- Какое обращение к себе вы предпочитаете — Александра или Саша?

- Ой, да мне как-то проще с Сашей, да и сама я так часто подписываюсь. Дело в том, что с самого детства имя Александра звучало как-то помпезно, эпически. Я всегда полного имени смущалась. Поэтому Саша мне как-то приятнее. И сразу имя располагает к простоте. Можно даже и на ты, люблю, но не умею как-то так, сразу. Поэтому происходит долгое вы-ты. (Смеется.) У меня это вечная проблема.

- Не будем тогда путаться и продолжим на вы?

- Хорошо. (Улыбается.)

- Вы узнавали у родителей, почему вас назвали именем эпической богини?

- Это все мой папа, мама хотела назвать Машей. А папа решил, что нужно имя посерьезнее, вот и получилась Александра. А потом так совпало, что и прабабушка у меня была Александрой, и родилась я в день именин. Но они, как советские родители, всего этого не знали. Это потом, спустя годы, все чудесным образом совпало.

- У вас необычная и чудесная для Москвы фамилия. Как правильно ставить ударение — Ребёнок или РебенОк?

- Ударение ставится на последний слог, это белорусская фамилия. У меня папа белорус. Он родился в Пинске. Эта фамилия там часто встречается — 50% людей записаны в метрике как Ребенок.

- А как вас друзья и подружки в детстве называли, было прозвище?

- Но это не прозвище. Просто я знаю, что все за глаза называют меня ребенком. Да и сейчас то же самое происходит. (Смеется.)

- И какое у вас к этому отношение?

- Так просто удобно: Мороз, Ребенок, Снигирь. (Смеется.) Можно и прозвища никакие не придумывать. Вроде ничем не обижаешь, а с другой стороны, удобно запоминать. Скорее приятно. Всегда на границе все очень волнуются по поводу штрафов, дескать что-то найдут незаконное, хотя ты же добропорядочный гражданин, что может найтись незаконного. (Смеется.) Так вот у меня всегда одна реакция у таможенников — улыбка! И всегда пограничник говорит: «Добро пожаловать!» Всегда отметит, какая интересная фамилия, интересуется больше ею, а не целью моей поездки и тем, что я там забыла за бугром. И это классно, это отвлекающий маневр. (Смеется.)

- А вы никогда не задумывались по поводу своего рыжего цвета волос…

- Я не рыжая, я светленькая, у меня папа рыжий. Я золотистая с веснушками. (Улыбается.)

- Просто к золотистым людям, как вы говорите, все относятся по-детски, может быть, поэтому?

- Да нет, я по своему характеру человек не особо детский. Просто прикольно, что такая фамилия. Мне нравится. Мы долго думали, какую фамилию дать нашим детям. Я сказала супругу (актер Алексей Вертков, — прим. авт.), что Вертков — это скучно, обыкновенно. А если у них будет Ребенок, то им будет всегда весело. Будет такая дополнительная приятная нагрузка, как фамилия, которая точно запоминается. И никогда ни у кого не возникнет вопросов типа «а кто это». А потом она всегда дает тебе сразу позитивный настрой окружающих, такой очаровательный.

В "Хорошем человеке" Ребенок играет вместе с Юлией Снигирь и Никитой Ефремовым

Фото: кадр из сериала

- И что ответил Алексей?

- Он сказал, что сделаем двойную. А дальше, в шестнадцать лет, они сами решат.

- Вы упомянули своих коллег: супруга, Юлию Снигирь, с которыми снялись в сериале «Хороший человек». Сегодня, в наше непростое время, многие актеры говорят, что готовы сниматься во всем, лишь бы предложили. Вы согласны с этим утверждением?

- Конечно, к нашей профессии современное время диктует иной подход и отношение, например, чем у наших предшественников, великих актеров. Это как у Константина Богомолова — спектакль «Гаргантюа и Пантагрюэль» заканчивается фразой: «Все великаны умерли». Так что остались лишь наши современники. И время диктует совершенно иные законы актерского существования. Ведь это профессия. Она и шоу-бизнес, где за свои профессиональные навыки ты получаешь материальные блага. Я очень люблю работать. И если выбирать между поработать или не поработать, я выбираю поработать. Даже если это где-то не совсем интересно. Но все же я хотела бы отметить, что с появлением видеосервисов и интернет-видеоплатформ, качество продукта заметно улучшилось. И то, что снимается для независимых телевизионных платформ, выстрелило на десять шагов вперед. На телевидении существуют понятия формата, цензуры, предполагаемого некого зрителя, каким его видит руководство канала, его возраста — все это тормозит развитие, тормозит само художественное наполнение, само качество продукта, которое красиво написано, но проходя все 33 инстанции, до площадки и артиста доходит высушенный, как правило, адаптированный телевизионный материал. И он действительно очень часто кажется ужасно пресным и неинтересным. И мне, как телезрителю, и сам результат кажется достаточно пресным. Но это не касается материала для видеоплатформ, например, таких, как «Содержанки», «Безопасные связи», «Хороший человек». Поэтому все, что выходит без моего участия и что действительно хорошо получилось, меня ужасно задевает и злит. (Смеется.) Мне становится обидно, что я не там, не в той обойме. Мне бы очень хотелось идти вперед. Я лично рассчитываю на этот потенциал, на этот свежий воздух, которому есть шанс прорваться и на мировые премьеры. Например, у «Содержанок» в Великобритании уже успехи. А это говорит о том, что нас рассматривают как профессионалов. Теперь у телевизора не предполагаемая женщина после 40, почему-то домохозяйка, которая фоном должна смотреть сериал и все понимать. Поэтому не надо мудрить, ведь она должна и убирать, и слышать ухом и всегда понимать, что происходит. А лично мне хочется посмотреть сериал хорошего уровня. Ведь сценарий пишется для людей всего мира. Темы затрагиваются общие, обыденные, близкие людям с разным цветом кожи и социальным статусом. В общем, для всего мира.

- Вы хотите, чтобы вас знали во всем мире? Вы тщеславный человек?

- Ну это не тщеславие. Цель не в том, чтобы тебя знали во всем мире. Цель — сделать что-то интересное. И помимо всего этого дорасти до такого уровня, чтобы быть признанным и успешным в глазах людей всей планеты.

- А это разве не тщеславие?

- Нет. Это, по-моему, очень здоровые творческие амбиции нормального художника, который что-то делает, творит. Ведь можно утренники и дома показывать, зачем тогда работать в театре? А потом, это патриотично, когда ты хочешь вывести свою страну на конкурентоспособную ступень, где ты можешь создавать продукты, способные конкурировать с европейскими и американскими сериалами. То же самое с кинематографом. Театр у нас в лучшем состоянии. Его уважают во всем мире. И это показывают гастроли русского драматического театра. Наши театры больше участвуют в международных фестивалях, ведь авторитета больше у нашего театра, чем у кинопроизводства. Конечно, это приятно — стать известным, но не думаю, что у всех больших артистов была только эта цель, чтобы его узнавали на улицах. На мой взгляд, они хотели просто сделать что-то хорошо. Чтобы у них были единомышленники. Это доказывают последние успешные проекты видеоплатформ, где собирается группа прежде всего единомышленников, людей, которым друг с другом интересно, а не для того, чтобы просто, как говорится, срубить бабла. Они творят за идею, тогда что-то получается. А остальное все приложится. И главное, соревноваться надо на сцене, в кадре, в количестве подписчиков в соцсетях, а не с помощью грязного белья и скандалов. Хотя, как говорится, все полезно, что в рот полезло, но мне это не очень интересно. (Смеется.)

- А почему согласились на роль в проекте «Хороший человек», что привлекло?

- Я очень доверяю Константину Богомолову, который является режиссером, я знаю: если он мне предлагает такое сейчас, не согласиться — глупо. У него не бывает потока, кастинга, куда идут все подряд, и потом долгими вечерами что-то там решается. Да и знает он меня прекрасно. И раз он меня позвал, наверное, он что-то увидел. Он же и про Никиту Ефремова, который там снимался, сказал: «Дело не в том, как человек может это сыграть, или не может, своим актерским диапазоном, мне интересно, как его энергия, обаяние вольются в эту тему. И как это все разовьется, как раскроется». Он лучше меня знает про меня какие-то вещи. Бывает так, что я даже не верю, говорю ему, что это все вообще не про меня. Кстати, это ужасно может его разозлить. А потом ты сидишь и думаешь: «Ничего себе! И это тоже во мне есть!» Ужасно интересно. Поэтому я доверяю ему, вот и согласилась. А потом было ужасно интересно все это исследовать.

- Вы говорили про великих актеров, которые уже ушли. С кем вы поддерживали отношения, учились, были дружны?

- В «Щуке» у нас на курсе преподавала Нина Михайловна Дорошина. Общалась я и с Василием Семеновичем Лановым. Алла Александровна Казанская, жена режиссера Бориса Барнета, была моим личным педагогом.

- Что почерпнули для себя от общения с корифеями?

- Честно сказать, мы познакомились, когда уже, например, Алла Александровна была в прилично серьезном возрасте. И прелесть в том, что сама передача знаний происходит не с тетрадкой, когда ты можешь что-то конспектировать, а в процессе общения. У меня оно проходило три раза в неделю по два часа. Когда я находилась с человеком один на один, и он просто рассказывал мне какие-то истории, знал удивительные вещи. А на репетициях Алла Александровна обычно вспоминала какую-нибудь историю и начинала ее рассказывать. И это все оседало в тебе. Это напоминает передачу знаний от мамы к дочери. Это происходит как вербально, так и невербально. Сам путь через ее пример, через ее жизнь, через ее отношение к этой профессии, к людям, которые вокруг. Скорее ты учишься у мэтра его отношению к профессии, что она значит для него. Это все ужасно интересно. Об этом ты никогда в жизни не прочитаешь. И эти минуты — они бесценны. Я познакомилась во МХАТе в спектакле «Мушкетеры» у Константина Богомолова с Ириной Петровной Мирошниченко. Мы много с ней разговариваем. Она ко мне расположилась. И когда встречаемся в гримерке, она постоянно что-то рассказывает. Или вот Станислав Андреевич Любшин. Всегда смотрела его работы, знала этого прекрасного артиста. Самое интересное, что в дипломном спектакле в «Щуке» я играла «Пять вечеров». Ну когда бы я себе могла вообразить, что буду сидеть рядом с ним и разговаривать о том, как они снимали «Пять вечеров». Ведь это была его первая работа, а Гурченко была уже звездой, с чем он столкнулся? Где, когда и за какие деньги ты это можешь получить? Где это можно прочитать? Нигде! И это бесценно, и это то, что передается, и это то, что носится в твоем сердце и составляет тебя, создавая тебя как артиста, как человека, как личность.

«Мне бы очень хотелось идти вперед. Я лично рассчитываю на этот потенциал, на этот свежий воздух, которому есть шанс прорваться и на мировые премьеры»

Геннадий Авраменко

- Вы с супругом Алексеем — два известных актера. Признайтесь, два актера в одном пространстве — это много или мало?

- В нашем случае это прекрасно. Мне кажется, что как раз когда один в семье актер, а другой — нет, тут может возникать некий дисбаланс. Ведь никто не может понять артиста так, как другой артист. Например, существуют какие-то вещи по умолчанию. И совсем не обязательно их комментировать, обращать внимание или обижаться, злиться. Например, когда ты понимаешь, что скоро премьера, а накануне артиста или артистку от этого может очень сильно колбасить. Особенно если что-то не получается. Как правило, чем ближе премьера, тем больше не получается. Не знаю, может ли обыкновенный человек, у которого другая профессия, более здоровая, не так сильно связанная с психикой, понять другого человека-актера.

- Вы уверены в сказанном?

- Хорошо, главное, чтобы оба были развивающиеся. Это очень важно. Чтобы оба были реализованными. Наверное, в семейных актерских парах не совсем все гармонично, когда один развивается как артист, а другой как бы идет в пакете. И здесь как раз возникает нездоровая конкуренция, какие-то обиды. Получается, что один на службе у другого. Один все, другой ничего. И тот, кто успешен, ему надо максимально помочь тому, кто рядом с ним. Это все сложно. Но здорово, когда вы оба реализуетесь. У нас с Алексеем слишком разное понимание профессии. У нас абсолютно разные театры. И театры, которые нам нравятся, тоже абсолютно разные. Поэтому мы как-то в разборах произведений друг друга особо не участвуем. Каждый конкретно сам занимается. Как я сказала, театры у нас разные, поэтому там мы не видимся. Есть время соскучиться друг по другу. И кстати, на кинопробах у нас такого еще не было, чтобы обоих пробовали на главные роли и мы были партнерами. Получается, что и на съемках мы начинаем скучать друг по другу. Как-то наши пути идут параллельно.

- Но вы были приятно удивлены, что вас обоих пригласили сниматься в один проект «Хороший человек»?

- Конечно, я очень этого хотела, чтобы Алексей поработал с Константином Юрьевичем. Но еще больше мне хотелось, чтобы он поработал в театре с ним. Мне кажется, что они могли бы что-то дать друг другу. Но то, что они встретились на площадке, для меня уже было счастье. Правда, наши линии в фильме так и не пересеклись.

- Вы сказали, что прекрасно, когда муж с женой понимают друг друга, а как обстоят дела с детьми?

- Вот, например, старший пришел с прогулки, мы не виделись почти все утро. Хочет завтракать. Ему три года. Как ему объяснить, что я даю интервью? (Смеется.) Сейчас занимаемся с ним. Если до трех лет можно было все, то теперь потихоньку у нас начинают возникать запретные темы. Его это ужасно возмущает.

- Почему именно после трех лет? Ведь на этот счет существуют разные мнения, кто-то после пяти начинает что-то запрещать своему ребенку, кто-то после семи.

- У меня нет никакой школы на этот счет. Просто я увидела, что мой сын после трех изменился кардинально. Вдруг стал совсем не младенцем, а ребенком. С осознанным взглядом. С прекрасным пониманием того, что происходит вокруг. Появилась хитрость какая-то. А к тому же, когда родилась малышка Вера Алексеевна, Ваня на ее фоне стал совсем молодым трехлетним человеком. В любом случае очевидно, что ему уже пора говорить уверенно «нет» по поводу каких-то вещей и поступков. Это же ему поможет в будущем. Лучше быть человеком адекватным, чем избалованным маменькиным принцем. Хотя я его обожаю. Для меня он принц. Но я всячески себя ограничиваю, зная о том, что это поможет ему. (Смеется.)

- У вас с супругом плотный рабочий график, кто помогает ухаживать за детьми?

- Нам все помогают. И родители, и няня прекрасная Юля, и муж. По очереди. Конечно, Вера такая маленькая, что мне вообще ревностно кому-то ее отдавать. Я ею занимаюсь. В лучшем случае, мой муж. А так, месяцев после двух будем делиться.

- Вам как-то задали вопрос по поводу женской дружбы, вы тактично ушли от вопроса. Мне хотелось бы спросить вас по поводу дружбы между актрисами, она возможна?

- Мне кажется, что здесь все дело не в профессии, а в целом вообще. Есть какие-то клише, что женской дружбы нет. Особенно почему-то у поколения наших мам. И у меня тоже долго это сидело в голове. В какой-то момент я села и подумала, а почему я считаю, что даже не женской дружбы, а вообще у меня дружбы нет? И поняла, что на тот момент в друзьях я не особо нуждалась. Скажем так. Главное, я считаю, понять — неважно, какая это дружба — с женщиной, с мужчиной, — нужно тебе это или нет. Хочешь ли ты для себя такую дружественную поддержку, когда есть небольшой круг близких людей, с которыми тебе классно, просто хорошо. Вы вместе отдыхаете, вам приятно проводить время друг с другом. Нужно решить для себя, хочешь ли ты этого или нет? Хочешь ли ты, чтобы в театре был человек, с кем бы можно было посекретничать, перемыть косточки коллегам? (Смеется.) Вот у нас с Розой Хайруллиной в какой-то момент возникла дружба. А все началось с того, что она поддержала меня, за что я ей безмерно благодарна. Я была человеком новеньким во МХАТе. В 2012 году, когда шла постановка «Карамазовых». Константин Юрьевич Богомолов пригласил меня на Грушеньку. Но у меня очень сложно все получалось, даже очень плохо. Я задним числом узнала, что висела на волоске, и Богомолов хотел меня уже менять. И Роза Хайруллина протянула мне руку, поддержав меня в эти сложные моменты и как человек, и как актриса. Она работала со мной, бесконечно беседовала. Это меня вдохновило. И я смогла справиться с собой, со своими страхами, со своими опущенными руками. Ведь я даже думала, что мне не место в театре. Что это все не мое. Ан нет, все получилось, Роза мне помогла. И как я могу после этого говорить, что среди актрис не может быть дружбы. Это профессия, определенно. Возможно, кто говорит, что дружбы между актерами не существует, имеет в виду, что мы все друг другу конкуренты. Раз вы две конкурентки, тогда чего дружить, это правда. Это все как в спорте, но руку потом пожать друг другу можно. Я всегда говорю: соревноваться нужно на сцене, а не за кулисами вставлять шпильки.

С мужем Алексеем Вертковым

Геннадий Авраменко

- У вас Константин Богомолов не первый режиссер. Признайтесь, с какими режиссерами вам интересно работать — с теми, с кем вы можете поспорить, что-то предложить, или с теми, кому вы доверяете полностью?

- У меня нет такого, я не люблю делать правки, предлагать свое. Лучше по старинке, режиссер — это голова, артист — больше чувственная история. Но я, конечно же, терпеть не могу глупого режиссера, который абсолютно не готов, который берет тему, непонятную ему самому. Ведь идя на кастинг, ты не только показываешь себя, ты еще, если режиссер неизвестный, малоопытный, идешь взглянуть на него, послушать его. Ведь вам, как минимум, три месяца быть вместе, каждый день встречаться. Поэтому хочется, чтобы стало интересно в диалоге, понять, твой это человек или не твой. Мне необходимо посмотреть, просто поболтать, порой даже не о том, что он собирается снимать. Кстати, я терпеть не могу, когда начинают сразу, с места в карьер, без прелюдий. (Смеется.) Дают тебе сложнейшую сцену из сценария или предлагают огромное количество текста, а вы только познакомились. И это при том, что нет никакого реквизита, кроме стула и какой-нибудь ассистентки, которая одна сидит, порой без режиссера. (Смеется.) Или артисту предлагают лечь на пол и вести себя так, как будто он на кровати. Почему нельзя притащить диван? Как можно, в принципе, устраивать сложные пробы, не предлагая каких-то элементарных условий. Или вот я была недавно на пробах триллера. Предложили роль призрака-матери. Пригласили на пробы в роскошный лофт. А я понять не могу, как я буду сидеть призраком на стуле в такой шикарной обстановке. И тут режиссер предложил просто поговорить. Но в конце разговора он все равно произносит: «А вы можете страшно посмотреть в камеру?» У меня в голове промелькнула мысль: «Так, опять двадцать пять! Он что думает? Раз — и у тебя фирменный взгляд?» Я ему ответила, что сколько я ни смотрела триллеров и ужастиков, страшный взгляд и все, что сопутствует испугу зрителя, это составляющая всей команды: грим, свет, ракурс, звуковой акцент, а главное, что в монтаже это вставлено в определенный момент, тогда получается бабах! И это все должно случиться неожиданно, от этого мы с вами вздрагиваем. Но я не стала спорить с режиссером, ведь когда начинаешь спорить, ты моментально становишься артисткой со сложным характером. (Смеется.) Сразу ползет слушок, что и на пробах с тобой что-то не то, и на площадке не так. А так как все хотят работать, любят работать, я лучше промолчу. Но это напрягает. Мне кажется, что, если ты хочешь добиться какого-то результата, позови гримера, сними студию, сделай сцену максимально приближенно к чему-то. И, конечно, прекрасно, когда режиссер умный, знает, чего он хочет, имеет свою активную позицию. Это, как правило, большие художники. Они не сомневаются. И никаких сложных проб у них никогда не бывают. Потому что они очень хорошо знают, что им нужно. Им достаточно просто познакомиться, просто на тебя посмотреть. Очень приятно, когда ты приходишь на пробы, а человек говорит, что смотрел твои работы. Это тоже большая редкость. Ты уже много где снялся, а приходя на пробы, частенько надо снова рассказывать режиссеру, как тебя зовут, какие у тебя спектакли, какие киноработы. Я всегда думаю: неужели трудно сходить или попросить хотя бы видеокассету, диск со спектакля, найти в интернете твои работы. А при встрече просто поговорить. Я понимаю, встреча — это здорово именно для понимания друг друга: услышать голос, посмотреть в глаза, почувствовать энергетику человека, присмотреть двоих как пару. Эта мотивация проб понятна.

- Я прав, что карантин этом плане сильно подкорректировал кинокастинги?

- Карантин классно доказал, что необязательно встречаться, все оценили самопробы. И в чем тогда проблема? Зачем тогда ездить на какую-то студию и протирать штаны несчастной ассистентки. Этого достаточно для первого отсева, наверное, какого-то понимания. Но еще есть молодые режиссеры до 30 лет. Мне интересна их энергия. Они другие. Порой ужасно интересные. Бывает, что все мимо, но в этой неопытности и незамыленности, незаштампованности восприятия чистого, как белый лист, мира, бывает так, что получается очень классно. Попадание порой случайное, пальцем в небо, но с такими режиссерами и командой можно попадать в какие-то новые пространства. Куда режиссер опытный уже не пойдет, ему нужно будет приложить очень много усилий, чтобы стереть все свои предыдущие истории и штампы и стать белым листом. Ведь нужно стать внутри себя никем и ничем, чтобы куда-то попасть.

- Партнер или партнерша для вас первостепенны?

- Кино и театр — это команда. Это не монолог. Это всегда диалог. Это прежде всего люди вокруг тебя.

- А если, вдруг партнер неприятен на физическом уровне…

- Ну не бывает такого.

- Изо рта у него пахнет плохо.

- Такого не было. Бывает, что это твой человек, бывает, не твой. И мне один взрослый режиссер, у которой я снималась, сказал, что неважно, как ты относишься к партнеру, нравится он тебе или дико раздражает — и то, и другое в кадре смотрится одинаково. Самое главное, помимо сюжета, написанного на бумаге, должен быть ваш личный сюжет двух людей, двух артистов, которые находятся в данный момент в кадре или на сцене. Мы знаем истории разных пар, которые уже расстались, но играли любовные эпизоды. И это тоже смотрится невероятно круто, потому что неважно, какая энергия между ними — позитивная или негативная, главное, что она есть. Это гораздо круче, чем если бы два человека, которые круто выучили текст, изображают для нас с вами какую-то любовь. А на самом деле позируют: смотрите как я люблю ее/его, видите, как я ее/его целую. И занимаются они только собой. Это вообще ни о чем. И лучше, когда артисты бесят друг друга. Тебе не нравится, что у него что-то на глазу висит. Он стоит перед тобой, а тебя трясет. А режиссер смотрит и говорит: ну вот, наконец-то любовь пошла. (Смеется.) Главное, чтобы был личный сюжет, на мой взгляд.

- Кем видите себя лет через десять?

- Это у меня опять будет юбилей. (Смеется.) Судя по артистам, с которыми мы работаем и у которых случился этот юбилей середины века, все они выглядят прекрасно, я бы сказала, роскошно. Обычно проходит это мероприятие в фойе Московского Художественного Театра. Твой портрет на входе. Приходит очень много народа. Все тебя поздравляют. Это очень красивый праздник. И вижу я себя, конечно же, актрисой театра и кино. Прекрасной матерью замечательных детей.