Почему нам трудно простить родителей
Эксперт WomanHit.ru Мария Дьячкова — о том, без чего невозможно отпустить детские обиды
Эта статья рассмотрит узкий вопрос, которым задаются многие клиенты психотерапевтических групп и встреч. Почему трудно простить родителей? Как это возможно, если, например, родители круглосуточно были на работе? Отдали в садик-интернат и забирали домой изредка на выходные? Если пили, били? Иногда трудно простить эмоциональную холодность. Вроде бы у ребенка все было: сыт, одет, обут, но свои горести и обиды родителям было невозможно высказать. А как простить того, кого не было, например? Родители развелись не только друг с другом, но и тот, кто ушел, перестал навещать своего ребенка? А тот, кто остался, вымещал свою злость на ребенке? А как простить, если старшего ребенка превратили в няньку младшего, отобрав тем самым детство? И таких вопросов — миллион. Слишком много, чтобы попытаться ответить. Каждый случай индивидуален и уникален.
Однако в этой статье могу написать несколько направлений в практике, которые помогли снизить градус напряжения в общении с родителями у взрослых уже детей, зачастую состоявшихся, создавших свою семью и реализовавших, тем не менее, многие свои планы.
Один из краеугольных камней наших эмоциональных трудностей с родителями кроется, как мне кажется, в самой постановке вопроса. Именно «простить» является целью, а к ней не так-то легко прийти. Например, Элизабет Кюблер-Росс написала книгу «О смерти и умирании». В этом труде она описала пять стадий прощания с тем, кто нас покинул. И прощение или, по ее терминологии, смирение — это лишь последняя стадия. До этого мы злимся, ненавидим, виним себя, ведем переговоры с высшими силами, переживаем пропасть отчаяния и боли, а лишь потом смиряемся. И умиротворяемся, примиряемся к факту утраты. Но автор пошла дальше. Дело в том, что эти стадии можно распространить на любые форматы завершения отношений. Это происходит с возлюбленными, которые расстаются. И с работой, с которой нас увольняют. И с городами, из которых мы вынуждены переехать. И с любимыми учителями, с одноклассниками… Все эти стадии сопровождают любой разрыв.
Но теперь ближе к теме. Например, мать в первый раз ударила своего ребенка. И его мир, в котором мама олицетворяла безопасность, закончился. И он переживает гнев, обиду, отчаяние, возмущение, печаль, может быть, позже вспоминая этот факт.
Элизабет Кюблер-Росс писала, что этот процесс психики вполне естественный, но культура требует нас отказаться от него: на родителей нельзя злиться, маму надо понять, ведь она устала. И процесс «застревает».
Чаще всего на консультациях по этой теме нужно обнаружить, где именно процесс застрял. Например, если ребенок после того, как родители побили его, идет их успокаивать и просить прощения. Он вынужден проглотить свои чувства, отказаться от них в угоду сохранения отношений. Спустя многие годы можно слышать такие изречения: «Кем бы я стал тогда, если бы мне потакали или нянчились со мной?» Чтобы спасти себя от трудных чувств, таких как отчаяние и горе, да еще и переживать их в полной изоляции, нужно оправдать случившееся.
Очень бережно и осторожно придется приоткрыть завесу рациональных доводов и выпустить потаенный секрет наружу. Часто это очень простой секрет — горючие слезы, удушливые обиды за детские невзгоды и лишения маленьких девочек и мальчиков, но плачут этими слезами уже взрослые люди. Когда наконец, иногда спустя годы и десятилетия, хранимые в секрете даже от себя чувства высказываются, тогда процесс «прощения» продвигается дальше без каких-либо сложностей.
Второй аспект в работе с прощением — из семейных системных расстановок. Берт Хеллингер говорил, что на самом деле у ребенка нет «власти» прощать родителя. Он не может быть ему судьей, так как его вес в семейной иерархии меньше, чем родительский. Стремиться к прощению родителя — это накачивать себя ложной иллюзией того, что ребенок сильнее своего родителя, умнее, опытнее. Будь он на месте родителя, то такого бы не совершил точно. Прощение в данном контексте — ложная цель. Точнее было бы признание права родителя быть таким, какой он был и есть, а также признанием себя таким, какой есть, включая свое желание наказать, поквитаться, отомстить за лишения. Когда эти чувства и желания легализованы и правильно адресованы, напряжение падает, так как не надо вкачивать энергию в ложную идею смиренно вознестись над родителем и простить его от величины души своей.
И еще один аспект, который часто вытекает из предыдущего пункта. Прощение и принятие невозможно, потому что повзрослевший ребенок «решает» взять деньгами или услугами. Например, без процентов брать у родителей в долг и не отдавать, подкидывать своих детей на воспитание и требовать, чтобы бабушки и дедушки воспитывали их точно по инструкции, а претензий не предъявляли. Требовать от родителей, которые уже давно не знают, как избавиться от чувства вины за неправильное воспитание, доброго, нежного отношения без тени упрека или недовольства. Таким родителям нельзя болеть, быть в плохом настроении и не искать встречи с детьми. Такие дети варварски добирают то, что отчаялись получить прямым путем. Тогда прощение невозможно, так как придется признать право родителей на их жизнь, иногда на их финансы, имущество и право распоряжаться им по своему усмотрению. Прощение вывело бы на совершенно другой уровень отношения, где родители — не обслуживающий своего взрослого ребенка персонал. И эти вожжи контроля очень трудно отпустить именно взрослым.
Можно прочитать статью и подумать: «Ну и ужасы тут пишут! У меня все было не так, мои родители самые замечательные! И детство было прекрасное! А сейчас совсем все отлично!» И натянуть фальшивую улыбку на лицо. Вторая распространенная проблема — это идеализировать своих родителей. Не снять их с божественного пьедестала и приписывать им ангельские черты. Не замечать боли, пережитой рядом с ними, а значит, не повзрослеть и отточить свое умение игнорировать реальность. Но это уже совсем другая тема…
Мария Дьячкова, психолог, семейный терапевт и ведущая тренингов личностного роста Тренинг-центра Марика Хазина
