Майкл Фассбендер: «Внутри меня живет недовольный зверь»
Он играл одержимых и безумных, жестоких и равнодушных, уязвимых и непобедимых — но то, какой актер на самом деле, известно лишь его близким
Волевой подбородок и грустные глаза стального цвета — в нем сочетается потрясающая мужская харизма и трогательная мальчишеская мечтательность, задор и глубокое спокойствие. Сам Майкл Фассбендер уверен: это все благодаря его корням. Наполовину ирландец, наполовину немец, он покорил не только европейский, но и голливудский олимп.
От него остаются в восторге буквально все: помимо толп влюбленных фанаток Майкла желают заполучить в свои фильмы ведущие режиссеры, на одной с ним площадке хотят играть признанные звезды. «Я его просто о-бо-жа-ю!» — признается Кейт Уинслет, с которой Фассбендер работал над картиной «Стив Джобс». И таких отзывов о нашем герое — тьма. «Это все потому, что обычно я играю каких-то помешанных и суперзлодеев, а в жизни оказывается, что не такой уж я ужасный человек», — усмехается он. Сегодня на счету 39-летнего актера более пятидесяти ролей в кино, две номинации на «Оскар» (последнюю он уступил Леонардо Ди Каприо в начале года) — и огромное количество проектов, ожидающих премьеры. Поклонники замерли в ожидании: уже в этом месяце состоится громкая презентация «Люди Икс: Апокалипсис», а после — «Кредо убийцы» по серии компьютерных игр. Можно было бы сказать, что успех сопутствует Майклу во всем — но, увы, это не так. Практически на пороге сорокалетия Фассбендер грустно вздыхает: ни семьи, ни возлюбленной на данный момент у него нет. Так что же мешает секс-символу эпохи построить длительные любовные отношения?
— Майкл, ты когда-то говорил, что успехам в любви препятствует сама профессия актера. Что-то поменялось в твоем мировоззрении?
— Увы, нет, все остается как и прежде — вы можете видеть, что я снова одинок (Фассбендер расстался со своей возлюбленной, оскароносной актрисой Алисией Викандер, чуть больше полугода назад. — Прим. авт.). Хотелось бы полностью погружаться в любовь, проживать вместе с избранницей каждый день, но жесткий актерский график не позволяет устроить все так, как положено.
— После фильма «Стыд» ваша личная жизнь под прицелом камер круглосуточно. Это мешает?
— После «Стыда» мне было очень смешно наблюдать реакцию женщин — практически все, даже коллеги, стали подозрительно присматриваться ко мне, как будто ожидая немедленного соблазнения. Вообще-то я скромный и спокойный парень, даже немного стеснительный. Лет пять назад — уверяю вас! — все те женщины, которые сейчас называют меня секс-символом, и не подошли бы ко мне. А если бы и обратили внимание — выдержали бы не больше пяти минут. Я становлюсь немного неуклюжим и занудным, когда речь идет об общении с противоположным полом. И да, я чуть консервативен.
— Так как же консервативный мистер Фассбендер стал популяризатором мужской наготы? Я все еще о «Стыде».
— (Смеется.) «В скором времени мне стоит выпустить DVD под названием «Майкл Фассбендер учит вас, как надо имитировать секс». На самом деле у меня действительно внушительный «обнаженный» багаж, особенно по меркам Голливуда. А еще удивительно то, что фильм Стива Маккуина получил рейтинг «детям до восемнадцати». То есть постоянные сцены насилия, убийств — это нормально и привычно, а голый мужик, который занимается сексом, — непозволительно? Меня, откровенно говоря, шокирует современное неприятие мужской наготы. А вот дамы могут сколько угодно расхаживать перед камерой голышом. Даже моя мама всегда жаловалась на этот момент, говорила, мол, что за глупость, раздеты всегда женщины. Мама, видишь, это все для тебя! (Смеется.)
— Говорят, ваши родители вместе с вами смотрели картину…
— Я и сам-то смотрел ее лишь однажды, во время премьеры в Венеции — все-таки это зрелище трудно выдержать. Сначала вообще не хотел, чтобы мама с папой видели фильм, но затем решил их пригласить на просмотр. У мамы, по счастью, разболелась поясница, а вот отец сидел позади меня и говорил потом, что остался под большим впечатлением. Странно звучит, но это так.
— Как вышло, что вы постоянно играете персонажей столь концентрированных, столь драматичных — безумцев, как лорд Макбет, садистов, как мистер Эппс в «12 лет рабства»?..
— Когда я только начинал карьеру, то проводил бессонные часы за сценариями, боясь выбрать что-то не то, сыграть как-то не так. В конце концов я не закончил театральную школу — переживал, что не вытяну, не смогу. И вот как-то играл с коллегой Хелен Маккрори в одном из фильмов, наблюдал за ней — вот она стоит, веселится и болтает с помощниками, а вот — вошла в кадр, устроила истерику и упала в обморок. По-настоящему! Так я понял, что постоянная подготовка, скрупулезная и точная, — не всегда мой путь. Я вхожу в кадр — и мой персонаж открывается для меня, преподносит мне сюрпризы даже без досконального его изучения и погружения в его шкуру. Так что не думайте, что я тайный садист, властолюбец или сексоголик — никакого «проживания» этих товарищей в реальности! А уж почему меня приглашают на эти роли — тут стоит спросить режиссеров.
— Удивительно, что широкая публика познакомилась с вами сравнительно недавно — учитывая все факторы вроде внешности, таланта и харизмы. Никогда не думали, чем займетесь, если бы с актерством не сложилось?
— Мой план Б был прост — я бы открыл бар! В конце концов мой отец — шеф-повар в собственном ресторане, так что я в курсе, как управлять такими заведениями. Это действительно непростой труд — я хорошо помню, как мои родители во всем себе отказывали, чтобы наладить семейный бизнес. На все мои просьбы о репетиторах или покупке модных шмоток я слышал: «Мы не можем себе этого позволить». Так что с самой юности уяснил: ничто не происходит без усердия, усилий и ограничений.
— У вас строгие родители?
— В детстве мне казалось, что папа — просто диктатор. Когда я приносил домой восемьдесят пять баллов из ста за тест — а это неплохая оценка! — он спрашивал, что случилось с остальными пятнадцатью? В то время такая оценка моих стараний была для меня просто сокрушительна, ужасна. Зато это воспитало во мне здоровую критичность по отношению к себе и своей работе, умение трезво оценивать то, что я делаю, и разумную требовательность к другим. Со временем мы с родителями становимся все ближе и ближе — сейчас у нас практически идеальные отношения.
— Как они относятся к тому, что их сын — секс-кумир миллионов женщин?
— Как и я — откровенно потешаются над этим. Ну правда же, какой из меня секс-символ? Серьезно, я очень застенчивый человек.
— Работа над какой из ваших картин далась вам сложнее всего?
— Наверное, это был «Голод». После того, как мы отсняли центральную сцену, команда на время закрыла производство фильма, чтобы я смог восстановиться. До этого момента в течение десяти недель я терял вес — специально для съемок, и как мне тогда казалось, контролируя этот процесс. Снял себе дом в Лос-Анджелесе, занимался ходьбой, йогой, ел орехи и ягоды. И бесконечное количество банок с сардинами. Думал, что именно благодаря сардинам со мной все будет хорошо — ведь в них есть кальций! Помню, был очень удивлен, что, несмотря на активную голодовку, у меня появилось много энергии — столько, что даже спать было тяжело. И в какой-то момент начал забываться, теряться, выпустил из рук поводья. На самом деле пищевые расстройства — это очень страшно. Чувствовал себя монахом с измененным сознанием, это были мои личные сорок дней и сорок ночей в пустыне, наедине с собой. Я вынужден был отказаться от общения с друзьями, которые постоянно соблазняли съесть пару пакетиков чипсов перед телевизором. В общем, стал отшельником. «Голод» определенно поменял мою жизнь — и мою карьеру. С тех пор меня начали замечать видные кинематографисты.
— А какой фильм стал для вас самым важным уроком?
— Каждый мой проект учит и воспитывает, без этого никуда. После «Стыда» я стал задумываться о трудностях сближения с людьми, возникающих у таких парней, как Брендон. А мистер Эппс, которого я исполнил в «12 лет рабства», заставил меня переосмыслить свои представления о нравственности и морали. Понимаете, каждый из нас, наблюдая злого рабовладельца, говорит: «Ох, я бы никогда не стал таким!» Но выживание есть выживание, и мы никогда не можем предугадать, на что будем способны в критические моменты. А вообще так: каждый из нас может опуститься на самое дно и проявить самые темные, пугающие стороны своей натуры. Все дело в том, как вы контролируете себя.
— Вы сказали, что в период съемок в «Голоде» жили в Лос-Анджелесе. А почему вы не переезжаете сюда насовсем?
— Знаете, этому городу не хватает самоиронии и чувства юмора. Здесь все очень серьезно к себе относятся — и мне страшно превратиться в такого же самовлюбленного парня. Поэтому я и живу в своей любимой лондонской холостяцкой квартире, в Ист-Сайде.
— И долго ли вы планируете жить холостяком?
— Здесь сложно планировать, понимаете ли. (Смеется.) Любая моя попытка строить серьезные отношения заканчивается неудачей ровно потому, что пока для меня на первом месте актерская карьера. А должно быть наоборот! Мой самый внушительный роман продлился два года — ну о какой семье может идти речь? Мои родители — удачный пример того, к чему я стремлюсь. И тут еще один момент: я не верю в счастливые истории актеров с людьми вне нашей индустрии. Только коллеги воспринимают меня как меня, а не как парня с голливудским статусом. А у коллег, как вы понимаете, на меня времени еще меньше, чем у меня — на них. Вот потому я пока что актер, а не радостный папаша детей и примерный муж.
— Что ж, с долгосрочными перспективами понятно. Но ведь многие ваши современники ударяются в мимолетные интрижки, меняя подруг как перчатки. Удивительно: после вашего грандиозного успеха на вас так и не навесили ярлык сердцееда и донжуана. Это все из-за консерватизма?
— А также из-за природной скромности. (Смеется.) Все довольно просто: я закрыт для каких-либо подробных обсуждений моей личной жизни. Могу только комментировать, есть ли у меня возлюбленная или ее нет. Так вот, сейчас я свободен. А вообще благодаря своему довольно строгому воспитанию я понял: размениваться по мелочам, пускаясь в любовные приключения изо дня в день, — пустая трата времени и сил. Я слишком рационален в этих вопросах, не могу с собой ничего поделать. Бесцельная деятельность — не для меня.
— Сегодня вы — один из самых востребованных голливудских актеров. Не устаете от бешеного ритма жизни?
— Как раз сейчас я стараюсь вести более или менее размеренный образ жизни. А вот еще года три назад у меня было по шесть проектов в год — вообще не отдыхал. Помню, мы тогда снимались вместе с Камерон Диас в фильме «Советник», делились какими-то планами — так вот, она была в шоке от моего графика. У самой Кам все менее напряженно. Но все же мне грех жаловаться! Было время, когда я в одиночестве сидел у телефона в тревожном ожидании — позвонит, не позвонит? Пригласят или нет? Обычно не приглашали.
— Хорошо, что это было давно. Хотя, конечно, просто удивительно, что голливудские агенты открыли вас так поздно…
— Если честно, это моя вина — я просто не очень честолюбив. И скромен, повторюсь. (Смеется.) И хотя я и привык к отказам, они ранят меня до сих пор.
— Неужели случается, что Майкл Фассбендер не проходит пробы? Кажется, за вами должны охотиться режиссеры!
— Вот, например, я очень хочу сыграть в качественной комедии. Это, пожалуй, моя мечта — пока несбыточная. Как комика меня не воспринимают — и регулярно отказывают.
— Боитесь провалов и неудач до сих пор, с детства?
— Ни в коем случае! Мне кажется, все мы испытываем слишком большое давление общества — опасаемся выглядеть глупо, проявить слабость, потерпеть неудачу. Так не пойдет. Надо просто держать у себя в голове вопрос, который поможет двигаться дальше, — что самое плохое, что может с вами случиться? Ну вот со мной, например. Не возьмут в картину. Перестанут снимать. Но я же не умру? Останусь здоровым? В общем, страх неудачи — это лишь тормоз, остановка на пути к цели. Мы все боимся сделать первый шаг, но… Помните: у больших вещей когда-то было крошечное начало.
— Вы сами часто испытываете на себе это давление?
— Конечно! В моем мире столько всего происходит, каждое мгновение. Столько информации, столько предложений — я не о сценариях сейчас, кстати, а о капиталистическом мире с его «покупай, продавай, тебе необходимо это и то, и другое, купи, купи!». Нам диктуют, как быть успешными, какие атрибуты для этого потребуются. Порой хочется взять и убежать. Я стараюсь максимально отвязать себя от материальных ценностей. Поверите ли — у меня даже машины нет! Был мотоцикл, да и тот украли недавно. А в Лондоне я перемещаюсь исключительно на метро.
— Помимо отцовской строгости — каким было ваше детство?
— Я был большим фантазером, мечтателем, любил одиночество. Как-то в совсем нежном возрасте услышал, что дух, ангел-хранитель всегда рядом, — и стал каждый вечер готовить свою кровать к пришествию ангела. Теснился сам, теснил своих медведей, чтобы в постели поместился и Иисус, и святой дух. В общем, с утра я просыпался поперек кровати, раздавив, очевидно, всех — и рыдал навзрыд, думая, что попаду из-за этого в ад. (Смеется.) Года в четыре очень хотел стать водителем, коллекционировал игрушечные машинки.
— А сейчас вы так же любите одиночество?
— Когда как. Иногда чувствую просто-таки физическую потребность в уединении. Но в целом мне нравится проводить время с близкими — для друзей я даже готовлю. А еще люблю готовить своим возлюбленным. Но поскольку сейчас я — одинокий волк, забросил это дело, а зря! Позор на мою голову! Кулинария — это мое, процесс готовки действует на меня успокаивающе, это как поход к психотерапевту.
— А какое блюдо выходит лучше всего?
— Я — мастер в приготовлении устриц. Любая хорошая кухня просто обязана иметь в себе рецепты из устриц. Ну и вы же помните, что это прекрасный афродизиак?
— Совсем недавно вам исполнилось тридцать девять лет. Что вы поняли про самого себя к этому возрасту?
— Сейчас я знаю про все свои слабости. И знаю, что внутри сидит недовольный зверь, которого лучше признавать, чем игнорировать. Умею контролировать себя и наслаждаться моментами. Хорошо расставляю приоритеты. Ненавижу лень. А знаете… я вообще-то совсем неплохой парень! (Смеется.)
