Лучезарный взгляд, ослепительная улыбка, прямая осанка, уверенный голос. Американцы уважают таких людей — никогда не ноющих, талантливых и трудолюбивых. Одним словом, self-made. Да и сама Ведищева говорит: «У меня нью-йоркская душа, обожаю этот город и ночные прогулки по Бродвею!» А как же Москва? Ведь именно сюда она, профессорская дочка из далекого Иркутска, когда-то так стремилась. Аида Семеновна уверяет, что российскую столицу, да и всю «историческую родину» любит не меньше Америки.

Аида Ведищева: «Я считаю, что не эмигрировала из страны тридцать лет назад, а просто была в длительной командировке. В последние годы приезжаю в Россию регулярно. И всегда находится серьезный повод, например, как сейчас — сразу три приглашения выступить на концертах. Знаете, я такая „бумажница“! (Аида Семеновна достает из большого конверта бумаги и раскладывает их на столе.) Вот посмотрите: я привезла с собой рецензии на мои концерты в Америке, благодарственные письма от губернаторов штатов и даже от четы Рейганов… А это — страница из энциклопедии „Кто есть кто“. Я уйду, а мое имя в ней останется. И не только в ней! Одно дело — людская память, и совсем другое — история. Понимаете?..»

Для вас это так важно?
Аида: «А как же! Это ведь моя жизнь! Я верю в реинкарнацию, в то, что жила раньше и буду жить потом, и поэтому мне важно остаться в истории. Вернусь — а моя предыдущая жизнь не канула в Лету, разве плохо? Я разговаривала с одной ясновидящей, она сказала: „Ваше прошлое имя записано во всех книгах. Вы были известнейшей балериной!“ Я сначала посмеялась над ее словами, но потом стала обращать внимание на то, что танцую без всякой школы и люблю этот вид искусства. Видимо, опыт прошлой жизни».

А в этой у вас другой талант…
Аида: «Моя мама певица была потрясающая. А по профессии — первоклассный хирург. Тетя прекрасно пела романсы. И у сестрички моей — она тоже врач — красивый оперный голос. Я вообще росла среди музыки. Представьте: война, Казань (родители еще до войны переехали из Киева в Казань — папа получил там профессорскую кафедру, а после войны мы перебрались в Иркутск), и в нашу квартиру вселяются пятнадцать человек маминых родственников, эвакуированных из Киева. Они все играли на музыкальных инструментах и привезли их с собой — аккордеоны, гитары, балалайки… Я утром просыпалась, а в доме звучал американский джаз!»

Как же родителям удавалось прокормить такой «творческий коллектив»?
Аида: «Да, папиной профессорской зарплаты хватало только на неделю (он был выдающийся стоматолог, по его учебникам учились студенты мединститутов всего СССР). Семью от голода спасала мама. Она в войну много оперировала и зарабатывала больше папы».

Родители настояли на том, чтобы вы выучили английский язык? Он ведь вам так пригодился за океаном!
Аида: «Они. Когда мне исполнилось четыре с половиной года, мама взяла гувернантку — женщину, приехавшую из Шанхая. Она была учителем английского языка, с ней я и начала заниматься. И потом, когда мы уже переехали в Иркутск, учила английский дома до десятого класса. А в школе — немецкий. Папа хотел, чтобы я знала и немецкий».

Так юная Аида выглядела в шестнадцать лет. Неудивительно, что мужчины теряли головы. В Театре юного зрителя. Фото: личный архив Аиды Ведищевой.

О, первая любовь?
Аида: «Нет-нет! Это он был влюблен в меня. Моя единственная сердечная привязанность — музыка. Поверьте. Ни один мужчина не мог с ней соперничать. Да и некогда мне было влюбляться, я еще говорить не начала, а уже пела. В два года танцевала и садилась на шпагат. Есть фото: я, крохотная, стою в пачечке…»

Тут снова можно вспомнить слова ясновидящей!
Аида: «Да-да. Правда, это было лишь в раннем детстве, а потом ушло… Так вот. А у нас преподавала молоденькая учительница немецкого языка. И она влюбилась в этого Айдашкина. А он по мне вздыхал, иногда провожал домой. В общем, был моим поклонником. И учительница очень ревновала».

Сколько же ей было лет?
Аида: «Лет на десять старше его. Ну и что? У меня с одним из мужей примерно такая же разница в возрасте. Это не страшно… И вот она мне пригрозила отомстить на выпускных экзаменах. Дала понять, что будет у меня в аттестате тройка. А зачем мне это? Тем более что лингвист я прекрасный. С математикой — да, дела у меня обстояли плохо, а с языками, с литературой — наоборот!.. Короче говоря, я решила не связываться. Если конфликт, я всегда ухожу, в бой не вступаю, такой и осталась. Говорю подружке: «Буду сдавать английский». И иду в группу, в которой никогда не училась, но где учились мои друзья. Кстати, среди них была Валечка Шарыкина, помните пани Зосю из «Кабачка «13 стульев»?.. Мы с ней учились в одной школе. Так вот, иду я сдавать английский, который ни дня в школе не учила. Все только ахнули: «Ну Вайсиха дает!» Меня Вайсихой в школе звали, моя фамилия тогда была Вайс. И сдала на пятерку».

Московская сага

Когда вы поехали в Москву поступать в театральный вуз и провалились, сильно переживали?
Аида: «Да, это был удар. Я прошла все три тура, и казалось, дело сделано. У меня ведь была очень хорошая подготовка в Иркутске. Я уже в ТЮЗе тамошнем работала и параллельно училась в институте иностранных языков (родители настояли, чтобы я туда поступила). Перевелась на заочное отделение и думала, что смогу и в Москве учиться, и этот институт окончить. А тут вдруг мне люди с портфелями из комиссии говорят: „Вы уже поступили в один вуз, теперь еще в один хотите?! А у нас за дверью стоят те, кто хочет учиться только у нас“. А может, другая причина была, не знаю. В общем, не взяли. Жизнь казалась конченой. И Москва-река виделась единственным выходом. Хотя сейчас я считаю, что мне просто повезло. Если бы я поступила, моя судьба сложилась бы не так интересно. Я вернулась в Иркутск. Доучивалась в институте и работала в разных филармониях. И когда работала в Орловской филармонии, встретила будущего мужа. Он и позвал меня в Москву, куда я очень хотела».

Второй муж певицы, Борис, был руководителем ее концертного коллектива. Фото: личный архив Аиды Ведищевой.

Вам довелось общаться с такими знаменитостями, как Лундстрем, Утесов, Папанов, Миронов, Гайдай. Кто произвел самое сильное впечатление?
Аида: «По культуре, по образованности, конечно, Олег Лундстрем».

А по мужскому шарму?
Аида: «О чем вы? Вы не к тому адресату обращаетесь. Мужчины меня не интересовали. Только музыка! Речь идет о моей душе, а не о моей материи».

Но вы же встретили Вячеслава, а потом еще несколько раз выходили замуж.
Аида: «Я никогда никого не встречала. Некогда было. Это они меня встречали. Слава, например, встретил на лестнице в провинциальной гостинице. Мы уезжали на концерт с моим аккомпаниатором. Слава спросил у него: „Кто такая?“ В ответ услышал: „О, это настоящая звезда, не знаю, что она делает здесь! Ей нужно в Москву!“ Я Славе очень понравилась, он подошел, пригласил на свое выступление. Помню, смотрела я его номер и думала: „Бедная его жена! Это ведь ужас — видеть, как муж балансирует на каких-то досках и цилиндрах, на которые даже залезть страшно!“ Потом сама этой женой и стала».

«Поющие новеллы» имели оглушительный успех. Фото: личный архив Аиды Ведищевой.

Страна советов

Аида Семеновна, а может, не стоило уезжать?
Аида: «Я уехала из СССР, потому что поняла: все то, что я создаю, здесь будет презираться всегда. У меня была тенденция делать что-то вроде мюзиклов. Мы жили за «железным занавесом» и практически ничего об этом жанре не знали. А я всегда была в авангарде. За это меня били и презирали, потому что считали, что я вульгарна, все время изощряюсь, вечно чего-то хочу. А я родилась поющей артисткой, у меня суть такая! Первую травму мне нанесли, когда не поставили мою фамилию в титры в «Кавказской пленнице», а затем и в «Бриллиантовой руке».

А сколько шишек вы получили за песню «Помоги мне»!
Аида: «Главное, фильм снял Гайдай, Зацепин написал музыку, Дербенев — стихи, а обвиняли во всех грехах меня! Кстати, создатели «Бриллиантовой руки» так хотели, чтобы именно Ведищева спела эту песню, что вызвали меня аж с Дальнего Востока, где я была на гастролях… Вторую травму мне нанесли, когда отняли музыкантов, которые не просто аккомпанировали, а были заняты в моей театрализованной программе «Поющие новеллы» как настоящие артисты. Мне сказали: «Вы себе других найдете».

И нашли?
Аида: «Конечно. И снова с ними работала, чтобы они не просто стояли на сцене и играли на инструментах, а участвовали в представлении. Но и с этими музыкантами произошла какая-то темная история. По-моему, кого-то из них даже избили. В результате решила: все, буду работать одна, и попросила дирижера Юрия Силантьева записать на пленку музыкальное сопровождение. Да, я первая в СССР использовала фонограмму. Но это не было „фанерой“! Меня несправедливо называют первой „фанерщицей“. В записи звучала только музыка, а я пела вживую! А поскольку музыкантов не стало, надо было чем-то оживить сцену. И я взяла трех братьев-близнецов, чеченцев, с потрясающей пластикой. Они танцевали. Получился особый жанр. Плюс светомузыка, смена костюмов, сверху спускалось огромное зеркало, и на него проецировались слайды. Впечатление сказочное! Но нам не давали нормально работать. Директора Владимирской филармонии даже уволили, когда она взяла наш коллектив. Помню, на гастролях в Ташкенте меня спросили: „Аидка, ты еще здесь?“ — „Да, а в чем дело?“ — „Нам пришел приказ размагнитить все твои записи, потому что ты уехала в Израиль“. А я никуда даже не собиралась!»

С Олегом Лундстремом за год до его смерти. Лос-Анджелес, 2004 год. Фото: личный архив Аиды Ведищевой.

А была какая-то последняя капля, подтолкнувшая к отъезду?
Аида: «Концерт в Академии Жуковского. Представьте: все билеты проданы на Ведищеву, а меня снимают с концерта. Объявляют, что артистка больна. Ставят другую певицу, такую девочку с русой косой. Из Иркутска приезжает моя подруга Виолетта и бежит с цветами на мой концерт. А меня нет. Вечером звонит: «Что с тобой? Больна?!» — «Да нет, я здорова». Это был для меня такой удар! Думаю: что делать? Друзья говорят: «Почему не делаешь «операцию «Лара»? (Так называли отъезд в 73-м певицы Ларисы Мондрус. — Прим. авт.) А я никак не могла решиться. Но вот вскоре после этого концерта, как сейчас помню, прилегла дома на диванчик. И уснула, наверное. Вдруг приоткрылась дверь соседней комнаты. Вошла женщина в сияющем белом одеянии, похожая на статую Свободы, но без короны, и говорит: «Ты должна уезжать». Когда я проснулась (а может, и не спала!), дверь скрипнула, хотите — верьте, хотите — нет. То есть это был, видимо, спирит, дух! Меня потрясло, что мои мысли эта женщина произнесла вслух… Но, знаете, Россия все равно моя страна».

Друзья у вас здесь остались?
Аида: «Алла Иошпе и Стахан Рахимов. Валечка Толкунова. Она мне говорила в последние годы: „Аида, мне здесь делать нечего!“ Страдала, очень страдала. Она романтичная такая — а время другое, песни уже не те… И Муслим ушел. Это вообще ужас, страшная потеря! Опустела без него Россия».

Америка-разлучница

Трудно было адаптироваться в США?
Аида Ведищева: «У меня была хорошая школа. Я очень благодарна Родине-матушке, что родилась здесь, а не там, за океаном. И понесла культуру туда! В Америке я не проспала ни одного дня. Как приехала, сразу пошла учиться в колледж искусств».

Вам же было сорок лет!
Аида: «Да какая разница, я была молодая! Я и сегодня молодая! У меня тогда было такое же чувство, как много лет назад, когда я приехала в Москву из Сибири. Я в Америке потом еще долго училась, постигала новую культуру. Молодые ребята, мои однокурсники, очень меня любили. А профессор вообще ко мне прислушивалась, потому что я больше знала про систему Станиславского, чем она. А учили нас по японской системе, очень интересной. Суть ее в том, что монологи мы должны были читать на одном дыхании, идя при этом на полусогнутых ногах. Так вырабатывается правильное дыхание, и когда поешь, не задыхаешься. После этого я стала работать. Уехала в США в 80-м, а уже в 82-м пела в Карнеги-холле бродвейскую программу! Меня открыл Джо Франклин, создатель ток-шоу. Через его руки прошли и Лайза Миннелли, и Барбра Стрейзанд… Он мне сказал: „Аида, ты очень талантлива, но необычна для американской сцены“. Увы, невозможно стать звездочкой, когда ты приехала в сорок лет. Но того максимума, который возможен при этих обстоятельствах, я в Америке достигла».

Вы ведь покинули СССР не только с мамой и сыном, но и с мужем?..
Аида: «Да, с Борей, вторым мужем и художественным руководителем моего коллектива. Он был младше меня на девять лет. Удивительный человек, я его очень уважаю и люблю. С ним в Америке случилась трагедия. Дело в том, что Боря вырос в армии. Родители еще ребенком отдали его в военную музыкальную школу, а он был с очень тонкой нервной системой. Это было не для него — муштра, грубые ровесники… Его психика еще тогда надломилась. В США Боре стало совсем тяжело, и он покончил с собой вскоре после того, как мы расстались».

Вы были инициатором развода?
Аида: «Развода не было. Когда мы приехали в Америку, он сказал: „Я не хочу быть связанным с тобой“. И мы сразу разошлись, хотя продолжали работать вместе. Я не понимала, почему он принял такое решение, думала, может, у него какие планы. Борю тянула религия, он меня, кстати, привел в церковь, за что я очень ему благодарна».

С четвертым мужем, Наимом, и поэтессой Любовью Воропаевой (в центре). Фото: личный архив Аиды Ведищевой.

Прощай, миллионер!

А почему вы из любимого Нью-Йорка перебрались в Лос-Анджелес?
Аида: «Из-за климата. Он в Нью-Йорке действительно ужасный. У меня из-за него начался артрит. Возможно, Господь Бог переправил меня на другое побережье, чтобы я там встретила своего миллионера, третьего мужа. Все не случайно!.. Я пела в фешенебельном клубе „Фрайерс-клаб“ в Беверли-Хиллз. Это уникальное место, там выступали абсолютно все звезды, включая Фрэнка Синатру, Боба Хоупа… Там он увидел меня и стал разыскивать. А я очень не люблю случайных знакомств и телефонов никому не даю. Но он узнал мой номер через какого-то агента. Стал звонить, просил о встрече, говорил, что все сделает для меня, я буду в Голливуде и все такое прочее. Ну и поженились».

У него, кажется, были русские корни?
Аида: «Нет, он из Польши. Но во время войны был в партизанах, поэтому знает русский… Он мне дал абсолютно все, но не дал свободу. Хотел, чтобы я вообще перестала выступать. За это и пытался наказать при разводе».

В то время вы и встретили Наима, с которым счастливы по сей день?
Аида: «Это получилось очень смешно. Я пришла к его сыну делать копии видеокассеты с моими выступлениями. Кассеты продавались после моих концертов. Наим как супервайзер бизнеса начал просматривать запись. «Запись» оказалась симпатичной. В следующий раз прихожу забирать кассету, а он через своего администратора (Наим из Израиля и не знал ни слова по-английски) передает мне, что хочет со мной познакомиться. Я: «А почему он сам не скажет мне этого?» — «У него языковой барьер, он не знает английского». — «Вот когда выучит, тогда и познакомимся». Потом я об этом случае забыла. А когда через два-три месяца закончились кассеты и я снова пришла делать заказ, ко мне вновь обратился администратор с той же просьбой. Я не знала, что сказать. У меня только что завершился этот страшный развод… Но одна моя подруга посоветовала: «Ну познакомься! Человек серьезный, бизнесмен. Научи сама его английскому, ты же педагог!»

Потом вы заболели. Врачи поставили страшный диагноз — рак третьей степени. Серьезная проверка отношений!
Аида: «Наим меня буквально на руках носил. Хотя даже жен бросают в такой ситуации! После этого мы стали друзьями. Много лет просто дружили. Потом поженились. У Наима душа хорошая. И самое главное — он никогда мне не мешал. Наоборот, помогал. Без него я бы мюзикл материально не подняла. У меня ведь несколько лет мюзикл шел на Бродвее — „Шедевр и поющая Свобода“. Одна бы не осилила».

Как думаете, что помогло вам не упасть духом, выжить и потом вновь выступать?
Аида: «Молитва помогла. Бог. Он испытал меня и увидел, что я сильная. Ведь рак случается, когда дух надламывается, когда мы теряем свою миссию. И тогда начинаем съедать сами себя. Поэтому я каждый день молюсь и спрашиваю: правильно ли я поступаю? И Бог меня ведет. Без этого нельзя. Особенно артисту. Мы в ответе за то, что несем людям».

Сердце доброй феи

Вы говорите, что не боитесь смерти, верите в реинкарнацию. Мне кажется, с вашим характером вы бы хотели в следующей жизни быть мужчиной…
Аида: «Нет — только женщиной и только блондинкой!»

Кстати, вы от природы темноволосая и перекрасились, когда уехали из СССР. Эта перемена изменила ваш характер?
Аида: «Абсолютно нет. Я осталась прежней. Но брюнеткой я была ужасной!»

А вы всегда верили в то, что душа возвращается в этот мир?
Аида: «Конечно, нет, я была атеисткой! Даже не знала, кто я, не знала еврейских законов. Думала, что русская, потому что жила в русской стране. Но мне было дано видеть то, что незаметно другим. Совершенно мистическая история произошла, когда умер папа. Мне тогда было двадцать шесть лет. Я выступала в Иванове и, судя по всему, уже что-то чувствовала. Сказала музыкантам: „Сегодня работать не буду“. Конечно, безобразно себя вела, но со мной что-то творилось непонятное. Концерт, конечно, отработала, нельзя было срывать. А ранним утром меня будит муж: „Поехали“. Я: „Папа?“ — „Да“. Прилетаем в Иркутск — и сразу на похороны. Меня ждали. У гроба выступают педагоги, студенты, врачи, так это было трогательно… Папа ведь был настоящим медицинским светилом. И вдруг я: „Мама, посмотри, он дышит!“ Мне было дано увидеть облако над его губами. Я потом уже поняла, что это душа отлетала. А тогда кричу маме: „Смотри!“ Сестре — „Смотри!“ А они не видят. Я: „Да вот же облачко! Он дышит!“ Это было двадцать второго апреля, в Сибири еще холодно… Я тогда упала в обморок. Потом полгода болела. Очень подкосила меня смерть отца… Похоронили его на еврейском кладбище, для меня это была еще одна трагедия. Я ведь всегда думала, что я русская. Вернее, не задумывалась на эту тему. А тут — еврейское кладбище. Почему? Что такое? А где я буду? А мама? Она ведь русская!..»

А кого в своих интервью вы называете крестным сыном?
Аида: «О, у меня их два! Одного зовут Антонио Мартинос. Когда в 1999 году я участвовала в международном конкурсе „Золотой шлягер“ в Беларуси, организаторы спросили: „Можете привезти кого-нибудь из Америки?“ — „Конечно, могу“. И в 2000-м я привезла туда Антонио. И он завоевал все премии — и Гран-при, и приз публики. С этого началась его карьера. С меня, по сути. А первого моего крестника зовут Олег Иванов, он известный в России композитор. Знаете его историю? Он был студентом Барнаульского мединститута. Я там выступала. После концерта пришел мальчик, принес несколько нот — песню „Товарищ“. Знаете, это обычная история: приходят люди, просят: „Аида, спойте мои песни!“ Я посмотрела стихи, мелодию — все понравилось. И стала исполнять эту песню на концертах. Проходила на ура. А когда приехала в Москву, пошла на радио к знакомому редактору: „Посмотри“. Она: „Отличная песня! У нас скоро конкурс к 25-летию Победы, пусть участвует. А кто автор?“ А у нас ведь как: композитором хорошей песни должен быть Эшпай, Фельцман, Фрадкин — обязательно известный. Поэтому, услышав, что автор — простой студент, она, конечно, ахнула: „Ты что, с ума сошла?! Меня выгонят с работы“. Я: „Ну и не надо“. Через день звонит: „Знаешь, Аидка, конкурс у нас идет под девизом, авторов не объявляем, давай рискнем, посмотрим“. И песня получает первое место! Шлягер! Люди в комиссии сидят гадают: Богословский, Колмановский?.. Когда узнали, что просто Иванов, сняли первую премию и дали вторую. Смешно! А „Товарищ“ стала гимном молодежи семидесятых. Я Олегу записала пластинку — все комсомольские песни. И он с ней вступил в Союз композиторов. Сменил профессию. Вот такие у меня крестные сыновья…»

Марина Бойкова