Татьяна Догилева была не только одной из самых снимающихся актрис Советского Союза, но одной из самых любимых. Сегодня она называет себя возрастной артисткой. Говорит, что не хочет молодиться, все в жизни получила и ни о чем не жалеет, лишь о том, что не родила второго ребенка. Она довольна своими ролями и своими режиссерами. Давно не хочет никому ничего доказывать и воспринимает профессию и жизнь такими, какие они есть, без прикрас.

1. О себе

В обыденной жизни я женщина из толпы — не люблю краситься и красиво одеваться. И в метро езжу и прекрасно себя чувствую. Считаю, что узнают только того, кто хочет, чтобы его узнали.

Татьяна Ивановна Пельтцер учила меня: «Никогда не говори о себе плохо, подожди, пока это скажут другие». И я всю жизнь следую ее мудрому совету.

Я очень эмоциональна, и заплакать могу: и от обиды, и от неудачи, и просто от тоски. Но я привыкла взваливать все свои проблемы на близких и друзей. Как правило, сразу делюсь переживаниями — и становится легче.

Раньше мне казалось, что я могу все пробить. А теперь я точно знаю, что, сколько бы я ни приложила усилий, энергии и желания, если тебе это не положено, то этого и не будет.

Женщина обязательно должна быть независимой. Роль жены денег, мне кажется, просто невыносима. Она не стоит никаких человеческих душевных затрат. Но я никогда этого не испытывала, как никогда не знала, что такое большие деньги. И у меня не было и нет ни малейшей зависти к этому.

У актеров вообще не бывает хороших характеров. Многие считают, что и у меня он чудовищный.

2. О профессии

Еще Марк Захаров говорил нам, чтосо зрителем надо быть осторожным. И я знаю, что здесь от любви до ненависти один шаг. После каждого фильма я получала массу писем, и ровно половина из них была ругательной. Поэтому предпочитаю, чтобы зрители находились в зале, а я на сцене или на экране.

Когда я молодой артисткой начинала сниматься у Юлия Райзмана и ступала ногой на территорию студии «Мосфильм» или студии им. Горького, кино было действительно важнейшим из искусств, а сейчас это, как правило, рейтинги, финансы и какие-то законы, возможно, правильные, но к которым я не имею ни малейшего отношения.

Кто-то из моих коллег начинает снимать кино, потому что как актер хочет еще что-то дополучить. Скажу честно, я все дополучила. Я вполне довольна своими ролями и своими режиссерами. Считаю, что в этом смысле абсолютно балованна.

Я не снимаюсь у себя самой, потому что сочетание актера и режиссера — тяжелейшее, почти невозможное. Ведь режиссер должен стараться быть объективным, артист же не может быть объективным.

С некоторых пор я считаю, что сама жизнь, а главное, здоровье близких людей, безусловно, намного важнее любого спектакля, фильма или роли. Это несравнимые вещи.

3. О возрасте

Больше всего на свете я боялась на сцене молодиться. Может, это и было одной из причин ухода из «Ленкома», потому что в двадцать восемь лет я все еще играла «Жестокие игры» и на вопрос «сколько тебе лет» отвечала «девятнадцать», внутренне при этом съеживаясь. А на продолжение: «Врешь, наверное?» — со счастьем говорила: «Вру!».

У меня есть ощущение, что молодость не прошла напрасно, потому что в это время у людей непременно должны быть романы. Я не считаю, что всю жизнь обязательно любить одного человека. Романов было много, но все — с артистами и ни одного — со зрителями.

Я очень легко отношусь к своему прошлому и не копаюсь в нем: было и было. И свои старые фильмы не смотрю. Мне неинтересно. Мне намного интереснее сегодняшний день. А те роли как будто другая женщина играла. Но я ей очень благодарна, потому что до сих пор во многом еду на том багаже, на доверии.

Каждый находит защиту от возраста в своих философствованиях и взглядах на мир. Но всем жалко терять ту оболочку, которая свойственна молодости. Надо стараться как можно дольше ее сохранить.

4. О любви

Я уже столько знаю про мужчин и про семейную жизнь, что мне крайне трудно, почти невозможно влюбиться. Я сразу считываю, что будет дальше и чем все закончится.

Влюблялась я только в талантливых мужчин. Для меня это качество всегда было на первом месте. У меня никогда не было романов с бездарностями. Внешность не имела никакого значения, а талант завораживал.

Сейчас я отношусь к любви как к болезни, свойственной определенному возрасту. Этим нужно переболеть, как ветрянкой в детстве, потому что во взрослом возрасте она может протекать в тяжелой форме и с серьезными последствиями. Но переболеть ею надо обязательно.