Павел Ворожцов: «Была такая эйфория: и наш роман, и успех спектакля»
Актер рассказал в интервью о месте силы, песнях собственного сочинения и жизни с женой-режиссером
Павел Ворожцов — артист пластичный и многожанровый. Есть стойкое ощущение, что какой сложности перед ним задачу ни поставь, он с любой справится. Возможно, это следствие того, что он все получал не благодаря, а вопреки. Уроженец Таллина, он органично влился в труппу легендарного МХТ, регулярно появляется в топовых кинопроектах и, наконец, обрел свой дом в Москве с женой-режиссером и двумя детьми. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».
— Павел, когда в последний раз вы навещали Таллин, где родились и выросли?
— К сожалению, давно там не был. Родственники сами ко мне приезжают. Но это действительно мое большое упущение — надо наконец показать этот волшебный город детям. Они же у меня уже большие — Варваре двенадцать, а Федору восемь лет. И, можно сказать, их практически зачали именно в Таллине. В символическом смысле, поскольку наш роман с женой начался именно там.
— Скучаете по вашему месту силы?
— Да, в Таллине удивительная атмосфера — средневековая, европейская, расслабляющая, которую я всегда воспринимал как данность, поскольку ребенком другой и не знал. Понятно, что жил не в особняке с историей, а в обычном панельном доме, построенном в восьмидесятых годах, в спальном районе Ласнамяэ, где и сейчас проживают моя мама и старший брат с семьей, но все равно определенная аура распространяется повсеместно. Тем более что до центра можно дойти пешком всего за час. Последний раз я наведывался в родные пенаты года четыре назад. У меня шли съемки в Риге, и я вырвался буквально на два дня. И это был как глоток свежего воздуха. После Москвы будто бы на даче очутился — спокойно, хорошо, все рядом. И эстонский язык, я, в принципе, понимаю, так как учил его в школе с первого класса. Не очень успешно, поэтому говорю не так виртуозно, как моя мама, но тем не менее те двадцать два года, что я безвылазно жил в Таллине, все-таки дают о себе знать. Эстония, конечно, удивительная страна. Не случайно Андрей Тарковский там снимал свой «Сталкер» на так называемых Соляных складах в Таллине, в Ягала, на водопаде, в городе Маарду. Теперь по этим местам водят экскурсии.
— Но с некоторых пор вы житель российской столицы…
— Да, благодаря Олегу Павловичу Табакову, который пригласил меня в МХТ, а затем, как и многим моим коллегам, помог со льготным приобретением трехкомнатной квартиры, ныне я живу в Москве. Табаков редкий худрук, заботу которого ощущал буквально весь коллектив труппы. В театре царил культ актера, и его житейские нужды учитывались. Поэтому мы все обрели дом. Но по факту благодаря активности моей супруги мы постоянно кочуем по городу, чтобы быть ближе к лучшим школам — в смысле альтернативным, продвинутым, нестандартно развивающим учеников. И в этой связи, мне кажется, мы жили уже во всех округах столицы и области. Даже в Кратове, в Малаховке, в Жуковском обитали.
— Чувствуется, что воспитанию детей вы уделяете большое внимание…
— Я редкий гость у нас дома, поэтому строгим быть не получается. Весь груз лежит на маме. И дети, надо признать, у нас с характером. Варя — настоящая атаманша, стремится, чтобы все плясали под ее дудку. Здорово, что Федя появился и как-то сбалансировал ситуацию. Но что касается меня, то я папа-праздник. Понятно, что, когда прихожу, уставший, домой, мне уже играть не хочется, но приходится. Тем более что подрастающее поколение имеет все шансы продолжить династию. Супруга — прекрасный режиссер Алена Анохина — подтверждает мои подозрения. У сына еще очевидный музыкальный талант, он в данный момент осваивает скрипку и делает успехи в этой области. Федор учится в Класс-центре Казарновского, где прямо с первого класса преподают актерское мастерство, языки и музыку. А дочка в этом году пошла в Петровскую гимназию, которая славится своими сильными педагогами-лингвистами. До этого она училась в вальдорфской школе, была и на домашнем обучении… То есть мы вовсю с ребенком экспериментировали, так как нам совсем не хотелось, чтобы у нее было, как у нас в советское время: банальная средняя школа, где все ходят в одинаковой форме, строем и принято не высовываться. Надо отдать должное моей жене, она мама со стажем, у нее есть еще сын от первого брака. Она тщательно мониторит все учебные заведения и выбирает лучшее.
— Повезло вам со второй половиной!
— Несомненно. Мы с ней выходцы из Школы-студии МХАТ. Правда, до этого Алена окончила Белорусскую академию искусств, несколько лет играла главные роли в Минском драматическом театре и лишь затем перебралась в Москву, где поступила в свой второй вуз, уже на режиссерский факультет, училась у Камы Гинкаса. Я ею горжусь! Режиссер она потрясающий. Один из лучших, с кем мне доводилось работать. И это я не как муж, а как артист утверждаю. Увы, последнее, что она сделала, это поставила оперу в Мариинском театре у Валерия Гергиева и получила заслуженную награду — «Золотой софит». Моя вина, что она до сих пор не реализует себя в данном направлении, а занимается семьей, бытом. Но, надеюсь, в будущем, когда дети немного подрастут, она обязательно вернется к своему призванию. Знаете, ведь я влюбился в нее в какой-то мере как в невероятно талантливую личность.
— Вы познакомились в стенах института?
— Я даже помню, в каком коридоре увидел Алену впервые. Подумал тогда: «Какая красивая женщина! Наверняка актриса». Оказалось, что актриса в прошлом, а в настоящем — режиссер. Причем я тогда был первокурсником, а Алена чуть старше меня, она училась уже на втором курсе. Эту встречу я запомнил, но мы долго не общались, и нас соединила только работа, когда моя будущая жена ставила свой дипломный спектакль «Безымянная звезда». Я был восхищен ее подходом к артистам, к материалу. Я убедился, что Алена мне нравится не только как женщина, но и как в режиссера я в нее влюблен. А после этого ее пригласили в Таллин, ставить в Русском театре, где я тогда еще служил, «Палату №6», и вот тогда у нас начались личные отношения. Делая с ней второй спектакль, я уже не мог просто общаться лишь на профессиональном уровне. Естественно, проявил инициативу, хотя, в принципе, это были обоюдные шаги навстречу. Помню, была такая эйфория: и наш роман, и успех спектакля… Алену после этого пригласили ставить в Тарту.
— Обычно пары складываются: она — актриса, он — режиссер, а у вас все наоборот…
— Понятно, что режиссерская натура мощная, но это только в плюс. Я поддерживаю тенденцию, когда одаренные дамы ставят пьесы, снимают кино, берут в руки камеру, как, например, Ксения Середа, снявшая нашумевший сериал «Звоните ДиКаприо!», в котором я участвовал.
— Вы с женой разные?
— Сложно ответить. Я такая обтекаемая субстанция. (Улыбается.) Алена гораздо более цельный человек. И если откровенно измерять степень таланта по некой воображаемой шкале, то не буду скромничать, я неплохой актер, но у Алены этот уровень будет просто зашкаливать. Она точно круче режиссер, чем я актер. Уникальный. У нее грандиозный потенциал! Это подтвердит любой коллега, кто с ней сотрудничал. Ни один актер, даже вроде бы слабый, в ее постановках не играет плохо, она всем так мудро помогает…
— Алена ваш главный советчик в работе?
— Нет, я стараюсь ее не нагружать дополнительно. С театром разбираюсь сам, а если в кино что-то уж совсем не ясно, особенно перед ответственными пробами, то, разумеется, обращаюсь — читаю сцену и задаю вопросы. Как правило, всегда получаю подробный ответ. Необязательно, что я сделаю все точно так, как жена мне рекомендует, но ее мнение для меня ценно.
— Мне кажется, таким людям, как вы, сложно справляться с бытом. Это так?
— Да, это истинная правда. Алену тяготит хозяйство, но она как-то ловко научилась со всем справляться. Со мной все хуже — всякие документы, собрания ЖКХ вызывают напряженность и забирают много энергии. Мало во мне этого базиса, земли. Я равнодушен к автомобилям, рыбалке, футболу. Меня с детства интересовали экзистенциальные материи — литература, музыка, живопись. Искусство, одним словом.
— И это притом что вы совсем не из творческой семьи.
— Именно. Старший брат отца был капитаном первого ранга Балтийского флота, начальником минной гавани в Таллине, и мой папа, будучи по специальности программистом, туда к нему приехал и остался. Женился на коллеге. Папа умер, когда мне было семь лет. В сорок лет, за месяц до дня рождения, его сразил третий инфаркт. Тогда он мне казался таким взрослым, а получается, что он ушел из жизни практически в том возрасте, в котором я сейчас нахожусь. Но воспоминания о нем остались очень яркие. Отец водил меня в кино чуть ли не каждый день. Мы смотрели фильмы в кинотеатре «Пионер» в Старом городе, о котором ходили легенды, что в темноте, во время сеансов, там бегают крысы… Я их не видел ни разу, но опасался.
— Ранняя потеря близкого человека наверняка во многом вас сформировала, вы резко повзрослели…
— Не анализировал, но, вероятно, эта трагедия сказалась каким-то образом на мне. Хотя у меня были мама и старший брат, и я ощущал опеку. Брат был домоседом, а я вечно где-то пропадал на улицах. Собственно, и сегодня у меня жизнь в разъездах. Правда, теперь для меня уже счастье побыть со своей семьей. В свободное время падаю камнем на диван рядом с нашей кошкой и отдыхаю. (Улыбается.)
— В свое время, чтобы вы праздно не шатались, мама отдала вас в театральную студию «Пиноккио», таким образом определив ваш дальнейший путь…
— Она хотела занять двенадцатилетнего мальчика для общего развития и спустя время даже стала переживать, что я слишком увлекся игрой. Но меня уже было не остановить. Никогда не мечтал о славе, о сцене, о кино, но тут все стало получаться буквально сразу, я ощутил силу своего воздействия на окружающих, то, что могу при желании владеть залом. А это крайне заманчиво. То есть я рано познал ремесло и подростком уже играл в Русском театре. Помню, как дико нервничал перед выходом, но стоило сделать шаг на сцену, как вся тревожность уходила. Это чрезмерное волнение даже придавало какой-то дополнительный ресурс. Сейчас, например, я более спокоен и уже не могу вернуть то состояние.
— Интересно, что, будучи «отравленным» актерством, вы под влиянием обстоятельств работали в других сферах…
— Верно. Я работал и на стройке, и на алюминиевом заводе, во время учебы в Таллинском педагогическом университете на факультете славянской филологии, где диплом писал про Винни-Пуха. В целом этот вуз был вынужденным выбором. У меня же был тогда паспорт гражданина Евросоюза, и как для иностранца в России учеба стоила шесть тысяч долларов за год, поэтому ехать поступать в Москву мыслей не возникало. То, что я сегодня уже тринадцать лет выхожу на сцену прославленного МХТ, где в месяц играю не менее десяти спектаклей, снимаюсь в популярных кинопроектах, таких как сериалы «Бесы», «Ликвидация», «Ненастье», «Бывшие», «СуперБобровы», фильмы «Мифы», «Союз спасения», — исключительное везение. Не знаю, уж насколько оно закономерное, но кажется, будто бы судьба меня сама берет за волосы и тащит. Изначально я приехал в Москву с гастролями Русского театра. Увидел объявление, что Школа-студия набирает двенадцать человек из Эстонии на курс Табакова, пришел на просмотр и попал в эту группу счастливчиков. Знаете, важно то, что внутри меня всегда жило осознание того, что я актер, и иначе быть не может.
— В данный момент вы тоже не прилагаете никаких усилий для ускорения каких-то судьбоносных решений?
— Ни в коем случае. Я ленив. Даже когда вроде знаю, как использовать те или иные рычаги, ничего не предпринимаю. Скорее наблюдаю со стороны за теми, кто пыжится, бегает… А я сторонник философии, что твое от тебя никуда не денется. Собственно, многие знаковые вещи я уже сыграл.
— И вот недавно выпустили премьеру — литовский режиссер Оскарас Коршуновас поставил в МХТ «Чайку».
— Да, Коршуновас — выдающийся режиссер современности, очень популярный в Европе. Его театру в Вильнюсе более двадцати лет, и из них девять лет подряд его спектакли попадали в программу Авиньонского фестиваля. Оскарас предложил мне роль Треплева. Но я уже его играл в «Табакерке» у Константина Богомолова, поэтому мы остановились на Семене Медведенко. И у нас сложился потрясающий актерский ансамбль: Евгения Добровольская, Игорь Верник, Станислав Любшин, Дарья Мороз, Паулина Андреева, Светлана Устинова, Станислав Дужников…
— Судя по всему, вы еще избежали прилипчивого амплуа…
— Вроде бы. Но здесь все зависит от режиссерского мастерства — хватит ли смелости порвать шаблоны. В принципе, играть одно и то же из проекта в проект — анахронизм. Я от этого бежал. Когда после «Курсантов» стали пачками присылать сценарии, где меня видели в роли очередного «нежного зяблика», я категорически отказывался. Отдаю себе отчет, что выгляжу моложе своих лет, но внутреннее наполнение меняется и хочется чего-то более глубокого и серьезного. Люди в форме тоже долго меня преследовали. Увы, любопытные предложения встречаются редко, и это жаль. Мне хотелось бы столкнуться с чем-то неожиданным даже для себя самого.
— С удивлением узнала, что вы сочиняете музыку. Композиция к спектаклю «Иванов» Юрия Бутусова вашего авторства. Будете продолжать это дело?
— Тут глупо зарекаться. Я не ходил в специализированную школу, но всегда был к музыке неравнодушен. Самостоятельно, до крови и мозолей на пальцах, научился играть на гитаре в шестнадцать лет. Даже по нотам умудрялся песни исполнять. Мама прятала от меня инструмент, потому что я его предпочитал урокам. Гитара меня тогда, словно любимая женщина, манила к себе. Я не мог сосредоточиться на выполнении домашнего задания, видя ее в углу комнаты. Но это все было очень давно. Ныне у меня слишком насыщенный график. А что касается «Иванова», то это был удачный, авантюрный экспромт, который понравился Бутусову, и он оставил его в пьесе. Ни до, ни после режиссеры не предлагали мне ничего спонтанно наиграть. Но у меня и в арсенале есть несколько песен, которые я придумал еще в институте. Правда, это такое прошлое, я их даже жене не пою. (Улыбается.) Они точно не ждут своего часа.
— Вы явно располагаете к себе людей. Враги у вас когда-нибудь были?
— Я всегда мог со всеми найти общий язык. Причем раньше это было делать даже легче. С возрастом вроде опыт должен появиться, но вместе с ним копится стресс, страхи какие-то возникают, как ни странно. Безмятежность, беззаботность исчезли безвозвратно. Я же весельчак, лет до семнадцати постоянно хохотал без причины, а теперь уже давно со мной такого не случалось. Порой возникает лишь какая-то горькая ирония на фоне огромного груза проблем, обязанностей и задач. Но, наверное, это нормальное развитие человека.
— К своей узнаваемости вы явно двигались неторопливо. Теперь чувствуете обратную сторону известности?
— Люди далеко не всегда точно помнят мое имя. Чаще идут на знакомое им лицо и не могут понять, откуда меня знают. Недавно на улице догоняет меня мужчина с криком: «Эй, парень, постой! Ты не из Якутска? Очень похож». Или на юге, на Черном море было: компания прямо из машины интересовалась, из Ростова ли я и не отдыхал ли в прошлом году в Бобрах. (Улыбается.)
