Алексей Агранович: «Раздолбайство и влюбчивость — синонимы»
Он мог бы быть обычным мажором, а стал продюсером, конферансье и актером. Подробности — в интервью
Алексей Агранович родился в звездной семье — отец, Михаил Агранович, известнейший кино-оператор. Мама, Эмилия Кулик, диктор Всесоюзного радио, а дед, Леонид Агранович, — сценарист, драматург и режиссер. Сам Алексей состоялся как режиссер, продюсер, телеведущий. Любую церемонию, от «Кинотавра», ТЭФИ и ММКФ до протокольных мероприятий, он превращает в яркое и захватывающее зрелище. Недавно произошло триумфальное возвращение Аграновича в актерскую профессию. С чем связан такой поворот, а также что общего между характером жены и явлениями природы и почему старость лучше встречать в Грузии — в интервью журнала «Атмосфера».
— Алексей, ваше, по сути, настоящее возвращение в профессию получилось ярким. Когда вы приняли предложение участвовать в сериале «Частица вселенной», предполагали, что он станет событием?
— Честно говоря, вообще об этом не думал, хотя, конечно, успех — приятный бонус к работе. Поскольку я не так давно нырнул в актерскую профессию заново, это было одно из первых по-настоящему интересных предложений. Сам по себе сценарий очень хорош, что уже редкость, плюс Алена Званцова — режиссер замечательный, а еще продюсер Валерий Тодоровский и прекрасные партнеры. В общем, все из мечты. (Улыбается.) Правда, у Алены странная карма, у нее много отличных работ, которые почему-то проходили мимо больших каналов, но в результате все-таки дошли. Так что никто ни в чем не был уверен, мы просто все понимали, что у нас хорошие стартовые позиции.
— Чем выше предполагаемый прыжок, тем, по-моему, страшнее, тем более в случае второго вхождения в одну и ту же воду…
— Мне было нечего терять, поскольку я не очень сильно завишу от актерской профессии, в том числе в житейском смысле, так что страшно не было. Вопрос стоял только о том, смогу ли я это сделать. А до выхода «Частицы…» я снялся в фильмах «Кислота» и «Юморист», где у меня главная роль.
— Вы амбициозный человек? И в актерском деле, и в режиссуре, и в продюсировании мероприятий?
— В молодости я хотел стать актером, но это время пришлось на середину девяностых. Я ушел из института, немного поработал в театре и сейчас понимаю, что мое время в профессии тогда еще не пришло. Плюс все, что происходило вокруг, совершенно не располагало к тому, чтобы молодой человек, мужчина, начинающий жизнь, вдруг связывал себя полностью с актерской профессией. Не было достаточного количества работы, а уж интересной — и подавно. Поэтому я стал заниматься тем, чем занимаюсь и по сей день, — постановками мероприятий и продюсированием. Это еще давало возможность существовать с семьей, но сказать, что я никогда не думал об актерстве и не мечтал, нельзя. Но когда в 2014 году Кирилл Серебренников позвал меня играть Адуева-стар-шего в «Обыкновенной истории», я уже, честно говоря, перестал об этом думать. И как часто бывает, как только ты перестаешь о чем-то мечтать, оно вдруг ба-бах — и выстреливает. Так что для меня это оказалось полной неожиданностью и радостью. И страх, пожалуй, был как раз, когда я соглашался на «Обыкновенную историю». Я боялся, что окажусь не в своей роли. Поначалу даже пытался отказаться, но Кирилл Семенович оказался мудрее, и мы договорились, что попробуем это сделать без обязательств друг перед другом.
— Как продюсер и режиссер вы стали широко известны в узких кругах. Значит, ваши амбиции были реализованы, удовлетворены?
— Да. Я совершенно не страдал и не страдаю от невостребованности. (Смеется.) А вот все, что связано с побочными явлениями актерской профессии, до меня пока не дошло. Я спокойно хожу по улицам. Но, возможно, это дало чуть-чуть дополнительной уверенности.
— Пока вы не переключились полностью на актерство, не забрасываете другие сферы деятельности?
— Все волшебным образом складывается само собой. И то, что не нужно, отваливается, появляется новое, интересное. Сейчас у меня два больших проекта, кинофестиваля — «Край света. Восток» на Сахалине и в Калининграде «Край света. Запад». И вообще, когда есть возможность сделать что-то не себе, а кому-то, — это дорогого стоит. Так как у меня много всяких занятий, я в актерстве не на все соглашаюсь, пока очень ценю возможность выбирать.
— Вы сыграли психолога в «Частице». Вы хорошо чувствуете и понимаете людей?
— Думаю, что немного разбираюсь в них. Я не из тех, кто может манипулировать людьми, но научился достаточно быстро понимать, с кем имею дело. Вообще очень люблю общаться, у меня много друзей, иногда меня даже упрекают близкие, что я провожу больше времени с ними, чем с семьей. (Улыбается.) Кстати, одно время после армии я общался со знакомыми психологами. Специального интереса у меня к этому никогда не было, но любопытство вызывало. Тогда вышла замечательная книга «Люди, которые играют в игры, и игры, в которые играют люди», я ее прочитал с удовольствием. Но сам я к психологу никогда не пойду (хотя ни от чего нельзя зарекаться), плохо представляю, что он мне может рассказать такого, что я не знаю про себя сам. Но бывало, я узнавал, что кто-то из моих знакомых — причем тех, от кого я этого никак не ожидал, ходит на прием, и им это помогает, перенастраивает. Очень много зависит от человека, это как с одним и тем же лекарством… кто-то в него верит, и оно работает, а кто-то всю жизнь будет утверждать, что это плацебо.
— Если говорить о русской модели жизни, то у нас такие психологи — друзья. Вы спрашиваете у кого-то совета?
— Да, частенько. В каких-то вопросах, в которых плохо ориентируюсь, спрашиваю всегда. А переубедить меня в том, что красное — это зеленое, невозможно. Но есть люди, мнению которых я очень доверяю, вернее, интересуюсь им и, услышав, начинаю думать, почему позиция человека такова. И иногда меняю свою точку зрения.
— В компании с друзьями вы лидер, душа компании или, скорее, любитель созерцать и слушать?
— Зависит от компании. В некоторых я, наверное, больше внимания на себя забираю, а в каких-то это делают люди, которые могут быть и душой, и чем угодно, и это самое интересное.
— И с каким количеством народа для вас самая комфортная компания?
— Это вообще неважно. Я на день рождения всегда зову человек сто. Уже есть такая традиция, друзья знают, что есть такой день осенью, когда позвонят и позовут. Зачастую люди, которые не видят друг друга год, а когда-то много общались, встречаются у меня с радостью.
— Значит, вы экстраверт?
— Это сложный вопрос. Мне трудно на него ответить, потому что по внешним признакам я, скорее, экстраверт, но при этом так про себя сказать не могу. Есть вещи, которыми я не делюсь ни с кем, не потому что скрываю или испытываю какие-то комплексы, а просто потому, что не хочу. Это не значит, что все равно когда-нибудь с кем-нибудь я об этом не поговорю. Но надо признать, раньше я был поболтливей. (Улыбается.)
— А с женой вы всегда откровенны? Должны ли, на ваш взгляд, быть какие-то зоны недоговоренности в отношениях мужчины и женщины?
— У меня нет никаких таких зон. Единственное, когда я нахожусь во внутреннем рабочем процессе, должен что-то придумать, то не всегда готов на эти темы разговаривать и могу не делиться тем, что меня беспокоит. А во всем остальном секретов от человека, с которым я живу, у меня нет.
— В детстве и подростковом возрасте вы были очень зависимы от родителей?
— Мне вообще очень повезло с родителями, хотя, как и во многих семьях, у нас случались непростые моменты. У меня были прекрасные дед, и бабушка, и дядя, и вообще все люди, которые окружали меня в детстве. Я жил в любви. И у нас в семье всегда ценили уважение, даже к маленькому ребенку. Поэтому я сам принимал многие решения, важные для детей: чем заниматься или не заниматься, делать или не делать уроки. (Смеется.)
— Вас не заставляли делать уроки?
— Время от времени, конечно, влетало, но все равно не было такого инструмента, который мог бы заставить меня поступить на исторический факультет, если я не хотел этого. Со мной могли разговаривать на эту тему, что-то предлагать. Собственно, поэтому после школы и не поступал никуда два лета. Я просто вообще не думал об этом, был довольно легкомысленным человеком. В результате сходил в армию.
— Школу жизни в армии прошли?
— Формально я носил морскую форму, но служил два года. Это была часть в Ленинградской области, обеспечивающая деятельность военных институтов, испытания, эксперименты. Обычная среднестатистическая Советская армия. Курортом не назовешь, но это мало чем отличалось от нормальной человеческой жизни в любом дворе нашей страны, если только он не находится в пределах Бульварного кольца.
— А ваш двор где находился?
— До шести лет я жил в районе Бутырской улицы, начало Дмитровского шоссе, но самую яркую и прекрасную часть своего детства и юности прожил в районе метро «Аэропорт» у дедушки с бабушкой. Там были киношные и литературные кооперативы, и часть времени я проводил у них, а часть — с мамой в Ясеневе, когда мы получили квартиру там. Но в самом Ясеневе я мало находился, только уходил в школу и возвращался из нее. Я окончил известную и прекрасную школу Леонида Мильграма. И до сих пор у меня много друзей оттуда. Иногда встречаешь человека, прошло полжизни уже, но 45-я школа — это такой пароль. У меня и сейчас там учится старшая дочь. Это, конечно, уже не совсем та школа, но тем не менее.
— Ваш дед — известный сценарист, папа — крупный оператор, но вы, придя из армии, решили поступать на актерский факультет.
— Но у меня мама актриса по образованию. Я много времени в детстве и юности проводил с ее друзьями, это была как раз театральная, как теперь принято говорить, тусовка. Мама оканчивала Школу-студию МХАТ. Поэтому сказать, что я ни с того ни с сего пошел в артисты, нельзя, а вот оператором у меня не было желания становиться ни на секунду. И до сих пор у меня с визуальным воплощением чего бы то ни было так себе, даже фотографирую плохо, в этом смысле природа на мне отдыхает. А дедушкины драматургические и режиссерские уроки я не то чтобы вынес, но многое помню. Вкус к этому делу у меня от него.
— В маминой актерской компании собирались люди с известными именами?
— Естественно. Это мамины однокурсники, Всеволод Абдулов был ее очень близким другом. Мы еще жили на Бутырской улице в коммунальной квартире с мамой. Однажды Сева приехал и притащил пластинку «Алиса в Стране чудес», которая еще нигде не продавалась, только что была напечатана, где он звучит вместе с Владимиром Семеновичем Высоцким. И у меня до сих пор она хранится с подписью «От Чеширского кота». Был такой замечательный педагог, режиссер, актер Геннадий Ялович, люди его знают по знаменитому эпизоду на шашлыках из фильма «Москва слезам не верит», где он играет друга Гоши, и главной роли в фильме «Тридцать три». Любовь Васильевна Стриженова — мамина ближайшая подруга. Сашка Стриженов — мой друг детства. Кстати, он утверждает, что забирал меня из роддома. Правда, ему тогда было чуть меньше полутора годков, но исторически это звучит так. (Смеется.)
— Вы были полноценным участником застольных событий? Вас не отправляли спать, если время шло за полночь?
— По-разному бывало, но мама меня частенько брала с собой на какие-то мероприятия, дни рождения. Надо сказать, что и у деда я повидал самых разных удивительных людей. Например, Вадим Николаевич Коростылев, драматург, написавший сценарии к фильмам «Король-олень», «Айболит−66» и кучу пьес. Человек невероятного остроумия, очень добрый, я его хорошо помню. С другой стороны, дед писал много криминальных или околокриминальных драм, и у него был друг — следователь Александр Львович Шпеер. Можно вспоминать миллион людей, и Булата Окуджаву, и Олега Николаевича Ефремова… Так что мне посчастливилось родиться в семье, которая дружила с большим количеством замечательных людей. Дед служил в знаменитой Арбузовской фронтовой студии, в которой работали и Андрей Гончаров, и Валентин Плучек, и Александр Галич. С Александром Аркадьевичем они дружили, но тот уехал из страны, когда мне было четыре годика. Немалая часть его записей, которые до сих пор ходят, сделана у нас дома. Олег Даль сыграл свою первую главную роль в картине у деда «Человек, который сомневается».
— А на киностудию вы захаживали во время съемок?
— На «Мосфильме» я бывал. Но на съемки попадал в меньшей степени, потому что это было время, когда мы с отцом мало общались. А дед за время моего сознательного детства снял «Щит города», но в Казахстане, куда я не попадал, и картину «Срок давности» в Нижнем Новгороде. Но отчасти съемочная площадка находилась у нас дома, потому что дед писал сценарии, и их чтение всегда было домашним ритуалом.
— Вы сказали, что у вас с папой был перерыв в общении. Когда отношения возобновились?
— В пятнадцать лет, в десятом классе. Мы начали снова общаться, и отношения у нас замечательные по сей день. Это как раз совпало с выходом фильма «Покаяние», и еще до всех премьер папа тихо вывез копию из цеха цветоустановки «Мосфильма», и она была показана у нас в школе вечером. Слух о ней шел уже по всей стране. Потом, когда я уходил в армию, приезжал к нему на пару дней в Нижний Новгород прощаться, он там снимал фильм «Мать» с Глебом Анатольевичем Панфиловым. А дальше мы уже и работали вместе, он снимал, я пытался что-то режиссировать.
— Почему вы не доучились во ВГИКЕ, бросили его?
— Это тема отдельного интервью, я не хочу об этом подробно говорить, еще живы некоторые люди. Но если в двух словах, то присутствовал некий конфликт, в котором, как мне казалось, было две стороны: мастерская и кафедра, а я был старостой курса. Как правило, во ВГИКе мастерами были большие имена, но они приходили за месяц до экзаменов, а какие-то педагоги, как у нас, вели курс постоянно. И я бился за то, чтобы расписание было удобным для них. Но все это превратилось в сложную историю с расколом среди мастеров. И после третьего курса я ушел. Своим учителем считаю Альберта Филозова, царствие ему небесное, и рад, что он видел «Обыкновенную историю» и остался доволен. Для меня это важно.
— Вы тогда не думали о том, что у вас нет диплома, не переживали?
— Вообще не переживал. В то время это как раз было уже не так страшно. Диплом дипломом, но уже через полгода я работал в театре Антона Чехова у Леонида Трушкина в спектакле «Подземка», играл с Михаилом Олеговичем Ефремовым, ныне моим близким другом. Я сидел на премьере этого спектакля в гримерке Джигарханяна, когда мои однокурсники еще частично доучивались. Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что потерял, кроме того, что никогда не смогу стать министром культуры из-за отсутствия диплома.
— Вы проходили какие-то кризисы: возрастные, душевные?
— Как всякий нормальный человек, конечно, да. Они связаны были, как правило, с какими-то биологическими изменениями и изменениями в личной жизни.
— Как вы из них выходили?
— Каждый — это очень длинная история. Но я стараюсь всегда действовать. Работа помогает. В таких случаях нужно делать то, что делать не хочется. А вообще, все, что со мной произошло в жизни, и есть тот маленький багаж, которым я могу пользоваться, работая в любой из своих профессий.
— Каким вы были подростком и юношей — влюбчивым или просто раздолбаем?
— Я считаю, что раздолбайство и влюбчивость — это синонимы. Всю школу со второго класса я был влюблен в одну девочку, но у нас никогда не было никаких отношений. Дружить мы стали уже намного позже. А потом, как у многих молодых людей, разных историй было полно.
— У вас двое детей: дочь от первого брака и сын от второго, которому сейчас семь лет. В первый раз вы в полной мере ощутили отцовские чувства?
— В моем частном случае и тот, и другой эпизод достаточно сложный. Отцовские чувства… Я очень люблю своих детей. И они мне были интересны во все периоды жизни.
— Чем вы любите заниматься с Ваней?
— В последние полгода у сына возникла страсть к футболу, он занимается в секции, поэтому почти все разговоры об этом. Еще мы смотрим мультфильмы, ходим в кино, что-то читаем, обсуждаем. Он тоже самостоятельный человек, сам решает, чем хочет заниматься, чем нет. Мы ему стараемся не мешать, но и не давать быстро сдаваться.
— А с дочкой вы как часто общаетесь?
— К сожалению, чуть реже, чем хотел бы. Варя очень талантливая девочка. У нее, безусловно, есть способности к художественному языку, она занимается в замечательной студии Миши Лобазова, у нее уже было несколько выставок. Они делают скульптуры, что-то варят и режут, сооружают какие-то пространства и проекты в помещениях. У нее же мама — один из лучших графических дизайнеров в стране. Но при этом дочка всем своим видом дает мне понять, что она совершенно не собирается этим заниматься, мечтает о театральном институте.
— А у вас по-разному складываются отношения с мальчиком и девочкой?
— Нет. Для меня вообще разница между мужчиной и женщиной, хотя я понимаю, что она, безусловно, существует в каких-то вещах, не так принципиальна. Мне важно, что это за человек.
— Если мы говорим о женщине, убирая «химию», как главную составляющую любви, то все-таки какие качества вы выделяете, кроме общечеловеческих?
— Если убирать все, что вы называете «химией», то личность — значит личность, а в чем это выражается, всегда смутно понимаешь.
— Ваша жена Виктория Толстоганова — первоклассная актриса, личность, но у нее очень сильный и импульсивный характер, что, как мне кажется, может создавать сложности в общении…
— Вы любите город, в котором живете? С климатической точки зрения он такой, какой есть. Это не делает его ни лучше, ни хуже, поэтому характер — это то, к чему я в своем возрасте отношусь вполне естественно. Это явление природы.
— То есть в вас иногда могут лететь протуберанцы, но вы их смело принимаете?
— Я даже не знаю, есть ли какие-то семьи или отношения, в которых люди находятся в состоянии невесомости. И чем интересней, чем глубже, тоньше человек, чем сложнее он устроен и тем сложнее то, что называется характером.
— Но вы можете назвать три черты, которые вам в Вике особенно нравятся?
— Искренность, наверное, интуиция и талант. Не говоря о красоте.
— Вы умеете что-то делать своими руками?
— К сожалению, нет. Это не мои добродетели.
— А что еще вы не назовете своими добродетелями?
— Например, я достаточно ленивый и не люблю заниматься тем, что мне неинтересно, не нравится и не сразу получается. Я не из тех людей, кто будет при этом добиваться чего-то.
— Вы живете в Москве. Не хотели бы стать загородным жителем?
— У меня был период, когда я несколько лет я жил за городом. Люблю природу и какие-то места под Москвой, но житель я городской, а если у нас у всех появляется свободное время, мы едем куда-то и путешествуем. Наверное, на старости лет мне захочется поселиться за городом, но пока мне кажется, что идеальная старость — это где-то в Грузии. Детям ты уже будешь не нужен, а Грузию я очень люблю.
— Вы хотели бы ненадолго вернуться в какой-то отрезок вашей жизни или времени?
— Точно бы не хотел вернуться в ту жизнь, в которой уже жил. Я в основном занимаюсь придумыванием и постановкой одноразовых вещей. И одно время даже мучился, что делаю то, что долго не живет. Открыл фестиваль, и все, это никому не нужно уже через полчаса. А с другой стороны, сейчас понял удивительную вещь, что это, наверное, самое честное, что человек может делать на сцене, потому что это действительно происходит один раз. Из таких эпизодов и мгновений и складывается жизнь, и если она тебе каждый раз преподносит возможность делать то, что тебе интересно, — будь благодарен и не делай резких движений.
