Он родился и провел юность в Тамбове, где закончил режиссерский факультет Института культуры. Во время учебы понял, что хочет быть актером. В ГИТИС его приняли со второго раза. Потом он осознал, каким это было благом — он поступил на курс к Андрею Гончарову. Так он связал свою жизнь с Театром им. Маяковского, в котором служит больше тридцати лет. Ну а его визитная карточка в кино — «Зависть богов» Владимира Меньшова. 14 января Анатолию Лобоцкому исполнилось… шестьдесят лет!

1. О себе

Я достаточно сдержанный человек. Могу долго накапливать кинетическую энергию, а потом это выплеснуть на какого-нибудь человека. Но это бывает очень редко.

Предельная откровенность, вывороченность наизнанку мне в принципе не свойственна — у меня организм этому просто сопротивляется. Я приму любые проблемы, а вот сам загружать других не буду.

Для меня близость людей проявляется в том, могут ли они, не скучая, молчать друг с другом.

Разочарование — это очень мощная эмоция. Разочароваться в человеке, которого знаешь месяц, невозможно. Он просто становится неинтересен. Разумеется, можно очароваться женщиной. И разочароваться в ней тоже можно. Ну и что? В принципе думать о человеке лучше — это хорошая черта.

Я никакой не ипохондрик. Просто сызмальства был мрачноватым занудой. А все остальное как у всех.

2. О возрасте

Как бы я себя ни ощущал, как бы я ни подскакивал, каким бы юным козликом ни прикидывался, я все равно прекрасно знаю и год своего рождения, и все свои возрастные проблемы, которые возникают у человека с годами.

Несмотря на уже приличный юбилей, у меня ничего особо не притупилось в восприятии жизни. Я человек консервативный. И мои приоритеты, сложившиеся лет двадцать назад, уже особо и не меняются.

Я смеюсь, когда смешно. Радуюсь, когда радостно. Вещи, которые меня удивляли тридцать лет назад, продолжают удивлять до сих пор. Может быть, сейчас меньше поводов радоваться. И чем их меньше, тем больше их нужно искать.

3. О работе

Артист — главное выразительное средство режиссера и его главная головная боль. И у великого режиссера, моего учителя Андрея Александровича Гончарова, была любовь-ненависть. Он мог относиться к артистам как родной отец, а мог как настоящий Карабас-Барабас.

Я ни разу не видел на съемочной площадке никакой атмосферы любви. Это производство.

Работа и профессия просто обязаны быть интересными — иначе просто не стоит этим заниматься. И у меня были довольно тяжелые периоды в своем театре, но если тогда я забил болт на театр, в который не хотел ходить, то совсем не забил на свою профессию.

Я лишен чувства зависти. И не хочу этому учиться. Я смотрю фильм и вижу, как сыграл другой человек, и знаю, как бы сыграл я. Но сожалеть по этому поводу — нет.

4. О деньгах

Я никогда не жил в роскоши. Вырос в достаточно бедной среде. Интеллигенция никогда в те годы не была богатой. Я всеяден, равнодушен к одежде, меня мало волнует комфорт, но нехватка денег всегда угнетает. Когда не на что купить сигарет, это напрягает. У меня случалось и такое.

Я с двенадцати лет работал, разгружал вагоны. Родители позволяли мне зарабатывать собственные деньги. На них я ездил отдыхать с друзьями, ловить рыбу. На втором курсе у меня уже был маленький ребенок. Вот почему я опять же работал: художником-декоратором, художником-оформителем в ДК и дворником. А во время учебы в ГИТИСе — еще и плотником, плюс вел театральный кружок на главпочтамте.

Для меня счет в банке и виллы в дорогих курортных местах — не показатель богатства. Деньги нужны для независимости. А это необязательно несколько особняков по всему миру. У меня нет таких запросов. Я просто к ним не привык.

5. О любви

Когда мы влюблены, глаза у нас закрываются. Любовь, как правило, слепа. Хотя в моем возрасте слепым быть уже нелепо.

Ревность — эмоция деструктивная. И я знаю, о чем говорю. В молодости проходил многое. Но, к примеру, вредно есть жареное, но это не значит, что я его не ем. Так и тут. Сейчас уже подключается инстинкт самосохранения. И это спасает от многого.

Полигамность — это необязательно физические измены. Это просто отношение к женскому полу, какие-то желания и внутренние потребности мужчины, которые совершенно необязательно должны реализоваться в натуре.

Свобода — это то, что я ценю больше всего. Только моя свобода весьма приблизительно зависит от того, женат я или нет. Женщины пытались меня перевоспитывать. Но, как мне кажется, я из породы не особо поддающихся, даже, можно сказать, не поддающихся людей.

Я могу измениться сам: если я знаю, что человеку неприятна какая-то моя черта, то зачем же лишний раз раздражать его, если это не жизненно необходимо? Хотя, разумеется, по большому счету перестроить свою психику невозможно.