Нина Шацкая: «Выйдя замуж, я поняла, что искала, — масштаб личности»
В эксклюзивном интервью певица рассказала о том, каково быть супругой миллиардера и медиамагната
Поклонники русского романса хорошо знают Нину Шацкую — исполнительницу, которая мастерски сумела смиксовать такие разные жанры, как романс и джаз. Яркая, эффектная брюнетка с низким голосом, Нина вскружила головы многим. Но лишь в пятьдесят три года впервые вышла замуж — искала масштаб личности. Ее избранником стал Павел Гусев, известный медиамагнат, глава холдинга «Московский комсомолец» и общественный деятель. Подробности — в эксклюзивном интервью журнала «Атмосфера».
— Нина, вы производите впечатление очень уверенного в себе человека. Так было всегда?
— Парадокс заключается в том, что раньше, когда я только начинала петь, я была гораздо увереннее в себе. Когда я случайно вижу свои первые записи, вспоминаю, что ощущала тогда себя просто звездой (улыбается), хотя на самом деле мало что умела — и это выглядело смешно. А сейчас для меня каждый выход на сцену, особенно если это новый проект, связан с волнением, переживаниями. Я понимаю, что планка должна подниматься выше, и это огромная ответственность.
— Этому учил вас отец, Аркадий Шацкий?
— Да, он всегда говорил, надо стремиться к большему, ставить перед собой грандиозные цели.
— Наверное, непросто жить рядом с таким человеком, который обладал авторитетом, возглавлял всесоюзно известный джаз-оркестр «Радуга»?
— Нет, у меня было прекрасное детство. Я только сейчас в полной мере понимаю, как много дали мне родители. Они учили меня жить, оглядываясь на окружающий мир, и мне не надо подчищать за собой. Я всегда жила с ощущением, что я дочка Шацкого и Бондаровской — и несу ответственность за свои слова и поступки. Рыбинск — не очень большой город, и все знали моих родителей. У меня не было возможности где-то скрыться, и если вдруг из-за своей близорукости я с кем-то не поздоровалась, тут же звонили моим родным и докладывали, что Нина ведет себя неприлично. (Улыбается.) Мама возглавляла ДК, который много раз становился лучшим Дворцом культуры России. Тогда были популярны такие формы работы, как народные университеты, — и к нам приезжали ведущие специалисты-искусствоведы Третьяковской галереи, Эрмитажа, известные актеры, режиссеры. Мама знала их лично, а у меня была возможность увидеть людей, которые тогда составляли цвет нации. Думаю, даже москвичи — мои ровесники — не имели возможности общаться с личностями такого уровня.
— Но вы рассказывали в интервью, что папа вас «строил», не разрешал, например, заниматься рукоделием, которое вы любили, — боялся, что малоподвижный образ жизни скажется на фигуре.
— Да, он боялся. Его родная сестра, моя тетя, которая меня обожает до сих пор, в подростковом возрасте очень поправилась. И для отца это стало большой драмой. Сам он был высокий, спортивный и даже в зрелом возрасте сохранял юношеский вес, прекрасную осанку. Зрелище меня полной для него было очень болезненно. Когда я, уехав в Ленинград учиться, через полгода приехала к родителям на каникулы и отец увидел, что за это время я поправилась на тридцать килограммов, он пришел в ужас. И, можно сказать, благодаря ему я быстро рассталась с лишними кило. Он всегда меня «сторожил», но при этом я знала, что он меня очень любит и гордится мной. Я никогда в этом не сомневалась. Даже в последние годы, во времена перестройки, когда у него была сложная жизненная ситуация и он совершал по отношению ко мне не всегда понятные поступки, я не обижалась.
— Не всегда понятные — почему? Он не поддерживал вас?
— У него не было возможности поддерживать меня. Это было начало девяностых, оркестр на тот момент уже прекратил свое существование, и он пытался в Москве войти в какой-нибудь бизнес. У него ничего не получалось, его обманывали, он попадал в неприятные истории, из которых его вытаскивал мой брат. Все это было на грани законности, я очень волновалась за него. Но почти каждый вечер мы с ним виделись, он приходил ко мне ужинать. Не было дня, чтобы мы многократно не созванивались по телефону. В то время сотовые были редкостью, но у меня он уже появился, что давало возможность все время быть на связи. А вот папу было сложно найти. Но стоило мне подумать о нем, как он тут же мне перезванивал. Вот такая телепатия.
— Вы могли доверить ему девичьи секреты?
— Мы говорили абсолютно обо всем. И свой первый ликбез в плане сексуального воспитания я тоже получила от него. Мне было лет шестнадцать, мы отправились на прогулку на катере, и он стал рассказывать об интимной стороне жизни мужчины и женщины, как важна она для брака. Это были годы глубокого застоя, и родители стеснялись обсуждать с детьми подобные темы. Он тоже кряхтел, но сказал, что мама у нас очень деликатная и не будет говорить со мной об этом, а он хочет, чтобы я была счастлива в личных отношениях. Причем действовал очень аккуратно, нигде не перешел грани, не потревожил моей девичьей застенчивости. А когда я выросла и у меня появился первый мужчина, я поняла, что он имел в виду.
— Говорят, мужчина ищет жену, похожую на маму, а женщина выбирает мужа, напоминающего ей отца…
— Да, выйдя замуж, я поняла, какого человека ждала всю жизнь. У меня никогда не было желания непременно быть замужем, мы даже спорили на эту тему с подругами, они мне не верили. В то время брак считался показателем востребованности женщины. Мне неоднократно делали предложение мужчины, с которыми я встречалась, но я понимала, что наши отношения не продлятся всю жизнь, а мне не хотелось временных браков. Я даже помню свои чувства в юности, в семнадцать лет, когда впервые влюбилась. Тот человек очень нравился мне, но при этом я понимала, что наш союз не будет долгим, и не видела смысла идти в загс. В Москве я поначалу просто выживала, снимала комнату, и мне бы очень пригодилась прописка, но я не ставила себе цели найти мужа-москвича, который обеспечит мне надежный тыл. Я была убеждена, что еще встречу своего человека. И вот только сейчас поняла, что именно я искала — масштаб личности. Мне очень тесно и мгновенно скучно становится с мелкими людьми. Это не имеет отношения к деньгам, а к силе, энергии, мощи. Вот папа был огромной силы и интеллекта. Как только я оказывалась с мужчиной, который не был так велик, мне становилось стыдно и неловко за то, что я с ним. Совсем по-другому было с Павлом Николаевичем. Мой будущий муж довольно рано (мы только начали встречаться) спросил меня: «А ты бы вышла за меня замуж?» На тот момент он находился в бракоразводном процессе, и я сказала, что подобный вопрос странно звучит из уст человека, который формально еще женат. Но мне захотелось ответить ему: да. Я понимала, что с этим человеком мне уютно и при всем моем собственном объеме (а я часто слышала от людей, что я их подавляю, меня слишком много) рядом с ним кажусь себе маленькой.
— До личного знакомства вы что-то о нем слышали, читали?
— Я слышала имя Павел Гусев, но даже фотографии не видела. Поразительно то, что девяносто девять процентов его близких друзей являются и моими хорошими знакомыми, если не сказать друзьями, но мы ни разу не встречались в общей компании. Наверняка я много раз перед ними пела, а он меня даже не заметил. Видимо, судьба нас оберегала — и мы не встретились раньше, когда еще не были к этому готовы.
— А в какой момент он вас заметил, где это произошло?
— Мы были на юбилее программы Алексея Пушкова, и я случайно оказалась за их столиком. Это был столик для самых близких и важных гостей, но я опоздала — и мое место оказалось занято. Алексей пригласил меня к ним, я давно дружу с его супругой. Павел Николаевич сидел напротив меня. И когда я вышла на сцену и запела романсы на стихи Марины Цветаевой, я увидела на его глазах слезы. Я была просто поражена, ведь по нему видно, что человек он сильный, жесткий, властный. Подумала тогда: какую же боль он переживает внутри?.. Этим он меня заинтересовал. Не хочу сказать, что это была вспышка, любовь с первого взгляда. Мы начали встречаться, и вместе было приятно, легко, я не строила далеко идущих планов.
— Мне кажется, вас привлекают сильные эмоции. Вас недаром называют певицей глубоких чувств.
— Мою душу можно тронуть только сложным репертуаром. Когда я начинала петь, мне многие советовали делать карьеру в эстрадном жанре, с моим голосом это бы получилось, но мне было неинтересно.
— Так же как неинтересно с простыми людьми, наверное.
— Да, я сразу сканирую человека, и если он мне понятен как дважды два, я устаю. У меня есть такие подруги с детства, я их люблю, оберегаю, ценю, потому что с возрастом друзей становится все меньше. Но мужчина должен быть бездонным, иначе скучно.
— Как-то вы сказали: если я перестану петь, меня не за что будет любить. Вы на самом деле так думаете?
— Да. Скажу больше: если я перестану петь, меня вообще не будет. Меня сразу отключат от «космического Интернета». Такая у меня ассоциация. (Улыбается.) Как компьютер, в котором много информации хранится на жестком диске, но при выходе во Всемирную паутину он становится неисчерпаемым. Так же и я, когда пою, подключаюсь к космосу, наполняюсь энергией и становлюсь бесконечной. А если долго не выхожу на сцену — старею, угасаю, вяну прямо на глазах. Думаю, у всех творческих людей так.
— С того памятного вечера часто приходилось петь мужу?
— Да, ему нравится. И когда к нам приходят гости, он часто просит меня что-нибудь спеть. Ходит на мои концерты. Недавно ездил со мной в Ярославль, где я выступала с симфоническим оркестром.
— Вам важна романтика?
— Да (вздыхает), но Павел Николаевич совершенно не романтик, и мне приходится с этим бороться. Признаюсь, он сложный ученик, но определенные подвижки есть. (Улыбается.)
— Но разве не романтично то, что вы поженились в день вашего рождения?
— Нет, мы расписались на неделю раньше. Если честно, я не ждала и не хотела классической свадебной церемонии. Это такой ужас, я столько раз на них выступала! Хотя мои подружки теперь ворчат, что мы зажали свадьбу. (Смеется.) Кстати, и у моей мамы ее не было. Они с папой просто зарегистрировали брак, она осталась со своей фамилией. У моего брата была такая же история, теперь у меня. Наверное, это неспроста. Если девочка мечтает о свадьбе, она ее получает, но для меня всегда была важна сущность отношений. Мне хочется быть, а не казаться. Я не стремлюсь создавать о себе легенды. Есть же такие люди, сразу прошу прощения за сравнение (ее масштаб несоизмерим с моим), но вот Анна Андреевна Ахматова была настоящим мифотворцем. И она понимала: все, что она о себе придумает, останется в истории. Я не хочу легенд о себе, но парадокс в том, что чем меньше мне этого хочется, тем больше интересного о себе узнаю. Сколько бы раз я ни говорила, что никогда не работала фотомоделью в Италии, меня все равно спрашивают об этом в интервью.
— Не верят, наверное. У вас все данные для этого есть.
— В тот период, о котором идет речь, я весила под девяносто килограммов и никак не могла рассчитывать на карьеру модели. Но у меня действительно есть уникальные черно-белые портреты, которые на тот момент могли появиться только у профессиональной модели, и то не российской. Их сделал итальянский фотограф, который снимал мировых кинозвезд.
— И если верить прессе, у вас с ним была большая любовь…
— Да, все было серьезно. Он делал мне предложение и даже ездил в Ярославль, чтобы попросить у родителей моей руки. Он был значительно старше меня. Павел Николаевич — просто мальчик по сравнению с ним, я имею в виду нашу разницу в возрасте. Рядом с этим человеком я сама себе казалась деревенской дурочкой, хотя уже получила образование в Питере. Мы говорили на смеси русского, итальянского и французского — такой птичий язык, и я до сих пор им пользуюсь, когда хочу объяснить фотографам, как меня снимать. Он помог мне раскрыться. Ему нравились моя искренность и непосредственность. Он говорил, что это самая большая ценность в мире.
— Почему же вы не вышли за него замуж?
— Я влюбилась в другого человека.
— Нина, ваш муж не ревнует вас к прошлому?
— Я же его не посвящаю в него, вы нигде не найдете обо мне никаких пикантных историй. Мои родители всегда внушали мне: надо жить так, чтобы за тобой не тянулся шлейф. Поэтому не к чему меня ревновать.
— А вы ревнивы?
— Очень. Но сейчас у меня нет поводов, а к прошлому смешно ревновать. Мы оба взрослые люди. Мне кажется, я специально так долго ждала своего человека, чтобы не бороться за верность. Мой отец пользовался огромной популярностью у прекрасного пола и был любителем сходить налево. В конце концов мама этого не выдержала, рассталась с ним. Мы можем мечтать о моногамии, но реалии говорят о том, что большинство мужчин полигамно. Однако чем более взрослый партнер, тем больше шансов получить его верность. Я сейчас говорю не о физиологии, а о том, что зрелый человек делает осознанный выбор, понимая, что это может быть последняя сильная любовная история в его жизни.
— Вы могли бы простить предательство?
— Я никогда не говорю «никогда». Убедилась не раз, что как только от чего-то зарекаешься, это происходит. Стоило мне кого-то осудить — и я сама оказывалась в подобной ситуации.
— Статус жены что-то изменил в вашем мировоззрении? В отношениях с окружающими?
— Я пока не поняла, если честно. Года не прошло. Но уже стала замечать, что люди ведут себя неискренне. Раньше я знала: если человек мне улыбается, он делает это потому, что я ему нравлюсь и хорошо пою. Теперь думаю: а вдруг он поступает так, потому что ему что-то нужно от Павла Николаевича?
— Вы великая путешественница, книгу написали. Мужа вовлекаете в свою сферу интересов?
— Он тоже путешественник, даже еще больше, чем я. Но у нас были разные цели поездок. Для него это либо командировка, либо охота-рыбалка. На рыбалке я тоже бывала много раз, мне нравится, я с семи лет ловила рыбу с мальчишками. Охота — не мое, мне жаль животных, я люблю их фотографировать. Путешествия охотника — туризм определенного вида. Но недавно мы с Павлом Николаевичем ездили вместе в Перу — так, как я это люблю: со сменой локаций, с лучшими гидами, которые показывали нам все самое интересное. Но Перу для меня — все-таки цивилизация. Я бы очень хотела уговорить мужа поехать в Африку. Если мне удастся, я буду бесконечно счастлива.
— Вам важен комфорт в путешествиях?
— Мне нет, а Павлу Николаевичу важен. Я тоже люблю комфорт, но существуют страны, где его нет в принципе, и я безболезненно могу им поступиться.
— А чем вас так Африка привлекает?
— Есть поговорка: «Укусила муха Африки» — когда влюбляешься в страну с первого взгляда и все время хочешь туда вернуться. Может, срабатывает генетическая память — ведь существует гипотеза, что первые люди появились на свет на этом континенте. Жаль только, что традиции постепенно уходят в прошлое. Когда я начинала туда ездить десять лет назад, африканки ходили голые, а сейчас уже в бюстгальтерах танцуют. Интернет у них появился. Но уголки дикой природы еще остались, и это невероятно увлекательно. Из Африки я потихоньку перемещаюсь в Среднюю и Центральную Азию. Посмотрела Иран, Пакистан, Афганистан. В Афганистане реально попадаешь во времена Средневековья, будто переместилась на машине времени.
— Привозите что-то из поездок помимо эмоций?
— Национальную одежду. Павлу Николаевичу это не нравится, ворчит: опять накупила цыганских юбок! Он предпочитает элегантный стиль, а мне по душе этно. Это ведь еще и очень удобные вещи, сделанные из натуральных материалов: льна, хлопка, шерсти — очень приятные коже, ярких, интересных расцветок.
— С чем связано ваше возвращение к старому хобби — плетению из бисера? Вы рассказывали, что увлеклись этим, когда папа ушел из жизни.
— Да, тогда я расшила бисером огромный концертный костюм. Когда живешь одна, начинаешь слышать свой организм, его потребности. Наверное, мне нужно было это вышивание, чтобы переключиться от грустных мыслей и не сойти с ума. А сейчас не знаю, почему. У меня рассыпались бусы, и я решила собрать их как-то поинтереснее. Барочный жемчуг как раз в моде. Поехала, купила еще бусинок, собрала — получилось красиво. Стала слышать от подруг: хочу такие же! Делаю украшения, когда время есть.
— Как развивается ваша карьера? Изменилось ли что-то после участия в «Голосе»?
— На самом деле не сильно. Моя аудитория хорошо знает меня по программе «Романтика романса» на канале «Культура». И эти люди ходят в филармонию. Зрители Первого канала, которые смотрят «Голос», в большинстве своем в филармонию не ходят. Но немного поклонников прибавилось, и это приятно. Я ведь не поменяла музыкальный жанр, не хочу. Иногда я выступаю в московских клубах с «хулиганской программой», как я это называю. Такой хороший советский шансон, одесские песни. Мне нравится атмосфера кабаре, когда люди шумят, галдят, выпивают. Я отрываюсь, надеваю короткие юбки, танцую — огромный заряд энергии получаю!
— Бывает еще такая история: мужчина влюбляется в женщину и начинает ее переделывать.
— Он думает: вот сейчас я ее немного подправлю под себя, подретуширую. Так поступают неумные мужчины. Хотя… я стала меньше путешествовать, мне этого не хватает. Но, к чести моего мужа, надо сказать, он не ограничивает меня в творчестве. Думаю, он понимает: это дорога в никуда.
— У вас был очень интересный цикл музыкальных программ, созданный с Ольгой Кабо…
— Да, и мы с Олей продолжаем их. Вообще это много говорит о моем характере. Впервые в двадцать два года спев романс на стихи Ахматовой, я лишь двадцать лет спустя созрела для того, чтобы создать музыкальный спектакль. У нас уже три спектакля! Два из них посвящены великим Ахматовой и Цветаевой, они требуют внимания и подключения. Третий легче, спектакль-праздник, где каждая песня и поэтическая строфа любимы и хорошо известны. Спектакли эти публике очень нравятся, но перевозить их в нынешних условиях сложно. Велика расходная статья. А сейчас у меня есть еще один проект, к которому я шла три года. Был такой аргентинский композитор Астор Пьяцолла, который посвящал баллады своей музе, певице Мильве, она исполняла их на разных европейских языках. Когда мне впервые предложили спеть эти баллады, я отказалась, потому что для меня важно слово. Но потом Игорь Писарский перевел их на русский язык, и меня задело за живое. Как раз я еще прочитала роман Маркеса «Любовь во время чумы» — просто умирала от наслаждения — и поняла, что и баллады Пьяцоллы, и этот роман, по сути, об одном и том же. Мне порекомендовали молодого режиссера Сергея Сотникова, который мгновенно адаптировал огромный роман под формат спектакля. Моим партнером стал актер Григорий Сиятвинда. Мы с ним совершенно разные, и это тоже очень круто. 22 апреля у нас премьера.
— Нина, есть ли такой романс или строка, которая могла бы выразить вашу внутреннюю суть?
— Пока я не вышла замуж, я думала, что это строки Марины Цветаевой:
Есть счастливцы и счастливицы,
Петь не могущие. Им –
Слезы лить! Как сладко вылиться
Горю — ливнем проливным!
И оно заканчивается так:
Ибо раз голос тебе, поэт,
Дан, остальное — взято.
Мне кажется, это про мою жизнь. А потом мне повстречался Павел Николаевич, тоже с большим голосом. Но, видимо, и ему в жизни чего-то не было дано. А сейчас мы сложились — и получили счастье.
