Игорь Гордин: «Наш разрыв с Юлей помог посмотреть на ситуацию со стороны»
Актер осознает, в чем истинные ценности. Подробности — в интервью
Заслуженный артист России Игорь Гордин известен прежде всего как театральный актер. Он лауреат нескольких престижных премий — «Чайка», «Золотая маска» — и недавно получил Международную премию Станиславского за работы последних лет. Телезритель знает его по таким сериалам, как «Расписание судеб», «Московские сумерки», «Небесный суд», но снимается Гордин нечасто. Те, кто совсем не ходит в театр, ассоциируют его фамилию с телеведущей Юлией Меньшовой, в браке с которой актер живет много лет. Сам Игорь Геннадьевич — человек закрытый, интервью дает мало. Даже сын Андрей говорит, что «папа — это тайна». Мы попытались немного приподнять завесу этой тайны в беседе с журналом «Атмосфера».
— Игорь, я посмотрела дату вашего рождения и удивилась, что вы, оказывается, уже такой взрослый. Когда встречаешься редко, лишний раз убеждаешься, что жизнь идет слишком быстро. У вас не бывает такого ощущения, что какие-нибудь пятьдесять лет куда-то делись?
— Я на театре появился достаточно поздно, поэтому долго числился в молодых артистах. В двадцать восемь лет я пришел в ТЮЗ. Ну, конечно, все происходит быстрее и быстрее, но так, чтобы эти годы прошли незамеченными, такого ощущения у меня нет. Каждый год пока идет в рост. Пока. Так хотелось бы до какого-то возраста, чтобы шло вверх, а дальше уже — с ярмарки на ярмарку, как говорится. (Улыбается.) Пока стараюсь использовать время максимально. Чем дальше, тем больше чувствую, что его ценность все увеличивается. В этом году будет двадцать пять лет моей деятельности, так что ухожу на творческую пенсию, потому что четверть века в ТЮЗе приравнивается к пенсионному возрасту, как в балете и цирке. (Улыбается.) Еще с советских времен так считалось, и считается до сих пор, что ТЮЗ — это такой театр, где один к семи.
— Расскажите о премьере «Вариации тайны», которую вы играете на пару с Валерием Бариновым. В чем драма вашего героя?
— Это разговор о любви двух мужчин к одной женщине. Для одного любовь — предмет его любви, а для моего персонажа любовь — его эго. Один хочет отдавать, другой — только получать. Драма моего героя заключается в том, что отдавать-то он не хочет. Или не может. И поэтому отказывается от страсти, от наваждения, которое с ним случилось. Как человек творческий, писатель, он говорит: «Я не мог больше ничего делать, не мог писать, я мог думать только о ней». Интрига в том, что эта женщина умерла десять лет назад, а он, не зная об этом, переписывался с ней все эти годы, каждый день изливал душу, не подозревая, что отвечает ему ее муж.
— Много вы для своего героя достали из себя такого, чего, может быть, и не предполагали в себе?
— В спектакле есть двадцатиминутный монолог, где мой герой говорит, как он встретил эту женщину, и как это его захватывало, и как он пришел в конце концов к тому, что не может без нее жить. Естественно, тут требуется какие-то интимные вещи в себе открывать и из себя доставать: страсть, чувственность, которые просыпаются в моем герое. Хотя в каждой роли, так или иначе, приходится это делать. Гурова в «Даме с собачкой» любовь настигает как кара, и чувства Свидригайлова в «Преступлении и наказании» — это тоже страсть, хоть и циничная. Между ними всеми много общего.
— Я недавно прочла у Бальзака, что «любовь, покоящаяся на низменных чувствах, не знает жалости». Вы согласны с этим?
— Видимо, да, если мы разговариваем о страсти.
— Как вы думаете, почему люди больше наделены низменными чувствами, чем истинной любовью?
— Истинная любовь — это дар. И она мало кому дается. Люди по сути своей все эгоцентрики. Отдавать гораздо сложнее, чем принимать. Чтобы принимать, не нужно много душевных усилий, а отдавать — требует большой работы, это как существование в браке.
— Ревность — распространенное чувство, и я не верю, когда человек говорит о себе: «Я не ревнив».
— Но есть страстные ревнивцы. А есть ревнивцы. Ревность — чувство животное, рефлекторное. Когда на твою женщину кто-то пытается глаз положить, то невольно включается этот рефлекс. Другое дело, что так можно дойти до крайности. Ревность — чувство сильное, и голова при этом отключается. У меня таких вспышек не было. Надо контролировать себя.
— Мне кажется, ни один брак не обходится без ревности, каким бы крепким он ни был. В вашей творческой копилке есть какие-то секреты, приемы, которые вы применяете к себе и которыми могли бы поделиться в качестве доброго совета?
— Нет секретов и нельзя дать советов. Это зависит и от одного и от другого человека и как можно дать совет сразу обоим? Я, например, интроверт, все в себе коплю, редко взрываюсь, и если это происходит, то внутри. А жена, Юля, экстраверт, она, наоборот, все выносит наружу. Каждый человек проходит свой путь, и рецептов нет. Единственное, я могу сказать, брак требует усилий, душевной работы. Иногда надо себя немножко ущемить, где-то уступить, где-то принять, где-то помочь. Нельзя все время требовать внимания к себе.
— Вы к этому пришли в процессе брака или вы таков по сути своей?
— У меня это первый и единственный опыт. Другого брака и других длительных отношений у меня не было, сравнить не с чем. Но женился я поздно, в тридцать два года, был уже сформировавшимся человеком, без юношеского максимализма, завышенных ожиданий и требований. С этой стороны мне было легче. А с другой — сложнее, потому что были уже устоявшиеся привычки и оказалось сложно переформатироваться.
— Вы говорите, надо контролировать себя. До каких пределов? Если ситуация вызывающая, вы выйдете из-под контроля?
— Вероятно. За всю жизнь пять-семь раз такое случалось. Помню, еще школьником был, на улице пришлось отбиваться от нескольких человек, напавших на меня. Я достойный отпор им дал. Кроме того что я интроверт я еще и Телец, и если меня очень долго испытывать, взорвусь — и тогда выноси всех. В принципе стараюсь свой покой оберегать, и если копится раздражение, до взрыва не доводить, пар спускать, как-то выражать свое недовольство или иронизировать над ситуацией, чтобы до критической точки не дошло.
— Ваша теща Вера Валентиновна Алентова — тоже интроверт. Юля рассказывала, что после ссоры она может долго не разговаривать. За вами такое водится?
— Да. (Улыбается.) В этом смысле мы с ней очень похожи.
— Видимо, постоянство — ваша отличительная черта. Вы говорили в одном из интервью, что до сих пор дружите с теми, кто занимался с вами в юности в театральной студии.
— Да. Не знаю, как у других, а мне лично тяжело и сложно найти новых друзей. А те, с кем я рос пять лет, с пятнадцати до двадцати, это было самое счастливое время, и коллектив, в котором мы существовали, был достаточно уникальный, поэтому дружба сохраняется не только у меня с ними, но и между ними всеми тоже.
— А как у этих ребят жизнь сложилась, кем они стали?
— По-разному. Актерами мало кто стал. В Театре юношеского творчества, в ТЮТе, как мы его называли, из нас ведь не артистов растили, а людей творческих. Помимо актерства каждый из нас осваивал какую-то профессию театрального ремесла. Это педагогическая методика режиссера Матвея Дубровина, основателя ТЮТа, который, между прочим, существует до сих пор. Сегодня ты как рабочий сцены монтируешь и устанавливаешь декорации, а завтра как актер выходишь на сцену. Воспитание творческим трудом. Очень хорошие люди получаются в таком коллективе. Правда, потом тяжело приходилось в реальной жизни.
— Почему? Ведь столько полезных навыков давали?
— Потому что существовали мы в отдельном мире, лучшем, чем окружающая среда. В идеализированном немножко. Мы существовали там, не ожидая удара в спину. А это было самое глухое время застоя, с 1979 по 1985 год, а в воспоминаниях оно осталось как самое радостное.
— Вам Дубровин говорил, что нужно идти дальше, в театральный?
— Нет, это каждый решал для себя сам, потому что профессия актера зависит не только от таланта, а еще от везения, от работоспособности твоей. Я никому не сказал бы: иди. Есть же поговорка: если можешь не быть актером — не будь им. Работа очень тяжелая. Ты все время должен доставать из себя эмоции. Если сложилась твоя теат-ральная судьба, то счастье, а если не сложилась и ты остался где-то на обочине и не можешь себя творчески реализовать, это тебя изнутри разъедает, гложет. И это очень тяжело. Актерская профессия жертвенная.
— И вы учились в политехническом институте, а все равно преподавали актерское мастерство в ТЮТе?
— Пробовал. Все выпускники заканчивают студию и год-два-три держатся педагогами-обществен-никами. Мне тоже предложили взять студию.
— На общественных началах?
— Нет, немного платили. Но это оказался довольно тяжелый опыт. У меня ведь не было навыков работы с детьми двенадцати-тринадцати лет. Их приходилось все время чем-то сильно увлекать и развлекать. Потом я ушел оттуда и вскоре после этого в Москву уехал.
— В юности всем хорошие советчики нужны. Вот вы пять лет учились в политехническом, а все равно рвались к своей мечте. Не было рядом взрослого, кто мог бы дать совет?
— Родители говорили, что нужно получить высшее образование. Я думал, что театр у меня останется в качестве хобби. Но, кстати, после окончания студии мы со студийцами пытались создать свой коллектив — и сделали три спектакля. Все свобод-ное время я посвящал этому. После третьего курса целенаправленно пошел ко Льву Додину. И не поступил. Тогда решил уж доучиться в политехническом, а после четвертого курса поступать в театральный. Но на следующий год набирали режиссеров, и я поехал в Москву.
— Сергей Герасимов говорил своим ученикам, что можно в жизни неудачно жениться или выйти замуж, разойтись и снова ошибиться — не страшно. Самое страшное в жизни — разойтись со своим призванием.
— Верно. Но уж очень срок короткий, когда надо успеть ухватить. А молодые люди всегда инфантильны, в семнадцать лет им хочется веселиться и отдыхать. Только родители и могут направить. Девочкам проще, у них есть выход — семья.
— А если не сложится? Сколько угодно красивых образованных девушек — и одиноких.
— И все-таки. У мужчин такого выхода нет. Для них семья — не самореализация. Им нужно иметь дело.
— Ваш сын учится уже в Школе-студии МХАТ. Андрей с детства хотел стать актером?
— Нет, решил в последний момент. Выбор профессии — тяжелое дело, особенно для мальчиков. Но Андрея всегда увлекало кино, он хотел быть кинорежиссером. Мы с Юлей ему сказали, что режиссерская профессия все-таки требует жизненного опыта. Посоветовали: «Давай сначала получишь актерское образование, получишь представление об этой среде, поймешь что-то для себя». Андрей уже на третьем курсе.
— И что он говорит, оправдываются его надежды?
— Не жалеет. Понимает, что ему это нужно, и набирается опыта. Посмотрим, что будет дальше. Не факт, что станет актером, может, все-таки пойдет в режиссуру, есть в кого, как говорится. (Дед Андрея — кинорежиссер Владимир Меньшов. — Прим. авт.)
— Таисия уже определилась, кем стать?
— Дочь пока не сформировалась, у нее период взросления. В актерскую сторону она не очень смотрит. Скорее, мы направим ее в сторону журналистики. От Юли у нее способность формулировать свои мысли и писать. От меня — упорство в достижении цели. Спать не ляжет, пока уроки все не выучит. Я тоже всегда старался сделать все заранее, ничего не оставлять на потом. Андрей таким не был. Но с этими гаджетами так сложно детей занять чем-то серьезным. Сейчас от Таси требуется, чтобы хотя бы читала.
— Не хочет?
— Никто из подростков не хочет читать. Сын пришел к этому, а раньше тоже говорил, зачем читать и так все знаю. Зачем учиться? Надо просто начинать снимать кино. Тарантино нигде не учился. Потребовалось время, чтобы осознал.
— Дедушка своим авторитетом может помочь в воспитании, совет дать или не вмешивается в ваши личные отношения с детьми?
— Владимир Валентинович занят. Но он приходит к Андрею на все экзамены в институт, следит за его успехами. Может взять его с собой на премьеру в кино. Наши дедушка и бабушка (Вера Валентиновна Алентова) активно и много работают, на них внуков не скинешь.
— Кто же помогал вам их растить? Ваши родители?
— Нет, мои родители живут в Петербурге. Приходилось брать няню. Тяжело было, но как-то выкручивались.
— У вас есть родная сестра. Чем она занимается?
— Татьяна преподает математику, она заслуженный учитель России. Вот, пожалуйста, она по призванию, с детства увлекалась предметом, и был у них очень хороший учитель математики. Из ее класса несколько преподавателей математики вышли. Вот как может повлиять на ребенка личность педагога. Звание заслуженный учитель встречается, между прочим, реже, чем заслуженный артист.
— Вы с ней дружны?
— В детстве не очень, разница между нами пять лет, как и у наших детей. Мне было пятнадцать, ей десять, и дружба не получалась. А потом я уехал в Москву. Когда Татьяна вышла замуж, родила сына и у меня появилась семья, мы сблизились.
— Она приезжает из Петербурга к вам на премьеры?
— Я приезжаю на гастроли. Татьяна стала таким театралом. Я советую ей, на что сходить, и теперь это ее любимый досуг. Она всегда меня ждет с нетерпением, чтобы я привез какой-нибудь спектакль. Но последнее время гастроли в Петербурге стали редки, к сожалению.
— Юля в одном из интервью сказала, что представляет себя и вас на досуге, уже когда будете на пенсии, прогуливающимися в Юрмале по берегу моря. У вас там дача?
— Квартира. Юля заразилась в процессе жизни со мной тем климатом. Она любит юг, жару, загар, а для меня это мучительно. Сижу в номере обычно, пока жара не спадет, а потом тащу всех куда-нибудь гулять. Мы стали искать какой-то выход, и возникла идея купить в Юрмале квартиру. Юля теперь ее очень полюбила, потому что отдых там спокойный и климат тоже. Хорошее переключение после Москвы. Но у нас там не пляжный отдых, а лес, велосипед. Для пляжного отдыха все-таки больше подходит Испания. А вот с нашей компанией друзей, тех самых, которые у меня еще со времен театральной студии, мы каждый год ездим в Финляндию на неделю. Климат такой же мягкий, как и в Латвии, на берегу моря коттеджи. Все приезжают с детьми, человек тридцать. Живем коммуной, готовим на всех, едим вместе, а потом все расходятся по своим интересам: кто в лес, кто на рыбалку, кто играть в волейбол или бадминтон. Каждый год десять лет подряд в августе выкраиваем неделю на этот отдых. И хотя Юля всякий раз говорит: не знаем, получится ли, у нас работа, съемки — все равно приезжаем. Это заряд хорошей энергии на целый год.
— С Юлей у вас отношения начались с того, что вы стали учить ее играть в бильярд. Это такая тихая, медленная игра, а подспудно, мне кажется, она очень азартная.
— Любая игра азартная. А шахматы? Два человека сидят и думают. Бильярд — спортивная игра, поэтому предлагаются и азарт, и удовлетворение, и радость от того, что все получается и, может, зависит от твоих личных качеств. Раз в год где-нибудь на отдыхе мы с Юлей по-прежнему играем. А Тася уже вовсю маму обыгрывает в бильярд.
— Вы вместе уже двадцать лет. Юля рассказала о вашем разрыве, который произошел много лет назад, и призналась, что это был для нее очень полезный опыт. Она смогла пересмотреть свои амбиции. А вы?
— Это был тяжелый опыт на самом деле. Но он помог как-то со стороны посмотреть на ситуацию в семье и начать ценить отношения, каждую минуту, прожитую вместе. Когда теряешь, то понимаешь ценность потери. Прошло уже десять лет, время все сгладило.
— Дом у вас открытый, гостей любите принимать?
— Сейчас, по-моему, в гости не ходят, встречаются в кафе, в ресторане. В родной Петербург приезжаю — там в гости хожу. Эти традиции еще сохранились.
— Вы к Москве так и не привыкли?
— Привык, но душой я все равно в Петербурге. Мне нужно раз в месяц или два туда приехать и как-то выходнуть. В Москве работа, и все время существуешь в таком ритме, туда-сюда, и только дома немного приходишь в себя. И сама Москва суетная. И раньше так же было, когда я приезжал в столицу и выходил на Ленинградском вокзале, сразу попадал в поток людей, который меня нес. А в Петербурге степенный ритм жизни. И в Юрмале такой же.
— Я очень люблю вас на экране, и, конечно, как вашей поклоннице, мне хочется видеть вас чаще…
— А я не очень люблю себя на экране (улыбается), есть несколько моих экранных работ, к которым я отношусь терпимо. К сожалению, отказываюсь от съемок, потому что нет времени совсем. Сейчас у меня четыре театра. И когда мало времени, то более тщательно начинаешь отбирать предложения, потому что надо понимать, ради чего тратить время и отдавать последние силы.
— В этом году у вас два проекта. Один — «Тренер», причем режиссер Данила Козловский. Доверяете молодому мастеру?
— Там у меня эпизод. Мы познакомились с Даней на фильме «Дубровский». Потом случайно встретились на улице, и он сказал: «Приходи». По сценарию фильма этот эпизод очень важен, поэтому я согласился.
— Второй проект «Заступники». Время действия 1966 год. Ретро. Вы это время не помните, вам всего год был. А я помню, поэтому буду смотреть с пристрастием.
— Хорошо. У меня там как раз отрицательная роль. Что-то зачастили у меня только такие персонажи: всякие гады, шпионы. Видимо, время пришло. (Смеется.)
