Ирина Линдт: «Хочу лишь, чтобы сын был счастливым и хорошим человеком»
Актриса дала эксклюзивное интервью womanhit.ru, в котором рассказала о работе с детьми, сыне Иване и продолжении актерской династии
Сегодня актриса Ирина Линдт отмечает день рождения. Самый большой подарок она сделала себе сама. Накануне состоялась премьера детского спектакля «Истории одного городка» культурного фонда Валерия Золотухина и детского театрального центра «Премьера», где Ирина выступает режиссером, и который с успехом прошел на сцене МХАТа имени Горького. Одну из главных ролей сыграл ее сын Иван Золотухин. О своей работе, творчестве, отношениях с сыном она без купюр рассказала Womanhit.ru.
- Ирина, какая основная сложность в работе с детьми, на ваш взгляд?
- Основная сложность в работе с детьми — это их родители (смеется). Я думала, что никогда не буду кричать на детей, когда приступала к этой свой деятельности. Но, как ни странно, дети слушают именно повышенные тона. Я сейчас имею в виду актерскую историю. Когда очень мягко, они не соображают. Не воспринимают. Но поймите меня правильно, я не деспот (смеется). У нас внутри очень семейная атмосфера. Дети на нас не обижаются. Мы вместе с ними ездим в лагеря. Они знают, если мы жестим, я, например, могу назвать его придурком, он просто поймет, что это сигнал. Боже упаси, он на меня сейчас не обиделся. Он позже подойдет, будет обниматься и прощаться. У нас абсолютное, в этом смысле, с детьми понимание. Есть костяк детей, которые с нами уже много лет. Это наша основная труппа. Мы абсолютно одна семья в этом смысле. Мы и на гастроли ездим вместе, и в летний, и в зимний лагерь. Но сложность происходит иногда из-за того, что в основном родители не могут часто дотерпеть. Им надо, чтобы их дети сразу выдавали результаты. Сразу становились звездами. Если, вдруг, что-то не так, они могут обижаться. Что-то говорить не то. Могут ребенка неверно настроить. И самое обидное, когда ты вкладываешься в ребенка, а после нескольких фраз родителя, находящегося в эмоциональном порыве, ребенок может зажаться, вообще выйти из Студии. Это такие сложные психологические моменты. И, конечно же, еще и дисциплина, не все дети к ней приучены. В наше время дети вообще особенные какие-то в этом смысле. Нужно колоссальное терпение, чтобы добиться от них результата. Нужно терпеливо вкладывать и вкладывать (смеется). А главное, верить, что это не напрасно, что результат будет. И когда есть поддержка со стороны родителей, тогда все получается.
- В театре на Таганке вы работали с одним из непредсказуемых и талантливых режиссеров. Я имею в виду Юрия Любимова. Что-то взяли в сегодняшнюю свою профессию?
- Таганка — это театр особый. В нем как бы нет границ. У меня такое ощущение, что когда я играла в Театре на Таганке, я играла как бы во всех жанрах и форматах. То есть это не просто брехтовское какое-нибудь существование, это особая школа, после которой легко существовать в любом жанре. И более бытовом, и по Станиславскому, и не по нему. Когда ты преодолел какие-то барьеры, которые ставил Юрий Петрович Любимов — и в поэтическом театре, и в условном, — то остальное дается легче.
- Так что вы взяли от него, как режиссер?
- Если говорить конкретно, то не все артисты владеют стихом. То, как учил читать материал и как учил играть в стихах Любимов, — это особая школа. Я могу смело сказать, что правильно читать стихи я научилась даже не в институте, там была заложена основа, а вот чувствовать стих, понимать — все это большая любимовская школа. Умение работать через зал. Видеть ту энергию, которая возникает, когда актер общается с залом.
- Ваши юные актеры и актрисы прекрасно держат текст. Но я хотел спросить о вашем сыне Ване, который играет в спектакле одну из главных ролей, поет и танцует. Сложно было с родной кровинушкой репетировать?
- Сложность заключается в том, что я к нему не совсем объективна в плане того, что я от него требую большего, нежели от всех остальных ребят. Ведь я никого не знаю так хорошо, как своего сына. Я понимаю, когда он в расхлябанном состоянии, когда он собран. Вижу, где есть потолок, где его нет, где можно лучше. Поэтому мне хочется, как маме, чтобы он показал себя только с лучшей стороны. Например, нам еще предстоит выяснение, почему у него на премьера не оказалось ремня на гитаре. Не знаю, что случилось. Ему, конечно, было трудно держать гитару. Из-за этого он не мог полноценно играть на инструменте. Забыл ли он его, или что-то еще, не понимаю. Я таких вещей не прощаю. И сложность заключается в том, он очень уверен в том, что мама все продумает, тем более что она режиссер. Если остальные дети знают, что они тут одни, что мама с работы не приедет и потерявшийся ботинок не найдет, то у Вани есть такой запасный путь — дескать, я могу что-то там доделать за него. Но он приучается постепенно к самостоятельности, правда, вот иногда что-то подобное происходит. И тогда я за это его очень ругаю. Ведь я всегда ему говорю, что на нем двойная ответственность, потому что всегда сложная ситуация, ведь дети видят и знают, что ты — ребенок режиссера. Поэтому надо соответствовать.
- Сын начал играть на сцене. Говорит ли это о том, что вы видите в нем потенциал, заложенный двумя актерами и по совместительству родителями Ивана: папой Валерием Золотухиным и мамой Ириной Линдт?
- Он по природе артист, это я вижу. Артистическая натура, нутро, присутствует хороший темперамент, хороший сценический голос. От природы все, что нужно для сцены, у него есть. Теперь нужно работать. Часто, как показывает опыт, данных от природы мало. Бывает, люди менее одаренные обгоняют более одаренных. И только благодаря своему трудолюбию. И ему надо будет работать, чтобы развиваться. А там уже посмотрим. Пока он собирается поступать в театральный. Ему еще год учиться в школе.
- Что за театральное?
- МХАТ, Щука, пока так смотрим.
- Вы говорите, что иногда проводите «разбор полетов» после спектаклей, а вот помогаете ли вы своему сыну в подготовке к его ролям?
- Конечно, так же, как и всем остальным детям. Я с ними репетирую, что-то подсказываю в процессе репетиций, вместе с ними думаем, какой костюм будет лучше, в общем, работаю, как и с любым другим участником спектакля.
- Он смотрит работы отца, учится играть на его примере?
- Нет, как учебное пособие работы отца я еще не практиковала (улыбается). Он смотрит по ТВ какие-то фильмы. Сейчас у него период взросления, когда чужие уроки воспринимаются с трудом. Он сейчас пытается нащупать себя. Поэтому на все мои комментарии он отвечает: «Да-да-да-да!» Хотя и прислушивается тоже (Смеется). Пытается выполнять какие-то мои задания, следовать моим замечаниям.
- Я знаю, в карантин он занялся изучением игры на гитаре, что из этого вышло?
- Буквально с нуля он за этот период очень хорошо ее освоил. Начал играть на электрогитаре. Уже вторую купил. Сначала была попроще, но он вырос из нее (смеется). Стала мала. Взяли более профессиональный инструмент. И теперь даже его педагоги удивляются, что за такой короткий срок он уже так неплохо играет.
- Он и неплохо двигается на сцене.
- И двигаться стал очень неплохо. А ведь был совершенно некоординированным в детстве. Абсолютно. То есть, как его папа, кстати говоря, Валерий Сергеевич, который был в этом смысле очень, нет, не очень координированным (смеется). Я постоянно думала тогда, ну что же Ваня не мою природу взял. Но в свое время он увлекся стилем K-Pop — жанр танцевальной корейской музыки. И стал ходить на танцы. И как-то постепенно он сам, смотря видео, заучивал движения. В какой-то момент я поняла, что у него начало получаться: он стал попадать в ритм, стало разминаться тело, появились новые движения. И сейчас, когда я вижу, как он существует на сцене, понимаю: все хорошо. Он может выучить непростой танцевальный рисунок. И это заслуга его самообразования.
- Вопрос как к маме, так и к актрисе, режиссеру, руководителю театральной труппы — кем видите его в ближайшее время?
- Лишь бы он был счастлив и был хорошим человеком. А какой путь он выберет… Мне, как и любой маме, важнее, чтобы он был счастливым, чтобы у него все сложилось и в личной жизни, и в работе — чем бы он ни занимался.
