— Максим, что послужило причиной создания вашего центра?

— Это было в 1996 году. Мы тогда занимали маленький кабинетик в нашем краевом кардиологическом центре. Почему в кардиологическом? Да потому, что, оказывается, количество инфарктов у мужчин в 4 раза выше, чем у женщин, их повторность в 3 раза больше, а смертность от сердечных болезней — почти в 4 раза. Вот диспансер и предложил нам разработать и применить специальные психологические программы, помогающие предотвратить повторные инфаркты у мужчин.

Объясняется эта печальная статистика очень просто — особенностью социальной роли, поведения мужчин: они больше пьют, больше курят, больше у них в жизни стрессов. При этом они меньше, чем женщины, занимаются семьей, а семья — это очень сильная эмоциональная поддержка.

— Бытует мнение, что для мужчин семья никогда не стоит на первом месте. А вот карьера, работа…

— В Швеции проводили исследования, которые показали, что одинокие мужчины в 12 раз чаще болеют, чем семейные. Хотя всем кажется, что одиноким жить легче и спокойней. Ничего подобного! У одиноких нет механизма эмоциональной поддержки. Кстати говоря, дети для мужчин гораздо более важный механизм эмоциональной поддержки, чем для женщин. Только вот не все это осознают.

— Какие у мужчин общероссийские проблемы?

— На наш век выпало аж две войны — первая и вторая чеченские кампании. Наш центр как раз только образовался, когда стали возвращаться с Кавказа покалеченные во всех смыслах парни — наши ровесники, друзья, одноклассники. И мы начали программу социально-психологической поддержки вернувшихся с войны.

А между первой и второй кампанией мы вышли на еще одну серьезную мужскую проблему — одинокие отцы. Когда мы посчитали количество таких (а мы не просто бумажную статистику использовали, а своими ногами прошли по всем адресам и проверили реальность ситуации), то очень удивились. На Барнаул набралось аж 600 таких семей! Для города с населением 650 тысяч жителей — совсем не маленькая цифра. В основном одинокие отцы — это вдовцы. Нормальные, порядочные мужчины, которые любили своих жен. И когда жена умерла, то этот образ любимой женщины мешал им снова создать семью. «Новая знакомая? Она — плохая хозяйка, недостойная мать моих детей», — часто такие у них объяснения.

Ну, а занявшись этими вопросами, мы потом вышли и на проблемы так называемого социального кризиса: суицидальные инциденты, отсутствие жизненной ориентации, смысла жизни. То есть всплыло потерянное поколение (после развала СССР). Это был 1998 год. Вот так мы начали свою работу. Теперь у нас очень много направлений: и с отцами мы работаем, и с мужчинами, проявившими жестокость. Еще у нас очень сильное направление по разводящимся. Мы даже договорились с судами, что всех, кто подает заявления на развод, они направляют к нам, в кризисный центр. В итоге — 30% семей удается сохранить.

Шведские исследования показали: одинокие мужчины в 12 раз чаще болеют, чем семейные.

— Мужчины предпочитают психологов одного с ними пола или все-таки женщин?

— Чаще женщин. Но у нас в центре работают не только психологи, очень важные специалисты — сексопатологи и андрологи. Потому что для мужчины сексуальная сфера очень и очень важна и, главное, тесно взаимосвязана со всеми другими жизненными аспектами. Потерял работу или стал меньше зарабатывать — тут же начались проблемы в сексуальной жизни (отсутствие заработка не входит в понятие мужественности). И наоборот — проблемы с мужским здоровьем непременно повлекут за собой и социальные трудности, вплоть до самоубийства. Так вот что интересно — и сексопатологов наши клиенты предпочитают женского пола.

— Почему?

— Потому что рассказать другому мужчине о своих проблемах гораздо сложнее, он же подсознательно не друг, а конкурент. А когда принимает женщина, то сам собой выстраивается архетип матери, которой можно во всем признаться и всем поделиться. Хотя за границей есть модное направление — психологические центры для мужчин, в которых работают исключительно лишь представители сильного пола. Такие серьезные, позитивные, ответственные отцы. Они как бы должны служить примером для подражания. Но в нашей ситуации это не сработало.

— То есть русские мужчины отличаются от иностранных?

— Отличаются. Во-первых, у нас не развита культура обращения в психологические центры. А во-вторых, у наших мужчин особенно ярко выражен так называемый фактор мужского псевдооптимизма. То есть уверенность, что «ничего со мной не случится, я ничем не болею и помощь мне не нужна». Он даже у чернобыльцев сильно развит (мы работали с этой категорией). Хотя им-то, казалось бы, не стыдно должно быть признаться в болезни, ведь облучение же было сильное. Но нет: «Я ничем не болею и отказываюсь от терапии». Мы это очень отчетливо увидели. Этот фактор мужского псевдооптимизма, в частности, причина того, что в нашей стране гораздо больше мужчин ВИЧ-инфицированных.

— Как же так получилось, что ваш центр единственный на всю Россию?

— Как крупный, узкоспециализированный и получивший господдержку — да, единственный. Но дело уже сдвинулось с мертвой точки. Я насчитал 15 проектов по всей стране, которые посвящены мужчинам. Но в основном они все направлены на работу с отцами: одинокими, молодыми, разными. Сургут — центр «Зазеркалье». Вологда — «Мужчины, которые допускают жестокое обращение», в Питере — «Папашкола»…

У меня есть идея — как-нибудь все эти центры объединить и устроить конференцию, обменяться опытом. Потому что мужчинами надо заниматься и вовлекать их в жизнь семьи, в воспитание детей. Тогда и сирот будет меньше, и женщин счастливых больше, а значит — больше крепких, дружных семей. Кроме того, тут есть важный элемент укрепления мужского здоровья. Ведь у всех представителей сильного пола в 40 лет начинается гендерный кризис, когда начинают думать не о карьере, деньгах, количестве женщин и красивых машин, а о том: «Для чего же я живу и на кого я это все теперь оставлю? «Вот тогда мужчины начинают вспоминать и об оставленных детях, и о разрушенных семьях. Но бывает уже поздно. Так что нам есть над чем работать!