Александра Ревенко: «К тридцати годам я пришла к пониманию себя»
О работе с Серебренниковым и Богомоловым, взрослении и личной жизни — в интервью
Внешность обманчива. Взгляд исподлобья, так называемая «модельная внешность» сделали Александру Ревенко любимицей люксовых марок и глянца. Кажется, что она этакая «вещь в себе», сохраняет дистанцию. На деле в ней больше открытости и готовности обсуждать любые темы. Впрочем, как признается актриса, к тридцати годам она пришла к принятию себя. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».
— Саша, в театральную студию вы попали благодаря совету родителей, которые решили, что вы нуждаетесь в социальной адаптации…
— Мне было всего четыре года, поэтому совета как такового не было. (Улыбается.) Мои родители хотели для меня всего самого лучшего, чтобы я развивалась во всех направлениях, пела, танцевала и радовалась жизни. (Улыбается.) А поскольку я любила петь и танцевать, то с удовольствием пошла на прослушивание в школу искусств «Родник», которая находилась в нашем районе. Окончила ее в одиннадцать лет, параллельно училась в театральной школе и в четырнадцать лет, уже самостоятельно, решила пойти на кастинг в Детский музыкальный театр юного актера. Играть мне нравилось, и не было такого, чтобы родители специально меня направляли.
— То есть вы не были интровертным ребенком, которому надо преодолеть зажатости?
— Нет, абсолютно. В школе меня не считали пай-девочкой, но это было связано скорее с моими постоянными опозданиями. Весь дневник пестрел записями учителей. По поводу моего внешнего вида тоже делали замечания. Мне казалось, они придираются. Все сидят с распущенными волосами, почему только мои привлекают внимание?! Думаю, педагогов раздражало проявление моей внутренней свободы.
— Вы опаздывали потому, что не хотелось идти в школу?
— Во мне говорил юношеский максимализм. Я думала: «Я иду учиться потому, что у меня нет выбора», — и это было тягостно. Считала, школа должна быть мне благодарна за то, что я вообще туда пришла. Хотя в одиннадцатом классе я неожиданно осознала, что все скоро закончится и как-то мало было ученичества в моей жизни. Весь год ходила в школу без пропусков.
— С родителями у вас был уговор: мол, учишь только те предметы, которые пригодятся при поступлении, или сдаешь все без «троек»?
— Нет, я училась на «четверки» и «пятерки», совершенно не напрягаясь. Это была школа с театральным уклоном, у нас проводились актерские занятия, танцы, пение, мне там нравилось. Просто уж очень тяжело было вставать по утрам и час ехать — сначала на автобусе, потом на метро.
— А сложности уже во время учебы в театральном институте были?
— Да, на первом курсе ты думаешь, что все знаешь и умеешь, но постепенно это чувство пропадает. Кстати, сейчас я думаю, что в нем больше правды, нежели в переживаниях и сомнениях. Все обучение построено на том, что ты расшатываешь свою психику, делаешь ее подвижной. Учеба в театральном — это особая история, четыре года в одной аудитории, с одними людьми, каждый день, с девяти утра и до одиннадцати вечера, с одним выходным для подготовки этюдов, которые будешь показывать на следующей неделе. С одной стороны, расширяется внутренний потенциал, но с другой — ты и людей других не видишь, варишься в этом котле.
— Играя роли школьниц — Лиду Ткачеву в «Ученике», Катю в «Содержанках», вы вспоминали собственный опыт?
— Когда я увидела свои костюмы в «Ученике» — эти короткие шорты, юбки, то подумала, какой же на самом деле скромной и примерной девочкой я была в школьные годы! И тогда у меня не было никаких отношений с мальчиками, я об этом вообще не думала. Мне казалось, какие могут быть отношения в шестнадцать лет? Ну максимум за ручку походить с парнем, который нравится. (Смеется.)
— Видимо, поведение Кати из «Содержанок» — это вообще за гранью?
— Для меня точно. (Улыбается.) В подростковом возрасте темы любви, секса меня не волновали. Я почему-то даже не мечтала на тему замужества, что вот влюблюсь, у меня будет свадьба…
— Все актеры говорят, что надо своего персонажа принять. Вам удалось что-то хорошее в Кате найти?
— В Кате мне нравится то, что она мало задумывается (потому что сама я очень склонна к рефлексии), нравится ее способность легко принимать решения. И если где-то она лажает, то так же быстро об этом забывает.
— Интересно было воплощать такого персонажа, максимально далекого от вас?
— Я так люблю играть, что даже не могу сказать, что мне когда-то было неинтересно, и не могу выделить какую-то роль… хотя, нет. Полина из сериала «Звоните Ди Каприо» Жоры Крыжовникова. Это для меня особый проект, по сей день вспоминаю съемки с трепетом.
— Как вы относитесь к теме, поднятой в «Содержанках», насколько вам важна финансовая независимость, когда вы в отношениях с мужчиной?
— У меня нет категоричного ответа на этот вопрос. Я люблю сама зарабатывать, но при этом ничего не имею против того, чтобы мужчина обеспечивал семью. Я бы не хотела оказаться в полной финансовой зависимости, мне нравится ощущение, что я сама сумела что-то добыть, как амазонка.
— Как-то вы сказали, что кино — это «мужская территория, я согласна талантливо украшать»…
— Наверное, я это говорила лет пять назад, когда феминистическая повестка не стояла так остро. Естественно, я за равноправие, за то, чтобы женщина могла самовыражаться. Раньше играть подругу или жену главного героя меня вполне устраивало. Сейчас мне не хочется быть приложением к мужской роли, хотя они и важны для раскрытия характера.
— Вы ведь работали с женщинами-режиссерами. Тех же «Содержанок» снимали Константин Богомолов, Дарья Жук и Юрий Мороз, с кем было интереснее?
— Естественно, я чувствовала различия. Со всеми было интересно работать, с каждым по-особенному. Могу сказать, что Даша была нежнее и по-женски чутче.
— Вам комфортнее, когда в работе вас хвалят, или критика стимулирует?
— Если замечания по делу, мне это нравится. Я к этому профессионально отношусь и не обижаюсь. И не помню такого, чтобы режиссер специально пытался вывести меня из себя.
— Кирилла Серебренникова можно назвать вашим учителем — это взаимная симпатия?
— Да, это мой учитель, мы много лет работали вместе. Он вдохновлял, служил примером. Но сохранялась дистанция, мы никогда не переходили на территорию дружеских отношений.
— С чем связан ваш уход из «Гоголь-центра»?
— Это связано исключительно с моим взрослением. Я больше не вижу себя в формате актрисы репертуарного театра. И не могу дать театру то, что могла раньше, не ощущаю возможности быть в системе.
— Но антрепризы у вас остались?
— Я играю один спектакль у Константина Богомолова — «Дядя Лева». Для меня это важный этап. Очень интересен подход Константина Юрьевича к материалу, отказ от разделения реальности и сцены. Оказалось, так непросто преодолеть воображаемую черту, ведь я сама ощущаю, как меняюсь, выходя на сцену. Оставаться собой, находиться на частоте, не стараться понравиться публике, не пытаться оправдать ее ожидания и, конечно, отказаться от привычных методов работы — вот это было самым сложным. Появился у меня еще один интересный проект, международный. Это перформанс «Флора», в Эрмитаже, режиссер Жаклин Корнмюллер, продюсер и драматург Питер Вольф. Были выбраны картины и скульптуры, к которым написали монологи русские и австрийские писатели. Например, моя история была написана австрийской писательницей Миленой Мичико Флашар. Это монолог от лица собаки, поселение которой покинули люди. Было здорово поработать с иностранными режиссерами, и уже в который раз убеждаюсь, что можно понять друг друга, даже не владея языком в совершенстве. Коммуникация происходит на энергетическом, эмоциональном уровне.
— Как они нашли вас?
— Жаклин и Питер увидели меня в фильме «Ученик», который в свое время был в программе европейских кинофестивалей. И каким-то образом отыскали мой номер телефона.
— Я чувствую, вы уже готовы к пресловутому звонку Спилберга.
— Да (смеется), в первую очередь надо открывать в себе такие возможности, не ставить внутренних рамок. И тогда Вселенная чудесным образом начинает тебе помогать. Так, я посмотрела невероятный фильм казахского режиссера Адильхана Ержанова «Черный, черный человек» и сказала в одном из интервью, что мечтаю с ним поработать. А он это интервью прочитал и пригласил меня в свой новый проект на большую роль. К сожалению, сейчас не могу рассказать подробнее. Фильм будет называться «Штурм».
— Многие ваши коллеги говорят, что в ролях могут проработать какие-то внутренние проблемы, психотравмы. Вы испытывали что-то подобное?
— Да, конечно. Ты ведь всегда работаешь с собой, со своим актерским аппаратом, который связан с твоей психикой. Могу сказать, что роль в том же спектакле «Дядя Лева» прибавила мне уверенности в себе. И еще я поняла, что повзрослела.
— Вы производите впечатление человека уверенного — и по ответам в интервью, и по манере держаться. Это на самом деле работа над собой?
— Мне кажется, я больше осознанна, чем уверенна. С этим качеством ра-ботаю — и еще буду работать. Но я всегда могу посмотреть на себя и на си-туацию со стороны. Этому меня учили мама-психолог и папа-психиатр.
— На ваш взгляд, верно ли утверждение, что партнер — твое зеркало?
— Я думаю, в отношениях растут два человека. Мы будто два ребенка, которые учатся контактировать. Как незнакомые дети встречаются на площадке во дворе и ищут подход друг к другу.
— Детям проще…
— Я так не считаю. Мне кажется, у детей столько несвободы, зависимости от взрослых! Лично мне никогда не хотелось вернуться в детство. У меня нет ощущения, что там все было просто, хотя я не помню каких-то строгих родительских запретов. Но я радуюсь, что стала взрослой и могу теперь сама решить, что мне есть, какую одежду носить, куда пойти, чем заниматься. Ощущение свободы прекрасно.
— Случайность ли то, что все ваши мужчины — люди творческих профессий? С другими неинтересно?
— А других ты просто не видишь, особенно когда учишься в театральном институте. Я очень рада, что Антон меня встретил и вытащил из узкого актерского круга. В тот период я познакомилась с людьми разных профессий, была в разных компаниях и поняла, как сильно ограничивал меня мой университетский круг.
— Верно, что Антон увидел вас на спектакле и потом прорвался за кулисы?
— Нет, он не прорывался (смеется), не знаю, откуда взялась эта информация. Какое-то издание напечатало, а другие повторили. Помню, я наткнулась на свое интервью, совершенно вымышленное, с лирическими отступлениями, что якобы Антон меня приручил, а я была такая вся строптивая. (Смеется.)
— А что было на самом деле?
— Антон действительно был на спектакле и потом написал мне в соцсетях, что ему очень понравился спектакль и моя работа. Я поблагодарила, но после этого сообщения мы встретились только через полгода.
— Почему?
— Не знаю, написал мне человек — что, сразу на свидание идти? (Смеется.) Я спокойно отношусь к подобным сообщениям, не придаю им особого значения. Ну а потом мы изредка с Антоном общались и наконец решили встретиться.
— И это было уже настоящее свидание?
— Да. Помню, перед этим я пришла к своей подруге и стала спрашивать: «Посоветуй, что я должна говорить? Я никогда не ходила на свидания». Она ответила: «Саша, тебе не надо ничего говорить, можешь просто сидеть и молчать». И вот мы с Антоном поздоровались, а дальше я молча сидела и смотрела на него, улыбаясь. Он потом вспоминал, что очень растерялся, но я показалась ему загадочной. Потом, конечно же, мы проболтали весь вечер. (Улыбается.)
— Видимо, это он пытался заполнить паузы?
— На самом деле я уже точно не помню, что там было, потому что очень волновалась. Хотя и улыбалась. Молчать и улыбаться — иногда это очень помогает в стрессовых ситуациях. (Улыбается.)
— Вы похожи глобально во взглядах?
— Один из первых моментов, когда я ощутила, что мы близки по духу, — нас объединяет любовь к Москве. Мы с Антоном оба москвичи, выросли здесь, у нас есть любимые места, воспоминания детства. Я много знаю об истории Москвы, этот интерес мне передали родители. Мама родилась в столице, а папа хоть из другого города, с детства увлекается историей. Здесь прошла вся моя жизнь, вспоминаю, как много лет ходила по Тверской в школу… Москва — это мой дом. У меня есть ощущение безопасности, защиты.
— Хотя многие люди не любят столицу из-за ритма, жесткости.
— Наверное, если бы я приехала из другого города, как многие мои однокурсники, я бы ощущала себя иначе. Жить в общежитии, вдали от семьи — для меня они просто герои. Не знаю, смогла бы я так, без поддержки родных.
— Вы говорите, с Антоном вас объединили любовь к городу, детские воспоминания, но у вас разница в возрасте одиннадцать лет и детство разное.
— Да, воспоминания разные, но город-то один. Мне очень интересно, когда Антон делится своими историями.
— А были какие-то разногласия, которые вас настораживали, отталкивали? Вы привели такое яркое сравнение про детей, которые учатся играть друг с другом.
— Как-то интуитивно получилось. Наверное, просто чувствуешь, что хочешь быть рядом с человеком — и все. Антон меня многому научил, и самое главное — он научил меня приходить к взаимопониманию. До встречи с ним я вообще не умела этого делать — выражать свои чувства, эмоции, обсуждать их. Это было действительно трудно. Однажды я целый час не знала, как высказать то, что меня мучило. Антон сел рядом и спросил: «Скажи, в чем дело?» — а я не могла. Тогда было проще уйти в себя. Сейчас считаю, что проблемы можно решить только путем откровенного диалога.
— Вы человек отходчивый или сложно сразу простить, если что-то вас обидело, причинило боль?
— Обиду я ни на кого не таю. Я умею легко переключаться. Но если я что-то внутри себя решила, то могу даже расстаться с человеком.
— Есть ли у вас близкие подруги, с которыми вы давно дружите?
— Да, еще со школы у меня подруга Маша Карпова, она тоже стала актрисой, служит во МХАТе. Еще одна — Даша Ведищева, она не актриса, но познакомились мы в детском театре и дружим больше пятнадцати лет.
— Когда какая-то проблема или плохо, хочется поплакаться, к кому пойдете — к Антону, к родителям или подругам?
— Ко всем по очереди. (Смеется.) К Антону, родителям, брату и подругам. Мне поддержка близких людей очень важна.
— Вы с Антоном пять лет вместе. Вы друг друга изменили? Вы сказали, что он научил вас диалогу — это большой шаг.
— Я чувствую, что мы готовы меняться и меняемся ради друг друга и ради того, чтобы у нас была возможность свободно расти и развиваться как творческие личности внутри отношений. Иногда бывает, что какие-то обычные бытовые вещи создают проблемы. В том числе эти классические разбросанные вещи. (Улыбается.) Тут в какой-то момент надо остановиться и спросить себя: неужели это так важно, чтобы жертвовать настроением твоего любимого человека и себя самой? Я выбираю второе. Все бытовые вещи не стоят личного счастья, самое главное — переключиться, суметь посмотреть на ситуацию со стороны.
— Нет ли у вас потребности завести домашнее животное?
— Боюсь не справиться, у меня проблемы с самодисциплиной. Да и график своеобразный. В сентябре, например, я буду в Петербурге, потом поеду в Казахстан, съемки и репетиции в Москве. У Антона тоже гастроли, поездки. Пока мы не готовы. По внутреннему ощущению это серьезная ответственность.
— Антон, судя по всему, большой модник и на светских мероприятиях всегда очень стильно выглядит. Это ваша заслуга?
— Нет, совсем наоборот. У Антона прирожденное чувство стиля. Еще его дедушка, Александр Александрович Севидов, знаменитый тренер московского, киевского и минского «Динамо», на фото семидесятых годов выглядел как настоящая голливудская кинозвезда. Это у Антона в крови — так же как и музыкальный вкус. Скорее я тянусь за ним.
— Он дает вам советы, как одеваться?
— Да, он мой стилист, но просит это не говорить. (Улыбается.) Я доверяю ему. Хотя последнее время, возможно, это связано с моим взрослением, я уже не так нуждаюсь в его одобрении, как раньше.
— Вы друг известной люксовой марки, любимица глянцевых журналов — чувствуете первые признаки звездной болезни?
— Нет, ничего подобного! Я, как и раньше, езжу на метро и в автобусе, и бытовые привычки у меня не поменялись. Даже не знаю, что бы я такого хотела материального. Разве что больше путешествовать, но это не связано с люксом, комфортом, частными самолетами. Спокойно могу жить в простом отеле или хостеле.
— В метро вас узнают?
— Да, случалось. Иногда я вижу, что узнали, но не могут вспомнить сразу, где меня видели. И за этим процессом узнавания тоже очень интересно наблюдать. Бывает, что подходят, просят вместе сфотографироваться. Мне это приятно.
— Есть ли у вас занятия для души? Что вы делаете, когда не работаете, в свой выходной день?
— Я люблю помедитировать, заниматься йогой, слушать подкасты на психологические темы. Мне нравится наводить дома порядок и чистоту, меня это расслабляет. Для восстановления нужно обязательно уделять время себе. Если у меня утром есть полтора часа для себя, то выполняю комплекс дыхательных упражнений, занимаюсь йогой и медитирую. Идеально.
— Судя по всему, вы приверженица ЗОЖ?
— Да, стараюсь придерживаться принципов здорового питания: ничего соленого и жареного, фастфуда, газировки. Не курю. Не пью. Хотя у меня скоро юбилей, тридцать лет, может, и выпью бокал шампанского. Совсем уж ограничивать себя тоже плохо, зачем впадать в крайности.
— Вы совершенно не выглядите на тридцать. Ощущаете диссонанс между внешним видом и цифрой тридцать?
— Нет, мне нравится мой возраст. К тридцати годам я пришла к пониманию себя и ощущению, что у меня большие ресурсы для роста — как профессионального, так и личного. И эта осознанность мне очень нравится.
