Макар Запорожский: «Я любил бы жену, даже если бы она не была актрисой»
WomanHit.ru обсудил со звездой голливудские нравы, армянскую экзотику и актерскую семью
Выбор профессии для Макара Запорожского стал естественным: его отец играл в кино и на сцене, мама преподавала в Щепкинском училище. И пока актер не жалуется, потому что есть и роли, и возможность попробовать себя в качестве продюсера, как это было в фильме «Я вернусь».
— Макар, у вас фамилия такая звучная, больше похожая на псевдоним…
— Нет, это фамилия настоящая. Мне от папы досталась. Папе от дедушки.
— Вы изучали свою родословную, откуда она пошла?
— К Запорожью как таковому отношения не имеет никакого. Просто так совпало. Даже мой папа, когда служил в армии, представляете, попал в Грузию, в Гори, в запорожский танковый полк. Судьба.
— А вот ваша судьба была предрешена с самого детства. Папа киноактер и театральный деятель, мама доцент кафедры в Щепкинском…
—…Да, к сожалению, это было так. Хотя я делал какие-то поползновения, чтобы своей дорогой пойти, но этого оказалось мало. Пошел по накатанному.
— Чем вы хотели заниматься?
— Я хотел заниматься психологией. Но не могу сказать, что далеко от этого ушел. Так что не считаю время упущенным. Мне кажется, наша профессия очень связана с психологией, как в принципе и многие другие.
— Вы изучали специализированную литературу по психологии?
— Книжки читал, методы изучал всякие. Но мне многое не нравилось. Казалось, что все должно быть более по-человечески, а там достаточно циничный подход. Даже сейчас, слушая многих психологов, понимаю, что все их речи отталкивают.
— Вы начали сниматься еще до ГИТИСа в «Грехах отцов», потом последовали «Моя прекрасная няня», «Кулагин и партнеры», «Рублевка Live». Что вы считаете главной отправной точкой в большой мир кино?
— Я в основном сериальный артист. Полных метров у меня мало. Поэтому деятелем большого кино себя не считаю. Какая-то фактура, психофизика внятная, не отталкивающая, могу слова запомнить, сделать то, что просят. Видимо, на этом и сходимся с режиссерами.
— Вы согласны с кинокритиками, которые писали, что известность пришла к вам с ролью хоккеиста Дмитрия Щукина в сериале «Молодежка»?
— Она к нам ко всем пришла после этого сериала. Здесь не какое-то мнение кинокритиков, а суровая объективность.
— Как вы ощутили это на себе?
— Незнакомые люди стали писать, звонить. Кинокомпания и телеканал начали нас возить в пресс-туры, представляя проект в разных городах. Я тогда подумал: «Ничего себе! Вот это размах. Такого у меня не было никогда». А потом, смотрю, второй сезон, третий — ой-ой, пошло-поехало, как у Буратино.
— Это было утомительно или вы упивались этим?
— Это было весело на первых порах. Но встал вопрос, а дальше-то что? Мне вообще не очень близки семейные склоки, отношения между подростками на экране. Перед первым сезоном мы не знали, ради чего льем пот и кровь, все бились за идею. А в дальнейшем мне стало понятно, что проект не развивается в интересную для меня сторону. И я решил закруглиться, благо была альтернатива, появившаяся, кстати, благодаря той же «Молодежке». В любом случае это бесценный опыт работы с крутыми профессионалами, очень полезный!
— Глянец присвоил вам после этого сериала титул секс-символа, не тяжело было нести этот груз?
— Ой, тяжело. Мне кажется, что я все растерял, весь секс свой. (Смеется.) Шучу. По-моему, они это присваивают каждому. Это не имеет отношения к истине. Каждому участнику сериала «Молодежка» они вручили этот титул. Ведь это молодые мальчики, которых можно замазать, приодеть, и будет отлично.
— Когда вы узнаете, что в проекте присутствует большая звезда, то испытываете мандраж?
— Мне уже 30 лет, ну какой мандраж, какая звезда, я вас умоляю. Если бы был пацаном, наверное, испытывал бы его, сейчас я уже понимаю, кто на самом деле звезда.
— В таком случае, чем запомнилась работа с голливудской звездой Дженнифер Лоуренс в шпионском триллере «Красный воробей»?
— Многим кажется, что Голливуд, особенно когда он скрыт от многих актеров мира занавеской, — это нечто невероятное, безудержное, восхитительное и потрясающее, настоящий актерский рай. Но когда для меня занавеска приподнялась, то многие вещи прояснились. Разумеется, очень много отличий в оснащении, ресурсах. Причем по всем фронтам: материальным, техническим, временным. У них абсолютно другие измерения. Когда у нас нужно финансово втиснуться, то у них, если ты не растиснешься, тебе даже не подпишут бюджет.
— А сама Дженнифер Лоуренс?
— На мой взгляд, Дженнифер стала сегодня самой высокооплачиваемой актрисой Голливуда, потому что она просто фанатик нашей профессии! Четыре проекта в год закрывает как актриса. Потом что-то пишет, продюсирует, собирается снимать, у нее рекламные контракты. Плюс она совсем молодая, здоровая психически и физически, поэтому может позволить себе столько работать и зарабатывать. Любой нормальный человек, мне кажется, давно бы крякнул. Мерил Стрип тоже могла бы, наверное, столько зарабатывать, но просто ей это не нужно. А здесь, видимо, молодо-весело, а почему бы и нет? Как говорится, танцуй, пока молодой. А как человек она просто душа компании. Ее можно посадить в кругу друзей, и не будет скучно вообще ни секунды. Все время шутит, смеется, она очень веселая. На площадке, когда мы с ней работали, никакой особенной Америки не открылось: хороший, техничный партнер — это большая удача.
— Насмотревшись на нее, вы, видимо, решили выступить в новом для себя качестве продюсера?
— Все говорят: продюсер, а я не понимаю, что тут неизведанного? Вот мы с вами хотим купить квартиру. Делаем все, чтобы приобрести ту, которая нам нужна. А затем ремонтируем и переезжаем в нее жить. С продюсированием то же самое. Мы хотели с моим приятелем и партнером Беником Аракеляном сделать что-то свое, интересное. То, чего, как нам кажется, не хватает. И сделали свое и на свои. То, что нам нравится.
— Чем вас зацепил проект?
— Мне очень понравилось в Армении. А еще рядом твой друг Беник, с которым ты давно неразлучен. А у него живая история из первых уст. Когда мы окунулись плотно во все это, то увидели не картинные панорамные горы и закаты — вокруг оказались другие ароматы, иная жизнь, настоящая. Я человек не деревенский, поэтому для меня все было экзотикой. Я не мог за это не зацепиться и не попытаться преподнести все в художественном ключе и сделать из этого историю. Но мне хотелось сделать фильм, в главной роли в котором было бы молчание. Чтобы в воздухе все вопросы существовали. У Сокурова есть несколько работ в этом ключе, хотя это, возможно, нескромное сравнение. Но зритель больше думает и говорит сам с собой, нежели автор. Хотелось этого. Много молчаливых сцен: люди едят, смотрят, казалось бы, ничего не происходит. Но за всем этим стоит большое значение.
— Два актера в семье, имея в виду вашу супругу Екатерину Смирнову, — это большие сложности или плюсы для вас?
— Раньше мне было все равно. Сейчас мне хочется, чтобы мы поговорили о чем-то, кроме профессии, чтобы мы не знали, что делается в центре у Полякова, Панкова, что Грымов поставил и как мы к этому относимся. Я в это во все наигрался — в любовь к профессии. Осталась просто любовь, даже не к профессии, к жизни вообще. Хочется всю ее охватить, не ограничиваясь одним театром. Но я бы любил свою жену, даже если бы она не была актрисой.
— Вы были не против того, что Екатерина решила после свадьбы оставить свою девичью фамилию?
— Нет, конечно. Она может даже придумать себе какую-нибудь третью, это ее дело.
— Вы похожи по характеру или разные?
— Мы абсолютно разные. На все у нас совершенно разные точки зрения. Но терпение и труд все перетрут.
— Кто сегодня остается с вашими дочками, когда у родителей работа?
— Катюша особо не снимается. Но если ее отпустить в театр, то она там утонет, будет работать над всем подряд, бесконечно. Пока у нас была одна дочка, Александра, работали вахтенным методом. Договаривались, кто останется. А сейчас, если у меня много работы, то вопрос не встает, кто будет с младшей, Елизаветой. Конечно, мама. Но я мечтаю уже брать детей с собой, быть с ними вместе на работе. А Катя все переживает, что там им будет некомфортно, они заболеют. Поживем — увидим.
— Младшая, Елизавета, наверняка радует всем, поскольку возраст такой, а вот чем старшая приводит вас в восторг?
— Она просто бомба. И совсем не замедленного действия. Это фотонный заряд. Как у Горинштейна написано, что если дома дети, то это какой-то вечный философский карнавал. Бывает, я спрашиваю старшую: «Аль, что это за дом?» А это роддом, к которому мы подходили недавно махать ручкой маме. Она говорит: «Это Родина!» И это действительно для нее Родина. И останется для нее таковой на всю оставшуюся жизнь: переулок, дом и черный забор. И все мысли такие. Очень весело и интересно.
— Она уже понимает, кем собирается стать?
— Пока все неумолимо движется к нашему с женой поприщу. По всем фронтам. Она пляшет, поет, сейчас на скрипку пошла. Бывает на наших спектаклях, растет за кулисами и в гримерных цехах. Меряет все парики, платья, костюмы, мажется всем подряд.
— Выбор артистической профессии вас не пугает?
— Здесь нужно быть аккуратным и спокойным. В три года говорить с человеком о выборе профессии достаточно опрометчиво. И потом это действительно весело. Думаю, дочка бухгалтера тоже не пренебрегла бы искусственной косой. Все еще может передуматься, измениться. И до такой степени, что мы себе сейчас и представить не сможем.
