Денис Шведов: «Сначала я охотился на Сашу, а потом она на меня»
Актер рассказал о том, как преодолеть семейную рутину
Денис Шведов появился в кино в образе брутального героя в сериале «Майор» и прочно занял эту нишу на экране, снявшись в «Мажоре», «Изменах», «Налете» и многих других сериалах. Тем не менее к проектам относится избирательно, не боится делать перерывы в работе. Несмотря на то что несет ответственность за семью. В прошлом году они с супругой Александрой Розовской стали родителями, на свет появилась их дочка Мирослава. О том, как изменились мировоззрение и приоритеты, актер рассказал в интервью.
— Денис, вы не сразу пришли к актерству и известность ощутили лишь несколько лет назад. Вы довольны тем, как развивается ваша профессиональная жизнь, часто хочется воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»?
— Быть довольным актеру вредно. Мне кажется, для него это невозможное состояние. Оно все убивает. Актеру, как и спортсмену, нельзя останавливаться. Можно сделать лишь передышку. Нужно все время работать, несмотря на то что ты можешь заработать в день столько, сколько многие люди за полгода. Я рад эмоционально, но не хочу в себя это впускать, рассиживаться и наслаждаться этим. У меня есть удовлетворенность от жизни, все отлично, но я понял, что это меня расслабляет.
— Вы это осознали в какой-то определенный момент?
— У меня недавно был довольно долгий перерыв в работе в кино, я не снимался почти полгода, занимался семьей. И первый месяц чувствовал, как это прекрасно — посидеть, отдохнуть, съездить куда-то, увидеться с кем-то, переделать кучу дел, но уже через пару месяцев понял, что в целом такая жизнь — не мое.
— Почему был перерыв, отказывались от чего-то?
— Да, то, что предлагали, категорически не нравилось. А в проектах, которые мне нравились, либо что-то не сходилось, либо они переносились. Сейчас начались съемки в фильмах с Юрой Быковым и Сережей Тарамаевым.
— Вы полгода сидели без работы, когда у вас уже была дочка. Никаких угрызений совести — творчество творчеством, а за семью нужно отвечать?
— Я для себя решил, что пока воду из-под крана не пью, бросаться во все тяжкие не стану. У меня был опыт работы ради заработка, и это один из тяжелейших периодов.
— Это было в начале вашей карьеры?
— Нет, относительно недавно. И я понял, что пока не надо такое повторять.
— Главное, что Саша вас поддерживает…
— Здесь я решения принимаю сам. Это моя вотчина.
— Вы хотели дочку или сына?
— Первой я хотел дочку. Внутренне чувствовал это.
— Вы уже свыклись с ролью папы, с переменами, которые наверняка произошли в вашей жизни?
— Какие-то перемены, конечно, есть. И это здорово! Но при этом мы стараемся поддерживать прежнюю обычную жизнь. Этим летом ездили отдыхать в Хорватию, и дочь быстро там адаптировалась, никаких сложностей с ней не возникало. Но все равно надо понимать на берегу, что ты едешь с ребенком, а если хочешь полностью выдохнуть, то сразу договаривайся, не обманывай себя и езжай один. Но я доволен, у нас был хороший семейный отдых, со своим ритмом, отличным от того, к которому мы привыкли, но тоже со своими прелестями.
— У вас со времени окончания института прошло всего одиннадцать лет. Чувствуете, что вы давно в профессии или время пролетело мгновенно?
— Столько событий случилось за эти годы! Очень насыщенное было время, так что мне кажется, что больше лет прошло.
— Вы пошли поступать в театральный вуз, окончив первый институт?
— Нет, меня выгнали со второго курса.
— А что вы тогда делали несколько лет до поступления, чем занимались?
— Ничем, просто существовал в пространстве. Случались какие-то походы, встречи, тусовки в понимании того времени, но ничего серьезного не происходило.
— Но надо же было на что-то жить или вас содержала мама?
— Наверное, да, мама. В то время я проявлял мало осознанности по отношению к миру и к людям, поэтому некоторые вещи воспринимал как должное. А потом произошла странная история — друг неожиданно посоветовал мне поступать в театральный институт. До этого у меня были мысли: «А что дальше?», но ни к чему конкретному я не приходил.
— А первый, институт туризма, мама посоветовала?
— Не совсем. Просто он был рядом с домом.
— Но заставить себя доучиться ради корочки вы не смогли?
— Нет. Для корочки все равно хоть что-то надо было делать. А когда у нас появился предмет «страноведение», я понял, что не могу, уже совсем никак. «Проучившись» до второго курса, я так и не уяснил, чему тут учат, и в чем выражается моя будущая профессия.
— А если бы вы не встретили в компании того приятеля, который учился в ГИТИСе и подтолкнул вас к актерской стезе, как долго могло продолжаться ваше безделье?
— Вообще непонятно. Грубо говоря, учиться по-настоящему я начал в училище. До этого серьезным занятием был спорт, но он закончился, я уже не мог вернуться туда. А потом ничего не было, просто какой-то туман.
— Тот приятель увлек вас актерской профессией исключительно рассказами или вы, может быть, в это время посетили какой-нибудь театр?
— Нет, исключительно рассказами об учебе и театральном мире. Надо отдать ему должное как актеру. Есть люди, которые просто сидят, едят или что-то рассказывают, и это уже смешно. Вот он к таким относится. И когда он начинал о чем-то говорить, это было так заманчиво, чарующе.
— А ребенком и юношей вы кино и театр любили?
— К театру я особого интереса не проявлял, а вот кино любил. Меня всегда привлекал ларек, куда привозили новые видеокассеты с фильмами в ужасном качестве. (Смеется.)
— Поступая, вы не очень волновались?
— Думаю, нет, потому что не понимал, во что ввязываюсь. Это незнание помогло мне освободить голову. Но я считал, что это очень круто. Когда ты входишь в театральное училище, чувствуется, что это особая атмосфера, и она сначала тебя придавливает.
— И куда вы отправились сразу: в ГИТИС, где учился приятель?
— Нет, сначала в Щепку. Просто от дома мне было ехать туда по прямой на троллейбусе. (Улыбается.) В ГИТИСе прослушивание было через несколько дней после Щепки. И я пошел туда на автомате, потому что все идут. А потом подумал: «А зачем? В чем смысл, если здесь берут». В Щепке мне уже сказали, чтобы я никуда не пробовался.
— И как вам было в Щепке? Там же совсем классическая строгая атмосфера, не такая, как в других заведениях…
— Да, поступив, я прочувствовал, что этот вуз кардинально отличается от того, что рассказывал мой друг о ГИТИСе. И у меня долго проходила ассимиляция ко всему: к педагогам, к учебе, к однокурсникам. Как минимум весь первый курс.
— Не боялись, что вас отчислят?
— Было такое в те моменты, когда проходил общий сбор, на котором объявляли, кто остается учиться дальше, а кто нет. Мне было волнительно от общего мандража, но я понимал, что честно работал и поэтому точно не нахожусь внизу списка по успеваемости студентов.
— Поступление в театральный институт — событие, и довольно удивительное. Как восприняла это ваша мама?
— Для нее все было просто: сын сам поступил, учится, доволен — и это главное. Наверное, ее удивило то, что я поступил в Щепку, потому что это было совсем далеко от нас по профессиональным занятиям. И, конечно, мама восприняла это не без волнения, потому что люди, особенно технических профессий, говорят: «А зарабатывать-то чем будешь?». Но все равно тогда уже думала: «Господи, хоть куда-то». (Смеется.) И мама мне очень помогала, за что ей огромная благодарность. Она нас с младшей сестрой-погодкой одна тащила, а те годы почти для всех были нелегкими. Естественно, мне много чего хотелось, начиная от «Трансформеров» и заканчивая велосипедом, плеером, телефоном… Что-то иногда у меня появлялось, но чаще всего нет.
— Вы в детстве завидовали тем, у кого была полноценная семья?
— Я это осознал в училище, когда уже стал изучать себя, размышлять о бытии. То есть мозги начали на место вставать. И я понял, что мне и тогда хотелось полной семьи. А в детстве и юности я жил только сегодняшним днем. К тому же был увлечен спортом. Сначала занимался карате, потом был перерыв, а затем я увидел регби впервые по телевизору и загорелся этим. И все мои мысли были поглощены спортом.
— Знаю, что до того, как вы занялись регби, девочки вас особо не выделяли, друзей тоже не было, вы находились в тени. Вас это не заботило тогда?
— В то время все познается впервые. Конечно, в классе всегда есть ребята, к которым девчонки тянутся. Потом почему-то все резко меняются местами. Но тогда мне казалось, что у них все бодро, ярко, мне хотелось попробовать пожить их жизнью. Ко мне все это пришло чуть позже, даже в избытке. Мое время настало сейчас, точнее, чуть раньше.
— Но ведь в седьмом классе все-таки переворот случился?
— Да, спорт меняет тебя, он дает какой-то вес, эмоционально-энергетический вес, когда тебе не надо ни перед кем пресмыкаться. Причем вне зависимости от побед.
— Не пробовали в конце школы подрабатывать?
— Нет. Меня некому было направить, а я не понимал, как это делается, с чего начать. А уже во время учебы в театральном мы с однокурсниками подрабатывали аниматорами. И на Новый год в клубах выступали. Удавалось что-то получить, хотя это было нечасто в силу занятости.
— А в РАМТ вы попали по своей воле? И оставляли ли вас в Малом театре, и был ли выбор?
— Меня не звали в Малый театр. Приглашали в Театр Луны, МХАТ им. Горького и в пару других камерных театров. И когда поступило предложение из РАМТа, я понял, что нужно соглашаться. И не пожалел об этом.
— Но у вас в РАМТе, по-моему, давненько затишье, нет премьер с вами…
— У меня в последнее время было много вводов, и довольно интересных.
— То есть вы, как верный человек, не рассматриваете для себя поиск других театров?
— Нет. Но у меня сейчас есть антрепризное предложение. Мы с Кириллом Кяро репетируем пьесу «Косметика врага». У меня и раньше были предложения из антреприз, но я долго к этому шел. А тут все сходится: и Кирилл — отличный парень, мы работали вместе, и материал прекрасный. Я решил попробовать.
— К театру вы относитесь как ко второму дому, где у кого-то тапочки стоят, или это только место работы?
— Тапочки — это уже клиника. А вот чай с коллегами, душевные разговоры — хорошо. Не знаю, как в других странах, но у нас без стола вообще ничего не решается. Ни на каком уровне. Но ты приходишь сюда работать. Когда я оканчивал институт, у нас бытовал миф, что главное — попасть в театр. Сейчас понимаю, что это не так. Но раньше люди по-другому мыслили, и театр был элитарной ячейкой общества, магией.
— Когда для вас как для актера началось открытие кино, когда вы почувствовали, что получаете кайф на съемочной площадке?
— Наверное, на площадке «Мажора», потому что на «Майоре» был очень сложный материал и условия съемок, а «Мажор» снимали в Киеве, было лето, прекрасная компания… У нас сразу сложились теплые взаимоотношения со всеми. Была легкость, полет, удовольствие от процесса.
— Вы расстроились, когда вашего героя не стало в «Мажоре−3»?
— Из проектов, даже самых хороших, надо уметь вовремя уходить. Я, естественно, скучаю по тому времени, потому что наша команда была просто мечтой. Но я очень доволен, что мне сделали подарок в виде яркого, запоминающегося финала.
— А «Измены» стали для вас поворотным проектом?
— Да. Хотя у меня были очень странные взаимоотношения со всеми на этом сериале. Но я безумно благодарен Вадиму Перельману за то, что он меня туда позвал, и за работу с ним. Это невероятный опыт, но, к сожалению, я не мог почувствовать себя частью команды и все время хотел вернуть то ощущение, которое было у меня на «Мажоре». Но здесь это не получалось. Я все время приходил в гости. И это было немножко напряженно.
— Вы относитесь к своей профессии как к определенной игре, веселому делу, как любит говорить Олег Павлович Табаков. Всегда ли вы могли полностью отделить себя от персонажа?
— Всегда. Конечно, у меня был попытки повторить то, что описано у великих актеров. Иногда в разной степени успешности и самообмана ты все равно понимаешь, что это не вживание в образ, а сконцентрированность на материале и на партнере. И это состояние приводит к тому, что человек в кого-то перевоплощается. А иногда, когда мы сосредоточены на самих себе и нужно, образно говоря, пройти и пронести вазу на голове, то ты не слышишь ничего, хоть тебе «пожар» кричат, потому что иначе уронишь ее — и все. Но это получается с опытом. В училище нам мало что объясняли про технику актерской игры. Нам просто говорили: «Играйте».
— А когда вы читаете материал, погружаетесь в историю, сопереживаете?
— Я просто читаю и пытаюсь понять, интересен ли мне сюжет. Бывает, история написана так, что она заставляет тебя подключаться. Это заслуга автора.
— Вы амбициозный человек?
— Я считаю, что без честолюбия в этой профессии невозможно ничего добиться. Не понимаю актеров, которые говорят, что им не нравится или все равно, когда их узнают. Как такое возможно?! Ведь ты выходишь сознательно делать что-то, чтобы вызвать отклик. Хочется спросить: «Чувак, ты ничего не перепутал?». Или это ханжество, какая-то игра. Вообще амбициозные люди толкают прогресс, мир, творчество. Тем более в такой профессии.
— В РАМТе, не отходя от рабочего места, вы нашли свою будущую жену Сашу Розовскую. Где вы обратили на нее внимание: на сборе труппы, на репетиции, просто в коридорах театра?
— Мы познакомились, когда она пришла в театр. Но она в то время была с другим молодым человеком, поэтому я и не смотрел в ее сторону. А когда они расстались, я увидел Сашу другими глазами. Но не очень точно помню, с чего у нас началось общение. Наверное, сначала у меня появился некий азарт — девушка из такой хорошей семьи (Александра — дочь известного сценариста и режиссера Марка Розовского. — Прим. авт.), образованная, не участвовала ни в каких любовных авантюрах… Меня это очень стимулировало. И я начал свою охоту, которая закончилась охотой на меня. (Смеется.)
— То есть она в вас влюбились? Иногда явное внимание женщины мужчину пугает…
— Меня — нет. Наверное, в начале отношений у нас были и взлеты, и падения, эмоциональные угасания, все через это проходят, но нас что-то двигало дальше. Потом в нашей жизни появилась Мирра. И сейчас мы чувствуем себя настоящей семьей.
— С рождением дочки в ваших с Сашей отношениях что-то изменилось?
— Мне сложно сказать об этом, но, кажется, что-то поменялось. Возможно, я это позже осознаю, ведь это процесс. Но самое главное для меня, что у нас нет самого страшного, того, что разрушает семью, — скуки. Иногда мы просто молчим, но это активное молчание. Ведь молчать можно только с близкими людьми, когда не надо просто сотрясать воздух словами. А это испытание похлеще многого. И у Саши хорошее чувство юмора, что тоже очень важно, на мой взгляд.
— Когда вы узнали, что будете папой, обрадовались или еще и испугались?
— Конечно, первым ощущением был шок. Я, естественно, эгоист, думаю о себе, о своем времени, планах. И сразу все они стали рушиться. Но нет, все можно, все вполне победимо. К тому же, когда ребенок появляется, приоритеты меняются. Когда дочь к тебе приползла, пусть даже ты не выспался, находишься наверху блаженства, потому что это абсолютная любовь. Единственное средство победить свой собственный эгоизм — дети. Только они приближают тебя к раю.
— Сейчас вы можете порадовать маму материально, помогаете ей?
— Конечно, я участвую в ее жизни. Она очень любит проводить время на даче, а для дачи постоянно что-то нужно покупать и делать. Кстати, я пытался отправить маму отдохнуть в другие страны, но она отказывается, почему-то для русских людей дача очень важна. Возможно, у следующего поколения это уйдет.
— Наоборот, это очень модно — заниматься огородом. И среди молодых ваших коллег, кстати, тоже…
— Кто-то это любит. Но я пока не обнаруживаю в себе подобных увлечений. Наоборот, мне не хочется этого, потому что всю жизнь со мной были грядки у бабушки. И если у меня появится дача, я хочу, чтобы там не было ни одной грядки, просто ровный газон. Максимум цветы, которые не гибнут в тридцатиградусный мороз, и чтобы их поливать не надо было. (Улыбается.) Дача у меня всегда ассоциировалась с каким-то надрывом. Но как-то раз мой приятель пригласил меня на дачу, и когда я увидел дом, в котором есть абсолютно все, и невероятно чисто, и красивейший двор, то почувствовал, что попал в другой мир.
— Как я поняла, материальная сторона жизни для вас не стоит на первом месте, вы не кидаетесь во все проекты подряд. А вот многие ваши коллеги, едва став родителями, уже думают о будущем образовании ребенка.
— Когда начинают появляться большие деньги, они, конечно, подрывают голову. Невероятно возрастают запросы, особенно у молодых. И я могу их понять. Нет рецепта и одного верного поведения или образа жизни. Наша профессия настолько непостоянна, так сложно попасть в обойму, что, если уж ты туда попал, нужны силы, чтобы от этого вдруг отказаться. Еще сложнее девочкам. Когда нам первого сентября выдали студенческие билеты, сказали: «Ребята, актерами из вас станут один-два человека. Это те, кто своей профессией будет зарабатывать на жизнь». И когда у тебя появляется возможность создать хорошие условия жизни своей семье, отправить ребенка отдыхать на море, дать ему хорошее образование, чувствуешь, что можешь профессией зарабатывать. Но если у тебя есть голова на плечах, чтобы не испортить себе творческую биографию, ты должен думать не только о дне сегодняшнем. Надо уметь себя сдерживать, ждать достойных предложений, правильно расставить приоритеты. Но это уже выбор каждого.
