Олег Гаас с первой минуты общения производит впечатление открытого и добродушного человека. При этом — совершенный мальчишка: азартный, хулиганистый, отчаянный. В общем, он настоящий, с какими-­то правильными понятиями о добре и зле. И его герои — такие же настоящие, даже если слегка колючие и упрямые, как, например, оперативник Ким Вершинин в полюбившемся зрителям историческом детективе «Шифр». А сейчас зрители могут увидеть актера в картине Михаила Сегала «Глубже!» — о жизни порноиндустрии. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».

— Олег, ты рассказывал, что в профессию попал случайно, гуляя по Питеру и заглянув по пути в театральный институт. Но ты, кажется, занимался в театральном кружке?

— Да, в школе у нас был кружок, и в десятом классе учительница по литературе посоветовала мне пойти туда. Я пришел, увидел одних девчонок, но остался. (Смеется.) Мы что-­­то готовили к Новому году, потом к Восьмому марта. И я заметил, что учителя умиляются, и оценочки поднимаются. (Улыбается.) А главное, меня это затянуло. Захотелось попасть в Comedy club, потому что смешишь зрителя и сразу получаешь ответную реакцию. Потом я понял, что надо заниматься чем-­­то посерьезней, и для этого нужен театральный институт. Я не верил, что поступлю: не пою, не танцую, ничего не умею, а люди со всеми навыками по несколько лет двери пробивают. Да и родители были против, отец особенно. Он смирился, только когда увидел меня в первом фильме.

— А чем занимаются родители?

— Мама — товаровед, а у папы был свой бизнес, хотя он без высшего образования, из деревни родом и сам всего добился. Такой настоящий мужик. Театр ему совсем не близок.

— Изначально ты поехал в Питер поступать на экономический факультет?

— Да, причем забавно получилось: одноклассница, заполняющая список с дополнительным предметом для ЕГЭ, случайно вписала в мою фамилию «литература». Я как раз не знал, что выбрать. Подумал: «И ладно». Пригодилась! Мама считала, что нужно получить серьезную профессию. Мол, учиться в театральном вузе интересно, а дальше что, как семью кормить? Мамина подруга, тетя Галя, которая жила в Питере, все время уговаривала меня приехать туда на курсы, но я и так шесть школ сменил, не хотел. И когда мы вместе с ней и мамой, уже приехав в Питер, шли смотреть квартиру, чтобы снять, и проходили мимо здания на Моховой, тетя Галя сказала: «Вот здесь ты мог бы учиться». Я гляжу: вокруг какие-­­то интересные лохматые ребята в свитерах. Говорю: «Нет, нет». А она: «Почему? Иди, попробуй!»

"С мамой мы друзья. Как это ни странно, объединяют трудности, а не радости. Мне развод родителей дался тяжело, всего десять лет тогда было. Пережили, справились"

Фото: Владимир Мышкин

— Значит, послушал ее?

— Да. Заходим, меня спрашивают: «Вы поступать?», я говорю: «Нет», а боевая тетя Галя вместо меня: «Да». «Вы поете, танцуете?» Я на все отвечаю отрицательно. Тогда они: «Ну, удивите комиссию хоть чем-нибудь». Сказали выучить четыре басни, четыре стихотворения, четыре отрывка из прозы. У меня что-­­то оставалось в голове со школы, но немного. Я залез в книги, полночи учил, но утром, проснувшись, понял, что ничего не помню. В институте мне дали бланк, куда нужно вписать мой репертуар. Я заглянул в бланки, уже заполненные другими ребятами, а там — и Рогожин, и Гамлет, и Моцарт… Кто такой Моцарт, я примерно знал, а о Рогожине вообще не имел никакого понятия. (Смеется.) Мне неловко стало, что я написал только «Мальчик и змея», Пушкина и Пастернака. Из прозы я подготовил монолог Васкова из повести «А зори здесь тихие…». Прихожу на консультацию: «Здравствуйте, я Гаас Олег». Они: «Вы что, заикаетесь?» — «Нет, просто у меня в фамилии две 'а». Просят начать с басни, и тут я понимаю, что она вылетела, совсем. Говорю: «Извините, пожалуйста, я басню забыл». В ответ молчание, потом: «Давайте другую». А я: «У меня она вообще-­то одна». Они в шоке: «Ну, пересказывайте тогда своими словами». И тут меня понесло, от Крылова ничего не осталось. Помню, кто-­­то из комиссии смеялся. Потом я читал стихи, прыгал, орал… Когда сел на место и стал слушать других абитуриентов из своей десятки, то понял, какие они все талантливые. Предположил, кого возьмут. Нам сказали подождать за дверью. Я не сомневался, что провалился, попрощался со всеми надеждами и тут вдруг слышу: «Гаас». Решил, что объявили того, кто из десятки не прошел. Оказалось, наоборот. Пропустили сразу на второй тур. Там надо было исполнить песню а капелла (тут я и узнал, что это такое), подготовить творческий сюрприз, танец, в общем, много чего за три дня. И тут уже мама, справившись с шоком от того, что меня пропустили дальше, активно подключилась, нашла репетитора по танцам. Пару раз я сходил к ней, но она шепнула маме на ухо: «Я и за месяц бы с ним ничего не сделала».

— А с пением что было?

— Я был командиром по маршировке в школе, и мы часто пели «Идет солдат по городу». Решил: это моя коронка, с ней точно поступлю. Прихожу на второй тур, все поют, играют на инструментах, а я как заголосил: «Идет солдат по городу…» Меня быстро прервали, попросили следующую. Я помнил только из пионерского лагеря песню о десантниках. Меня спрашивают: «Ты что, из армии вернулся?» Потом станцевал еврейский танец, забавно было, с моей немецкой фамилией. Прихожу вечером на объявление результатов, тысяча абитуриентов. И опять мою фамилию назвали, а другие в обморок падали, что их не объявили, столько готовились… Дальше третий тур, коллоквиум, собеседование. Тут я подумал, что точно вылечу, потому что читал мало. Ребята выходят, говорят, что спрашивали: «Кого хочешь сыграть?» Я стал судорожно вспоминать, какие герои есть в книгах, которые не читал: Чацкий, Лопахин, Гамлет… (Смеется.) Захожу — и вдруг кто-­­то из комиссии: «Что готовить умеешь?» Я подробно рассказал, как «Доширак» по-­особому варю. Они внимательно выслушали, но потом все же спросили, что я сыграть хочу. Ну, я весь список и выдал. (Смеется.) В итоге поступил на бюджет в мастерскую Арвида Михайловича Зеланда. Позвонил отцу, сказал: «Я поступил в театральный», он только и ответил: «Понятно». Потом каждые полгода я оттуда уходить хотел.

— Почему?

— Сомнения одолевали. Может, потому что в школе привык первым быть, а тут и без меня сборище лидеров и талантов. В общем, не верил в себя.

— После «Шифра» уверенность появилась?

— Появилась раньше, но не самоуверенность. Понимаю, что надо постоянно развиваться, расти. В нашей профессии сумасшедшая конкуренция. Актеру необходим театр: работая с большим режиссером, ты растешь. Сейчас репетирую с Сергеем Васильевичем Женовачом и понимаю, что я опять первокурсник. (Улыбается.)

"Сначала со съемками было туго. Даже листовки одно время раздавал возле станции метро «Владимирская», чтобы на билет в Москву заработать"

Фото: Владимир Мышкин

— Как ты переехал в Москву?

— Я после института показывался в МДТ к Додину и в московские театры. Пробовался в кино, меня утвердили в сериал «Любимая учительница». Снялся там, но потом со съемками было туго. Даже листовки одно время раздавал в костюме арбуза в Питере возле станции метро «Владимирская», чтобы на билет в Москву заработать. Мотался туда-­сюда, ходил по театрам. Мой товарищ Саша Кузнецов работал тогда в МХТ и помог записаться на показ. Я стал звонить однокурсникам, просил подыграть мне в отрывке, в ответ слышал «нет». Но когда говорил, что в МХТ, сразу все могли. (Смеется.) Сыграли отрывок из «Чайки». Смотрели Константин Богомолов, Александр Молочников, Виктор Рыжаков и Ольга Семеновна Хенкина, помощница Олега Павловича Табакова. Потом мы с однокурсниками пошли в кафе, и тут она звонит: «Олег, приходите». Прибегаю, и мне предлагают поучаствовать в лаборатории, в спектакле «Леха». Иду на репетицию — страшно: МХТ, мастодонты… Но режиссером «Лехи» был Даниил Чащин, молодой парень из Тюмени. Я подумал: оба мы из Сибири, сойдемся. Он спросил: «Нижний брейк танцуешь?» Я тут же вспомнил про свои проблемы со спиной, но сказал, что изображу что-нибудь. И в этот день у меня ни с того ни с сего разболелась пятка. Я не сразу заметил, поехал в Питер на озвучку, а в поезде меня начало лихорадить. На следующий день боль была уже нестерпимая, я даже вызвал «скорую». Меня отвезли в больницу, и там сказали, что пятку надо срочно резать.

— А что произошло?

— Непонятно. Я стал отказываться от операции, потому что после нее надо неделю лежать в больнице, а у меня МХТ. Они мне: «Ты с ума сошел, нарыв может до кости дойти, потом ампутация». Я спросил, можно ли решить вопрос быстро. Сказал, что очень надо. В итоге они все же согласились вскрыть пятку без анестезии. Я им всю подушку, на которой лежал, выгрыз, как на вой­­не в госпитале, наверное. Потом совсем никакой, с температурой, на одной ноге, поскакал в поезд. Нога ныла нестерпимо, не уснуть. Приехал в Москву, сунулся в одну больницу, в другую, меня не принимают, потому что полиса нет. В третью больницу уже моя сестра позвонила. Госпитализировали, решили делать операцию. Врач сказал, что месяц или два я должен жить без физических нагрузок, а у меня «Леха», и там мой герой — на беговой дорожке… Приковылял на костылях на репетицию. Прыгал, скакал на скакалке, кровь из кроссовки выливал, а так все нормально. (Смеется.) Меня в медпункте МХТ до сих пор называют «пяточник», я к ним ходил на перевязки. Сделали этот спектакль дней за десять. Мне не сообщили, берут или нет. Только через полгода Ольга Семеновна позвонила и сказала, что надо ввестись в спектакль «С любимыми не расставайтесь» на главную роль и это будет моя проверка. После этого меня взяли в стажерскую группу МХТ.

— Приехав в Москву, где жил?

— У меня была девушка, у нее жил. Потом снимал квартиру.

— Хватало денег на жизнь?

— Я аккуратно тратил, поэтому хватало. Лучше откладывать деньги, чтобы потом приобрести что-­­то нужное. На мелкие радости не люблю тратить, только если на родных.

— А сейчас квартиру снимаешь?

— Нет, на нее я уже накопил. (Смеется.) Без ипотеки и долгов, конечно, не обошлось, зато квартира в хорошем районе. Дом, правда, старый, и квартира крошечная.

— Ты в быту человек привередливый? Насколько тебе важно, чтобы дома было чисто, ждала вкусная еда?

— Да, важно, я к этому привык, потому что долго жил с мамой и ею избалован. Но я не лентяй, люблю пылесосить, почему-­то такая страсть у меня.

"Приковылял на костылях на репетицию. Прыгал, скакал, кровь из кроссовки выливал. В медпункте МХТ меня прозвали «пяточник»"

Фото: Владимир Мышкин

— Ты один в этом маленьком пространстве?

— Нет, мы с Женей Розановой уже четвертый год вместе это пространство населяем. И у Жени, кроме других прекрасных качеств, есть очень важное — хозяйственность.

— Пока не женаты?

— Пока нет.

— Для тебя вообще важен штамп?

— Думаю, для женщины это важнее. А мама, конечно, уже не против внуков. (Улыбается.)

— С мамой у вас какие отношения?

— Мы друзья. Много чего вместе пережили. Как это ни странно, объединяют трудности, а не радость. Мне развод родителей дался тяжело, всего десять лет было. Пережили, справились. С мамой мы доверяем друг другу, каждый день созваниваемся, болтаем. У меня мама активный интернет-­­пользователь, интересуется жизнью звезд, все про всех знает: кто женился, кто развелся. Рассказывает мне, вводит в курс дела. (Смеется.) И фильмы, конечно, смотрит, делится впечатлениями, советует что-­­то. Мама для меня — это все.

— Ты доволен, как твоя профессиональная карьера складывается? И как она развивается у Жени?

— Карьера — довольно пышно звучит. Не скажу, что доволен на все сто, но дело постепенно движется. Сыграл в фильме Михаила Сегала «Глубже!», он выходит в конце октября, и я верю в его успех. А Женя нетипичная актриса, она не любит тусовки, а у нас, к сожалению, именно там многое решается. Женя — другая, ей все это неинтересно. И она права.

— После «Шифра» появилось больше предложений?

— «Шифр» не этап в моей жизни, хотя я люблю этот сериал. Позапрошлое лето у меня было сумасшедшим по пробам. Из десяти проектов утвердили в девять, а в итоге снялся только в двух: во втором «Шифре» и в «Глубже!». Я полгода пробовался в сериал «Русский раб». Исторический материал, главная роль, съемки в Турции, бои на мечах. Но «Шифр» пришелся на те же сроки, и продюсеры Первого канала зарубили мне «Русского раба». Зато я попал в сериал «Регби» — это спортивная драма. Мой персонаж — полная противоположность мне. Положительный парень, но с отрицательным обаянием. Неулыбчивый, жесткий, живет по понятиям, да еще отсидел в тюрьме.

"Женя – нетипичная актриса, она не любит тусовки. Ей это неинтересно. А у нас, к сожалению, именно там многое решается"

Фото: Владимир Мышкин

— Тебя в «Регби» сразу утвердили или были конкуренты?

— Насколько я знаю, выбирали между мной и другим актером, но режиссер меня отстояла. Не знаю почему. Может, больше на регбиста похож.

— А ты занимался каким-­­то спортом?

— Плаванием довольно серьезно, а так всем по чуть-­­чуть. Сейчас хожу в спортзал из-­­за спины.

— Чем запомнились съемки в «Глубже!»?

— Всем. Впервые съемки были для меня настоящей радостью, каждый день на площадке с Мишей Сегалом, Сашей Палем, Любой Аксеновой — подарок и счастье. Я там постоянно что-­­то придумывал, предлагал Мише, и он меня иногда осаживал, говорил: «Ты либо остановись, либо иди в режиссуру».

— В откровенных сценах участвовал?

— А как иначе? Это же кино про порноиндустрию. Но на площадке все было предельно аккуратно, мы с Любой снимались в белье телесного цвета и абсолютно доверяли режиссеру.

— У тебя есть какие-­­то увлечения, интересы помимо работы?

— Я практически все свободное время укрепляю мышцы спины. Хожу на пилатес, иногда на йогу. С друзьями тоже, конечно, встречаюсь. Сейчас в театре после репетиций «Окопов Сталинграда» играем в настольный теннис с Артемом Быстровым и Даней Стекловым, уже вошло в привычку.

— Что для тебя самое важное в дружбе?

— У меня много приятелей, а близких друзей всего два. Один в Омске, другой в Москве, это Наиль Абдрахманов. Настоящий друг всегда с тобой — и когда ты прав, и когда не прав. Он всегда скажет правду в глаза — это важно.