я обязательно буду их слушать. Я могу с ними быть в чем-то даже не согласным, но тогда я буду продолжать отстаивать свою точку зрения. Доказывать, что это они заблуждаются, а не я. И то, если я уверен в своей работе, естественно. (Смеется.)
— Но вы ведь были уверены в своей работе, когда пели в музыкальной группе «Чирвонцы», идейным вдохновителем которой считались? Почему тогда коллектив распался?
— Это был момент, когда у меня началась театральная жизнь в Петербурге. И какое-то кино уже появилось. Тогда я понял, что на этих трех стульях мне не усидеть. Всего не успеть. Ведь там куча организационной работы. Музыка всегда была для меня отдушиной, хобби, можно даже сказать. Но я почему-то понимал, что это не совсем мой хлеб. Хотя мне очень это нравится, иногда я возвращаюсь к музыке, но в это нужно очень сильно вкладываться — не меньше, чем в театр или кино.
— Поддерживаете отношения с бывшими коллегами-музыкантами?
— С кем-то да, поддерживаю. С немногими, потому что все разошлись по своим коллективам.
— Что с музыкой сегодня?
— Ну так, что-то поковыриваем. (Смеется.) Но это случается редко, раз от раза. В свое удовольствие, как говорится. Опять-таки, в эту воду, в эту историю надо заходить серьезно. Если уж делать что-то, то надо делать. А на это нужно выкроить кусок своей жизни. Но у меня не всегда есть свободный кусок жизни для этого. (Смеется.)
— Правда, что группа как-то повлияла на ваш роман и дальнейшее общение с сегодняшней женой Леной?
— Да, она любила группу и ходила на наши концерты. Это правда.
— Лена не против, что вы становитесь все более востребованным на работе, а времени, возможно, на семью становится все меньше и меньше?
— Во-первых, ведь мы начали разговор с того, что появилась возможность от чего-то отказываться, а во-вторых, пока как-то, тьфу, тьфу, тьфу, мне удается балансировать — я успеваю и на работу, и с детьми побыть, и еще кое-что сделать. Все так обустроено, что я не уезжаю на пять месяцев куда-то в забой и меня никто не видит. Нет, такого нет. Случаются мои отъезды на неделю, ну на две недели, максимум. В том же самом Петербурге сейчас проходят большие съемки. Но даже если и случается выходной, я лучше возьму билет, сяду в «Сапсан», приеду к детям. Это непрерываемый процесс общения с семьей. Мне кажется, что сейчас у меня все выстроено правильно. Я хотел бы, чтобы так и оставалось, правильный симбиоз работы и семейной жизни.
— Каким видите себя лет через пять?
— Сложно сказать. Я был бы рад, если бы оставался примерно на тех же позициях, возможно, еще поднабрался бы опыта, сделал бы еще какие-то экспериментальные штуки. В этом году, например, я выступил как режиссер, мы сняли свой полнометражный фильм. Это был для меня первый опыт быть режиссером в кино. Хоть мы и в связке с режиссером Ромой Михайловым это делали, но ответственность была очень большая. Возможно, я буду продолжать двигаться в эту сторону. Однозначно, что я буду заниматься творчеством, в этом я уверен на сто процентов. Как оно повернется, музыка ли это будет, театр, кино или все вместе, это сложно предугадать. Это такая примета времени, когда я понимаю, что сейчас мне необходимо вот это, тогда я начинаю это делать и довожу до конца. Проходит время, и я понимаю, что сейчас хорошо бы чуть-чуть уйти в другую сторону. Поэтому точно предсказать не берусь, но я явно буду творить. (Смеется.)
