Елена Панова: «Мне все время казалось, что я неумеха»
Актриса рассказала о том, как добилась первых успехов в кино и встретила мужа-режиссера
Елена Панова запомнилась зрителям буквально с первого появления на экране. В сериале Александра Митты «Граница. Таежный роман» она сыграла сильнейшую драматическую роль. Трудно было поверить, что ей всего двадцать три года! После этого было много других ярких работ. Ее любят и режиссеры, и коллеги, и зрители. И она эффектная женщина. Но… почему-то ее нет ни на обложках журналов, ни во всевозможных топ списках, и потому не каждый, восхищающийся ее работами, сразу назовет ее фамилию.
— Лена, у вас актерско-режиссерская семья, но и папа, и старшая сестра работают в вашем родном Архангельске. Вы единственная остались в Москве. У них это не получилось, или они настоящие подвижники?
— Понимаете, есть люди, которым сложно уехать из родного города, они делают такие попытки, но все равно возвращаются. И у моего папы была возможность остаться в Москве после Щукинского училища. Старшая сестра Яна — актриса, тоже не смогла без дома, и в театре она реализована, может быть, даже больше, чем я. Папа — художественный руководитель Архангельского молодежного театра, и он себя абсолютно комфортно чувствует, а вот меня всегда тянуло уехать. У меня было счастливое и интересное детство, но я ощущала, что это не совсем мой город. Я очень хорошо помню, что, когда собиралась в Москву, многие знакомые говорили: «Она тоже вернется».
— Если вы так рвались уехать, значит, легко перенесли смену декораций и сюжета?
— Ой, нет. У меня был настолько острый период адаптации после поступления в Школу-студию МХАТ, что первые несколько месяцев я все время ходила на центральный телеграф звонить домой, была как в оцепенении. Но в какой-то момент поняла, что устала от внутреннего напряжения, и сказала себе: «Воспринимай это как некие каникулы. Домой ты всегда сможешь вернуться, а сейчас проведи время с пользой и удовольствием, учись».
— Родители помогали деньгами?
— Конечно! Папа присылал приличную сумму, и мама заботилась обо мне (они были в разводе). Я уехала в сложное время, когда многим подолгу не платили зарплату, и у мамы, — педагога по фортепиано, тоже были затруднения, но по большому счету без денег меня не оставляли. Правда, помню период, когда у меня почти вся одежда сносилась, потому что мы в общежитии пользовались всем коллективно. (Смеется.) Наступило лето, и я поняла, что мне в буквальном смысле нечего надеть на ноги. Кто-то отдал мне свои туфли, они дико впивались в подъем, ходить было просто невозможно. Выручило, что в это время мой педагог Дмитрий Владимирович Брусникин снимал «Чеховские рассказы» с артистами театра и своими студентами. Я получила гонорар и в переходе на Пушкинской купила себе белые кеды. Это было даже очень стильно. (Смеется.)
— Лена, вы поехали в Москву поступать с кем-то из родителей?
— Нет, потому что все произошло внезапно. У папы в театре висело объявление, что в ГИТИСе курс набирает Андрей Гончаров. Мне сказали, что набор в июле. И помню, как я лежу в своей комнате на диване, слушаю музыку, и тут заходит мама и говорит: «А ты знаешь, что тебе завтра уезжать?». Оказалось, что перепутали, набор — в июне. Из-за такой срочности мама не смогла со мной поехать. Но она позвонила моему двоюродному дяде и на всякий случай еще дала адрес общежития курсов повышения квалификации учителей. Я вышла из самолета и сникла, хотя в Архангельске, думая о Москве, была очень смелой. Но дяди не оказалось дома. Соседка предложила мне оставить у нее вещи. Я поехала в Щукинское училище. Там я увидела толпу ярких, как мне показалось, талантливых людей, они все громко общались, читали стихи, пели под гитару. А я встала в уголок и глазами вычислила скромную девочку, которая, на удивление, тоже приехала из Архангельска. Она рассказала, что ее приютили прихожане соседней церкви. Мы пошли с ней туда, и нас действительно взяла к себе какая-то женщина, но у нее было и без нас очень тесно. Я позвонила соседке, и она воскликнула: «Лена, что вы?! Идите ко мне, дождетесь своего дядю». Через пару дней наконец-то он приехал, и я услышала: «Лена, не знаю, чем тебе помочь. Мне опять надо уехать на выходные. Но ты можешь оставить вещи и прийти в понедельник». Я ответила: «Нет-нет. Я пойду» — а дальше было как в анекдоте: «Что, и чаю не попьете?» Он сказал: «Ну что ты, Лена, многие великие артисты так начинали». (Хохочет.)
— У вас были хорошие отношения с дядей?
— Мы почему-то решили, что хорошие, бабушка его очень любила. Провинциальные люди — более простые и непосредственные. Причем у меня были телефоны знакомых, они ждали звонка, но я стеснялась их потревожить. Я взяла вещи и отправилась в общежитие курсов повышения квалификации учителей, лил сильный дождь, и я появилась там абсолютно мокрая. Надо мной сжалились — ребенок пришел, и оформили за скромную сумму. Я прожила у них три дня и сбежала в Архангельск. (Смеется.)
— Так вы в первый год даже на прослушивания не сходили?
— Ходила немного, но в Щукинском училище так волновалась, что все плыло перед глазами. Во МХАТе тогда набирал Табаков, и мне сказали, что у меня чудовищный говор, его надо исправлять. За эту неделю я страшно похудела, такой был стресс.
— Что делали год, вернувшись в Архангельск?
— Работала курьером у папы в театре. И еще меня бросили, как котенка, играть унтер-офицерскую вдову в «Ревизоре». Съездила с театром отца в Париж и заработала свою первую тысячу долларов. Накупила подарков всем и себе. Помню вафельную рубашку сложного бежевого цвета, ботинки-мартинсы и другие оригинальные вещички. А после первого курса ездила с папиным театром в Авиньон на фестиваль. На следующий год я отправилась Москву заранее, папа устроил меня в общежитие Института культуры. Оно находилось практически подъезд в подъезд с общежитием Школы-студии МХАТ. Поэтому я сразу пошла туда. И как только ступила на порог, поняла, что больше никуда не хочу идти — так мне там понравилось. Мастером курса был Олег Николаевич Ефремов, а педагогами — Алла Борисовна Покровская, Дмитрий Брусникин и Роман Козак. Меня пропускали с тура на тур, но на конкурсе так быстро останавливали, что я была уверена — это провал. И вдруг… педагоги вышли, назвали фамилии, в том числе и мою.
— Какие были ощущения?
— Невероятные! Я понимала, что со мной произошло что-то уникальное, сбылась мечта, жизнь поменялась в корне. Но первый год дался очень тяжело. Возможно, у меня были завышенные требования к себе, все время казалось, что я неумеха. Первой оценкой по актерскому мастерству была «пятерка», но я думала, что мне ее поставили авансом. Так же через год после окончания института я относилась к съемкам у Митты в сериале «Граница. Таежный роман». Страшно волновалась и ждала премьеру с ощущением огромной своей неудачи. И вдруг… успех. Но меня никто не узнавал, потому что я выглядела в жизни проще, моложе. Лучшее, что мне удалось сделать в «Границе», получилось благодаря моим педагогам. В первую очередь Алле Борисовне Покровской. Кстати, там моим партнером стал Миша Ефремов, сын моих педагогов.
— Да уж, Ефремовы сыграли в вашей судьбе большую роль. А что вы помните об Олеге Николаевиче?
— Он в тот момент уже серьезно болел, но все равно уделял нам максимально возможное внимание. Приходил к нам, первокурсникам, на занятия. Было трогательно, что он смотрел и вскакивал, подбегал к нам, что-то подсказывал. Помню нашу последнюю встречу в Мелихове. Мы должны были сыграть в один день два спектакля «Бабье царство». После первого поели, гуляли по усадьбе, стояла жара, и нас разморило. Неожиданно нам сказали, что едет Олег Николаевич. С его появлением спектакль иначе зазвучал, с каким-то новым пониманием. Он сказал, что соберет нас через несколько дней, что ему есть что сказать, но… встреча не состоялась, через три дня его не стало.
— После окончания института вас приняли в МХТ. Но несколько лет назад вы ушли из театра…
— У меня была какая-то жизнь в театре и даже интересные роли, но МХТ не стал для меня домом. Наверное, с моей стороны не хватало фанатизма, когда актрисе обязательно нужен театр, как бы ни складывалась ее судьба там. Для меня важно не присутствие, а профессиональный рост. Я достаточно рано начала активно сниматься и иногда предпочитала кино театру. К финалу у меня произошел разговор с Олегом Павловичем Табаковым, и он был добрым. Но я тогда родила ребенка, и оживить свое пребывание в театре — просить что-то самой, у меня не было возможности и желания. Однако, если бы мне предложили интересную роль, я бы не отказалась. А сегодня для меня этот вопрос так остро не стоит. Хотя даже муж мне говорит: «Ты артистка, должна быть в театре».
— Чем занимается ваш муж, если он с таким пониманием говорит о вас?
— Мой муж — кинорежиссер Антон Мегердичев. (Улыбается.) Я считаю его уникальным режиссером, потому что он пришел в кино с телевидения и ни на минуту не останавливается внутренне, все время учится. Ощущение, что он всегда был в кино, настолько с ним комфортно и интересно находиться на площадке.
— Чувства появились сразу, на первой совместной работе?
— Нет, это не была любовь с первого взгляда. (Улыбается.) Мы познакомились на картине «Бой с тенью−2», потом я снималась еще в его фильме «Темный мир». И лишь во время работы над «Метро» пришло понимание, что мы будем вместе.
— Муж вас много снимает, очевидно, вы ему нравитесь как актриса. А критика бывает с его стороны?
— Он всегда искренне и прямо говорит свое мнение. Мне это дорого. Я всегда спрашиваю его совета по поводу предложений. Вообще мнение Антона важно, хотя у нас бывает несовпадение творческих позиций. Мне было приятно, что, посмотрев «Дуэль», он сказал, что ему понравились спектакль и я в нем.
— Какой фильм вы считаете по-настоящему своим первым?
— «Маму» Дениса Евстигнеева, хотя я появлялась только в начале фильма, потому что это героиня Нонны Мордюковой в молодости. Но эпизод был заметен. И здесь был масштаб — кран (смеется), железнодорожная станция, то есть ощущение, что я в кино, возникло именно тут. Для меня, студентки треть-его курса, это было событием. К тому же Нонна Викторовна сама меня выбрала.
— Как именно это произошло?
— Меня позвали на пробы и сказали, что нужно будет играть героиню Мордюковой в молодости. Помню, что ходила по общежитию и всех спрашивала: «А я похожа на Мордюкову?» — и мне практически все говорили «нет». Я стояла перед зеркалом и пыталась ее увидеть в своем отражении. И убедила себя в этом. Только поняла, что если улыбаюсь, то совсем на нее не похожа, а вот если смотрю пронзительно, чуть-чуть опустив голову, тогда сходство есть. После фотосессии Денис спросил меня: «Лена, а что ты такая серьезная? Чего не улыбаешься?» Я ответила: «Все нормально», и так и не улыбнулась. А Нонна Викторовна увидела фотографию и сказала: «А вот это я молодая». Помню, как меня с ней знакомили. Мы зашли в какой-то ангар, Нонна Викторовна сидела на стульчике, меня подвели к ней, я поздоровалась и стояла улыбаясь во весь рот, потому что это было невероятным счастьем. Она спросила меня о чем-то жизненном и сказала: «Хорошая девочка. Пусть улыбается». В итоге в эпизоде, где Андрей Панин прыгает с поезда, я стою и улыбаюсь.
— Как восприняли родители ваше поступление в Школу-студию МХАТ и потом уже ваши работы?
— Сначала папа сдержанно относился, но сейчас гордится мной, шутит, что наконец-то стал папой Елены Пановой. В Архангельске он человек известный. Но вообще для родителей это, безусловно, было и остается счастьем и радостью. Мама собирает фотографии и вырезки из прессы. С точки зрения обывателя, со мной произошло много волшебного — разом открылись невероятные возможности: и Школа-студия МХАТ, и Олег Николаевич Ефремов, и другие знаковые педагоги, и МХТ, и съемки здесь и за рубежом, фестивали. Старт был яркий и многообещающий. У меня даже было предложение поехать учиться за границу, но мне казалось, что только русский театр может сделать из меня артистку. Наверное, к другому пути я была не готова, как не была вообще готова к успеху. Соответствовать всем атрибутам успешности, с моей «любовью» к интервью и вообще публичности, мне трудно.
— Лена, как вам удалось несколько месяцев без перерывов сниматься с крошечной дочкой, да еще в экспедиции?
— Сейчас Лидочке одиннадцать месяцев, а в экспедицию фильма с рабочим названием «Мама Лора» я поехала с ней четырехмесячной. В Переславль-Залесский и Ярославль мы отправились на микроавтобусе большой компанией: со старшей дочерью, сестрой, мамой и помощницей. У нас был просторный, хороший дом на берегу озера. Дети подышали воздухом, и мы наслаждались красотищей. Я просто влюбилась в те места. У меня был час на обед, я ездила домой кормить дочь, и выходных практически не было. Но, несмотря на все трудности, вспоминаю эти съемки как замечательное время. И с маленькой Марьяшей я тоже умудрялась сниматься.
— Что для вас было самым ярким и интересным на съемках картины «Время первых»?
— Вначале режиссером был Юра Быков, у которого я снималась в фильме «Дурак» в небольшой, но яркой роли. Он написал вторую линию — серьезную, драматическую историю жен с их взаимоотношениями. Я играю жену Беляева — героя Хабенского. Мы начали снимать, потом у продюсеров поменялось видение, они сделали больший упор на полет, и многое ушло. Но в любом случае я желаю проекту успеха, потому что и история достойная, и артисты. Но если меня спросят о моей роли в картине, отвечу одной фразой: «Я там есть». (Смеется.)
— Рождение детей не притупило желание работать?
— Для меня материнство, наоборот, — толчок, стимул, оно дает силы. К тому же только в движении я успеваю делать много. Признаюсь, мне повезло — обе дочки очень спокойные в младенчестве, у меня не было бессонных ночей. В нашей профессии нет никакой закономерности, работа — всегда как чудо. Поэтому, когда есть достойные предложения, надо идти и работать.
— У вас есть старшая сестра. А вы хотели именно дочек?
— С первенцем мне было все равно. Во второй раз я думала, что неплохо бы родить сына, хотя знала, что иметь сестру — это здорово. Мы договорились с мужем, что дочку назовем Лидией. И вдруг я в ужасе поняла, что если родится мальчик, значит, не будет Лидии? Меня накрыло необъяснимое чувство тоски. В итоге на свет появилась наша девочка, и я не поменяла бы ее даже на десять мальчиков. (Смеется.) Я стараюсь как можно больше времени уделять старшей дочери, потому что Марианна старше Лиды всего на четыре года. Мне очень важно, чтобы она не чувствовала себя обделенной, не думала, что что-то изменилось в отношении к ней с появлением сестры. И муж, и я делаем все для этого.
— Архангельск — город северный, холодное море, мало лета. Что помнится из детства о природе, зиме, отдыхе?
— Зиму я не люблю. Хорошо, когда она теплая и снежная, но когда ты бежишь в холод и думаешь, где бы поскорее укрыться, это ужасно. А учитывая, что я ездила на занятия танцами сначала на автобусе, а потом шла на трамвайную остановку, где ждала трамвай, который ходил как придется, то порой у меня были заморожены пальцы рук и ног. Иногда в сильный мороз мама, жалея меня, вызывала такси. А бывало, я ночью шла пешком с кофром в руках, потому что трамваев уже не было, звонила из автомата с остановки, и мама шла мне навстречу. Она, смеясь, называла меня маленьким Ломоносовым.
— Расставание родителей не сказалось на вашем общении с папой?
— Мама в этом смысле уникальный человек. Она ни разу не показала никакого негатива по отношению к папе, наоборот, помню ее легкость, иронию, понимание. Но лет в десять-одиннадцать мы с папой не общались года два. Мне хотелось, чтобы он больше внимания мне уделял, а он считал, что дочь сама должна стремиться к отцу, цитируя Жванецкого: «Дети должны следить за полетом отца…». (Смеется.) Однажды я сказала ему: «Папа, у нас с тобой не было ни одного задушевного разговора». Это правда. Он невероятно яркий, интересный человек, общаться с ним всегда праздник (смеется), но чтобы съесть вместе тарелку супа, посидеть, погрустить, помолчать, и я могла бы ему сказать: «Мне нравится мальчик, как быть?» — такого не было.
— С какого возраста помните свои романтические переживания?
— А мне вообще хочется сказать, что до моего мужа у меня не было влюбленностей. (Смеется.) Нет, они, конечно, были. Сейчас, вспоминая их, понимаю, что молодой человек мог увлечь мое воображение. Мне было интересно думать о нем, ждать неожиданной встречи, но нельзя сказать, чтобы это меня сильно захватывало. В подростковом возрасте мы с подружкой влюбились в одного мальчика. Мне кажется, нам просто нечем было заняться (смеется), и мы придумали общее дело. Однажды весь вечер просидели у его квартиры. Но, честно говоря, я даже не помню, как его зовут.
— Но до Антона у вас было достаточно лет сознательной, молодой жизни. Неужели не было серьезных или ярких романов?
— Да, у меня были и серьезные отношения. Но сейчас мне не хочется это вспоминать: все предыдущее было лишь подготовкой к моей сегодняшней жизни.
