Алексей Чадов: «Влюбленности принесли мне кучу переживаний и даже слезы»
Актер, который старается не комментировать личную жизнь, в интервью открылся с неожиданной стороны
«Война», «9 рота», «Жара», «О любви», «Молот» — это все фильмы, принесшие актеру Алексею Чадову известность. У него непросто взять интервью, он все время ссылается на крайнюю занятость. И действительно, актер очень востребован. Бывает, работает сразу в нескольких проектах. На личные темы предпочитает не общаться, особенно после того, как распалась семья с актрисой Агнией Дитковските. Но когда после долгих уговоров интервью все же состоялось, выяснилось, что все свободное время Алексей проводит со своим сыном Федором, он нежный и заботливый отец.
— Готовясь к интервью, обнаружила интересный факт вашей биографии: при рождении вас назвали Александром, но в шестнадцать лет вы поменяли имя на Алексей. За этим что-то стоит или просто нравится имя, которое вам, кстати, очень идет?
— Почему-то папа с мамой долго не могли дать мне имя. Думали-думали, не могли договориться и перед самой регистрацией меня в загсе решили назвать Александром. Но, когда я стал подрастать, никак не реагировал на Сашу, а стал отзываться только на Алексея. А когда в школу пошел, накладки возникли: по документам я Саша, а все зовут меня Алеша. Так было до шестнадцати лет, пока я не получил паспорт с новым именем.
— У вас уже несколько фильмов о войне. Насколько близка вам эта тема? Например, кто-то из ваших дедов воевал?
— Конечно, дед со стороны мамы Николай Лукья-нович Коровко был награжден орденом Красной Звезды. Он командовал ротой, поднял ее в атаку и отбил у немцев высоту. Его подвиг послужил примером для других.
— А со стороны отца что вам известно?
— Папины родители живут в Туапсе. Бабушка уже ушла в мир предков, она была учительницей русского языка и литературы, а дедушка жив. Собираемся с сыном его навестить в ближайшее время. И расспросить про войну.
— А разве летом вас не отправляли к бабушке с дедушкой? В Туапсе ведь море.
— Я и так каждый год, все десять лет учебы в школе, уезжал на два месяца в Евпаторию с детским театром «Искатели». У нас был серьезный режим: спортивные состязания, марафоны, репетиции. Там я научился еще и картошку чистить.
— Ваше взросление пришлось на «лихие девяностые», а жили вы в Солнцеве, довольно криминальном районе. Как вы с братом не попали в плохую компанию?
— Мы занимались в школе и в театре с утра до вечера. А с солнцевскими бандитами у нас были особые отношения: мы мыли их иномарки на парковке и зарабатывали тогда больше, чем наша мама-инженер. Бандиты платили щедро.
— На что тратили заработанное?
— На всякие примитивные нужды, на одежду в основном. С едой были тогда большие перебои. И дедушка приезжал к нам рано утром, чтобы занять очередь в магазине и что-нибудь «достать». Времена были — вспоминать не хочется. Распад такой страны, как СССР, — серьезная геополитическая катастрофа. Когда мы поступили в театральный институт, жизнь стала потихонечку налаживаться. На первом курсе я работал официантом в кафе, потом барменом в модном клубе. Барменом было престижнее.
— Артисты обычно, вспоминая о студенческих годах, рассказывают, что в институте пропадали допоздна. Когда же работать?
— Да не просто пропадали, а мы там периодически оставались ночевать. Совмещал как мог. Каждую пятницу мне нужно было отпрашиваться на час с мастерства актера, чтобы подготовить бар в клубе. И с каждым разом нужно было придумывать что-то новое. Фантазия работала хорошо. Отстояв ночь за стойкой, приезжал в семь часов утра в институт, оставалось два часа перед лекциями, чтобы поспать. Помню, в субботу как раз по расписанию было изобразительное искусство, я очень любил этот предмет, потому что показывали диафильмы и выключали свет, и можно было отлично подремать. А вечером, после мастерства актера, снова в клуб и до утра. В воскресенье отсыпался. На втором курсе, снявшись в фильме «Война», я уже купил машину и научился ездить по Москве. Тогда еще навигаторов не было, ориентировался по карте. На этом авто около года мы с братом по очереди еще и «бомбили».
— Если все сказанное опустить и посмотреть на вашу биографию со стороны, то вас можно причислить к везунчикам. Вы рано начали сниматься у хороших режиссеров и сразу вошли в профессию.
— Мне повезло, это правда. Я благодарен судьбе, что мой первый фильм «Война» состоялся у кинорежиссера Алексея Балабанова. Я считаю его своим крестным отцом в кино. И до сих пор придерживаюсь его видения и его стилистики, этого чуть документального существования на экране.
— Как не опустить планку в дальнейшем, чтобы не сниматься в чепухе?
— В любом случае каждый из нас, прежде чем согласиться на роль, смотрит, что за материал и кто снимает. Кто-то иногда соглашается на неинтересную работу от безысходности, и это понятно, ведь жизнь проходит, сидеть без дела нельзя. Ресурс у актеров достаточно хрупкий, время так быстро летит, все стареют, лысеют. А вообще нужно воспитывать в себе терпение и научиться ждать достойных предложений. Наша профессия не для слабонервных.
— Как по-вашему, лет так через двадцать какие современные фильмы и сериалы люди станут пересматривать так, как пересматривают сейчас советское кино? И почему мы его все время пересматриваем и пересматриваем, как будто стоим на месте и никуда не идем в искусстве?
— Не так все плохо, поверьте. «Войну» будут смотреть обязательно. Фильму уже пятнадцать лет, так что недолго осталось ждать. «9 рота», «Живой» — да много картин у нас, которые с удовольствием можно пересмотреть. Но если сравнивать с советскими шедеврами, такими как комедии Леонида Гайдая, например, или фильмы великого Эльдара Рязанова, то такое народное творчество уже вряд ли будет. Тогда кино было самобытным и поэтому понятным для всех. А сейчас российские фильмы производят в основном по западным лекалам, и оно для многих остается невостребованным.
— Что бы вы хотели сыграть из классики, если бы экранизировали какой-нибудь роман?
— Мне все интересно сыграть: от Андрея Болконского до Раскольникова. В институте я неплохо научился фехтовать, и хотелось бы использовать свои навыки в кино. И если для Ромео я уже староват, то для Тибальта из клана Капулетти как раз созрел. Мне вообще нравятся экранизации. Я люблю пересматривать «Анну Каренину» с Татьяной Самойловой в главной роли. Какие в советском кинематографе были красивые женщины и внешне, и внутренне! Та же Лариса Гузеева в «Жестоком романсе». Как очаровательна! Невозможно не влюбиться. В СССР школа, конечно, была крутейшая. Существовала идеология в обществе — и глаза были, наполненные смыслом. А сейчас смотришь кино — красивая актриса, а чего-то не хватает. Глаза другие.
— Вы уже очень известный актер. Среди ваших поклонников есть интересные?
— Они разные, есть среди них очень интеллигентные, а есть простые, сразу тебе тыкают. В Петербурге молодежь очень приятная. Можешь сидеть открыто на площадке, не прятаться в вагончике, они спокойно подойдут, попросят автограф, а где-нибудь в глубинке — там свое видение мира, и лучше носа из вагончика вообще не высовывать.
— Удивительно, что в девяностые, когда детские садики закрывались, кружки и спортивные секции прекращали работать, у вас в Солнцеве цвел этакий оазис искусства. Кто-нибудь из вашей студии, кроме вас с Андреем, вышел в люди?
— Мы оазисом и называли наш театр. И ставили там серьезные спектакли: «Валентин и Валентина», «Ромео и Джульетта», рок-оперу «История лошади». Этот театр до сих пор существует. Из нашей взрослой труппы пятеро поступили в театральные вузы. Это говорит о многом.
— Все друзья у вас, наверное, оттуда?
— Нет. Ни в школе, ни в институте у меня друзей особо не было. Товарищи — да, но друзей, прямо не разлей вода, — таких нет. Первого настоящего друга я приобрел всего лишь десять лет назад. И ближе к тридцати годам еще одного. Настоящая дружба приходит в более зрелом возрасте, когда ты как минимум с собой в ладах.
— Иные считают, чтобы не иметь врагов, нужно иметь тучу друзей, то есть превращать в них каждого встречного. Вы с этим согласны?
— Враги не нужны никому, поэтому нужно быть тонким дипломатом с людьми и уважительно относиться к каждому. В любом цивилизованном обществе именно так. В Америке, например, тебе все улыбаются, и, может быть, это натянутая улыбка, и она сразу сойдет с лица, как только ты отвернешься, но это акт уважения к тебе. Надо быть толерантным.
— Вы в ладу со своим поколением и временем? Вас все устраивает в жизни и в поведении сверстников? Нет ощущения — родись я раньше, возможно, жил бы иначе?
— Мне нравится, как я живу. Я благодарен судьбе и богу, и космосу, что живу сейчас. Я всем доволен, все в моих руках. Не ропщу. Меня, конечно же, многое не устраивает в обществе: невежество, беспардонность, продажность, бездуховность и тупость. Но я предпочитаю не тратить свое время на чужие судьбы. Бог всем судья, а у меня свой путь. И еще я очень хорошо понимаю, что идеального мира нет.
— Кто более зависим в вашей профессии: мужчина или женщина? Актриса, например, раньше могла найти себе мужа-режиссера, а сейчас может найти мужа-продюсера, и все будет в ее руках.
— Женщины вообще более зависимы, потому что мужчины правят миром. Конечно, у прекрасного пола есть свои неоспоримые плюсы. Женщина — это ведь невероятной красоты создание, это космос, без вас все бессмысленно. Мы, мужчины, выходим из женщины и всю жизнь к ней стремимся. И прощается поэтому вам больше, во имя жизни. А в актерской профессии зависимость у всех одинаковая. Любые слухи, сплетни играют такую же роль и влияют на то, выберут тебя или нет, дадут или не дадут роль. Мне зависимость в профессии не нравится. Мужик, по моему мнению, должен быть хозяином своей жизни. Я поэтому пытаюсь заниматься еще и продюсированием, и интереса к режиссуре никто не отменял. Быть независимым — это важно для меня.
— В вашей фильмографии есть еще одно имя известного режиссера: Владимир Бортко и фильм «О любви». А о любви ли этот фильм на самом деле, как по-вашему? Может, это только эмоции?
— Любовь для меня — сумасшедшая страсть, химия, желание близости — вот что такое любовь на первичном ее уровне. Все, что происходит дальше — семья и дети, — это уже другая история. Это сложный путь к великой любви. В двадцать четыре года заводить семью рано, это сложное время для молодых людей. Его нужно тратить на себя и исследование мира. Нужно образоваться как личность. Если этим не заняться вовремя, то в тридцать пять может прорасти желание познать себя, но уже будет поздно. Мне симпатична любовь с интеллектом, когда оба партнера подключают ум и отвечают за себя полностью. Все, что до этого было… к этому не хочется больше возвращаться и вновь проходить. Я хочу двигаться дальше.
— Ваша первая любовь была несчастной?
— Она была безответная, может быть, но такая детская, что следа не оставила. Были какие-то влюбленности, и они приносили кучу переживаний и даже слезы, но это никаким образом не повлияло на меня в дальнейшем. Я вообще никогда не жалею ни о чем. Были моменты, которые хотелось поправить, но спустя время я понял, что все было к лучшему и правильно.
— У вас подрастает сын. Вы можете сказать, что он такой же, как вы, или он другой?
— Конечно, могу. У меня ощущение, что я создал самое главное произведение в своей жизни: продолжение себя. Феде около трех лет. Он сейчас такой интересный. Знает все марки машин, разбирается в телефоне, поет песни. Может быть, пойдет потом по моим стопам и станет актером. Но для меня самое главное, чтобы он стал моим другом, чтобы у нас сложились доверительные отношения. Буду воспитывать его именно так, потому что дети вырастают, а дружба хорошая между отцом и сыном может остаться на всю жизнь.
— Для этого нужно, чтобы и ваша бывшая жена так считала. Матери ведь часто балуют сыновей и растят их эгоистами.
— А вот это правда. Маменькиных сынков, беспомощных молодых людей, которые элементарных вопросов решить не могут, все больше в нашем обществе. Я это не приемлю. Мужчина должен быть мужественным, а женщина женственной. Это идеальная формула для меня. А жены должны понимать одну простую вещь: в семье за все и всех отвечает мужик. Мужчина всегда прав, а если он вдруг неправ, значит, это не твой мужчина.
— У нас так мало таких мужчин, как вы. В основном все стараются разделить ответственность поровну с женой или вообще все на нее взвалить.
— В наше время — да. Мне есть с чем сравнить, я путешествую по Европе и вижу, что там с этим беда, там классические мужики, кажется, вымерли. Они какие-то женоподобные. А мужчина должен быть чуть диким. Цивилизованным, конечно, но диковатым. Он должен не только носить красивые модные рубашки, а еще и уметь разжечь костер, ходить на охоту, хорошо стрелять. И отлично водить машину обязан каждый современный мужик, как раньше умели ездить верхом. Я так считаю.
— По мере взросления сыновья отдаляются от родного дома, особенно когда заводят свои семьи. У вас нет ощущения, что вы отдалились от мамы?
— Я вообще не маменькин сынок. Люблю маму, но мне мужское общество симпатично. Я без отца вырос, он погиб, когда мы с братом Андреем были маленькими, и мне его всегда не хватало. Я не делюсь с мамой своими проблемами и переживаниями, я сам со всем справляюсь и не вижу смысла ее этим грузить.
— Что вы помните о своем отце?
— Мне было уже пять лет, когда он погиб, поэтому многое. Даже запах его помню. Помню, как ставил нас с Андрюшей в угол, как баловал нас. Помню, как украли наши велосипеды из подъезда, и папа их нашел и нашел того, кто украл. Он был очень конкретный человек, весомый. И очень семейный. По его линии у нас все такие. В принципе одиночек у нас нет. Наша семья была самодостаточная: папа был папой, мама — мамой. Поэтому, когда отца не стало, я очень остро ощущал, что я — безотцовщина. Это основательный комплекс был, который на протяжении жизни проявлялся у меня в той или иной степени. А вот когда родился сын, в семь утра я стоял в роддоме и смотрел на него, и вдруг понял, что этого комплекса у меня больше нет, что теперь я — отец. Все встало на место: я приобрел главную роль в своей жизни.
— Мы живем сейчас во вседозволенности. Антигерой — герой. Многие планки сбиты. К хамству, например, к мату на улице стали совсем терпимы. А что вы не приемлете и никогда не позволите?
— Никогда и никому не позволяю опускать мое достоинство и обижать моих близких. К этому я был нетерпим всегда и готов защищать разными способами своих родных. Хотя по натуре я пацифист и насилие не приемлю, но грубость, хамство, быдло и жлобство мешают мне жить спокойно и находиться в гармонии, поэтому я иногда вмешиваюсь и пытаюсь разобраться. И, переступив через себя, могу перейти на волчий язык хамов. Я умею это делать.
— На что вам жалко денег, а на что вы готовы спустить все, что имеете?
— На сына готов тратить без остановки. И на обустройство комфортной жизни семьи готов.
— А кто ваша семья теперь?
— Федор, мама, брат, бабушка с дедушкой и мои крутые друзья — вот моя семья.
— Сынишка у вас часто гостит?
— Он у меня не гостит. Он у меня живет каждые две-три недели месяца. У него полноценная детская комната, полноценная семья с любящими родными людьми. Я вожу его в детский сад каждое утро, днем на занятия, гуляю с ним, укладываю спать. Поэтому мне и некогда было с вами встретиться, чтобы дать интервью.
— В Инстаграме вы все время дразните общественность совместными фотографиями с одной особой. Это новые отношения или просто интрига?
— Нет ничего такого на моей страничке в Инстаграме. Вы не ту страничку просто смотрите. Я не афиширую личную жизнь. Мои девушки за кадром остаются.
— Тогда поясните: вы свободны или заняты сейчас?
— Пока мне очень нравится мой статус свободного мужчины, но без женщины я все равно не могу существовать. Поэтому я скажу вам так: я — холостяк, но я занят.
