Как я писала в предыдущем блоге, рождение младенца превратило меня в мать-наседку. Добавьте к этому мозги, забитые пролактином, и в общем и целом нарисуется картинка. Но у меня были обязательства, поэтому через три недели после родов я появилась в офисе. Хотелось бы сказать, что я, цветущая и не очень молодая мать впорхнула в офис к радости сотрудников, но нет, в офис пришло толстое и безобразное привидение, которое дико хотело спать и поминутно щупало свой живот на предмет, вернулась ли былая стройность. Она не возвращалась, те, кто не знал, что я родила, спрашивали меня, когда же радостное событие, чем ввергали меня в уныние. Но жизнь кипела, а работа продолжалась. Как раз у канала сменился владелец, с которым после первой же встречи я поняла, что не сработаюсь, но мы готовились к премии Fashion People Awards и у меня были обязательства перед спонсорами, я известила новое руководство, что ухожу сразу после премии, и погрузилась в подготовку. Руководство мне не поверило, а я снова пропадала днями и ночами в офисе. Вру, пропадала днями, а ночами носила на руках безутешно кричащего Филиппа-Александра, у которого то болел живот, то просто не спалось и хотелось на ручки, то еще возникали какие-то свои младенческие проблемы. И это при том, что у нас была няня. Первые три месяца ребенок не спал ночами вообще, только на руках, и это у меня, у опытной, как я думала, матери. Я всегда гордилась тем, что старший мой сын с первого дня спал в своей кровати и никогда у меня не было необходимости качать его на руках или вставать к нему 10 раз за ночь. Я раздавала советы подругам, как приучать ребенка спать самостоятельно, качала головой, узнавая, что еще одна мама сдалась и положила ребенка к себе под бок в кровать, и поэтому оказалась совершенно не готова к тому, что мой собственный младенчик окажется тем самым ребенком, который разобьет в пух и прах все мои теории о том, как надо воспитывать детей.

Начиная с восьми часов вечера он начинал плакать, и мы носили его на руках, так он затихал и забывался беспокойным сном. Стоило его попытаться положить или хотя бы просто присесть, он тут же открывал сначала глаза, а потом большой розовый рот и издавал такое длинное «а», что дежурный тут же подскакивал и снова начинал расхаживать по комнате. Спустя месяц таких бдений у моего мужа обнаружились срочные дела то ли в Аризоне, то ли в Вашингтоне, и он малодушно уехал на неделю, как я подозреваю, просто выспаться. Мы остались с няней вдвоем и Филипп кричал уже на нас с ней: первую половину ночи — на меня, вторую — на нее. Через какое-то время я сдалась, и он плотно поселился у меня в кровати, где с удовольствием спал до тех пор, пока спала я, просыпаясь только на еду. Я не знаю, как можно было этого избежать, но поселился он там очень надолго и до его четырех лет отселить его не было никакой возможности. Очень долго он по ночам ел, потом пил, а потом прибавилась новая забава в виде вопросов среди ночи «мама, ты тут, а что ты делаешь?» или «мама, поцелуй меня». В 4 года муж решительно отселил его. Нет, не в отдельную комнату, но хотя бы в отдельную кровать. Как это происходило — отдельная тема, и я обязательно об этом расскажу, окончательное же отселение в собственную опочивальню произошло у милого Филиппа-Александра только в 6 с половиной лет. Тут я, наверное, должна бы была сказать «не повторяйте моих ошибок», но, если честно, я ума не приложу, как можно было этого избежать, потому что «оставить ребенка покричать» — это совсем не мой вариант.
Ну и вот, я снова была работающей мамой: приходя вечером домой, я слушала, что «а Филипп сегодня научился держать голову», а «сегодня перевернулся», «ой, а он научился приподниматься на ручках». Со старшим сыном у меня не было опции «не работать» или хотя бы уйти в декрет, рождение сына совпало с разводом, поэтому надо было выживать, но в ситуации с Филиппом все было по-другому. Я понимала, что ни в какой декрет меня не отпустят и с каждым днем все крепче уверялась в том, что решение уйти после премии — единственное верное.
И вот наступил апрель. Как написали потом все журналисты, это было, безусловно, самое яркое мероприятие того года и, возможно, за всю мою карьеру. Я до сих пор горжусь своей командой, да и собой тоже за ту работу. Очень смешанные чувства были у меня в тот вечер, я понимала, что это лучшее из того, что я сделала, но это последнее. Очень так себе ощущение. Я улыбалась направо и налево, позировала на камеры, смотрела на всех звезд, журналистов и друзей, думая, какое количество из них навсегда исчезнут из моей жизни, когда наступит завтра. О своем решении уйти я сказала только своей команде. Забегая вперед скажу, что хоть я и готова была, что мой телефон будет принимать гораздо меньше входящих звонков, но я безусловно оказалась не готова к тому, что он практически вообще перестанет звонить. Это еще хорошо, что за годы работы я обросла броней, меня в принципе сложно чем-то задеть и почти невозможно обидеть. И поразило меня то, что пропали те люди, которых я относила к категории близких друзей. Я ожидала этого от селебритис и журналистов, потому что там была не дружба, а мы были нужны друг другу, а получить такой удар под дых от друзей было удивительно. Зато я поняла, что многое за время своей карьеры я делала правильно, потому что очень со многими журналистами, фотографами и представителями светской жизни я сохранила хорошие отношения до сих пор, но хорошие отношения и близкая дружба — это все-таки не одно и то же. Но в тот вечер я этого еще не знала и просто получала удовольствие от последнего дня работы.

На следующий день я принесла заявление об уходе. Руководство не поверило, решило, что я кокетничаю, но мне захотелось пожить своей жизнью. Побыть мамой и узнавать, как растет мой ребенок не от пусть самой лучшей няни в мире, а самой лично. Я и так пропустила четыре месяца его маленькой жизни, поэтому я твердо решила, что пару лет я имею право на то, чтобы попробовать быть только женой и мамой.

Мы не принимали каких-то глобальных решений о переезде в другую страну. Мы решили, что лето проведем на Родосе, а дальше решим, куда податься. Поэтому недолго думая, собрав детей и упаковав чемоданы, мы, как перелетные птицы, потянулись на юг. Сложно сказать, поступила бы я так снова сейчас, ведь тогда я не знала, что уезжаю из Москвы если не навсегда, то очень надолго. Я ни в коем случае ни разу не пожалела ни об уходе с работы, ни о переезде, просто, наверное, не стоило вот так резко все в своей жизни менять. Я оказалась оторванной как от своей прежней жизни, так и от настоящих друзей, привычного уклада и прочего. Сначала это было приятно. Как когда приезжаешь на курорт, и все радует: синее небо, море, цветы и беззаботность. Потом, когда ты сталкиваешься с другой культурой уже не как турист, а как человек, который должен ее принять и стать ее частью, тогда и начинаются трудности.
Грецию я любила всегда и люблю до сих пор, но до нашего переезда я не задерживалась на островах дольше, чем на 2 недели, поэтому слабо представляла, что меня ждет. А ждало меня много сюрпризов. Постепенно я узнавала местные обычаи, многие из которых меня удивляли, некоторые забавляли, а то и злили. Ну к примеру, вечное желание греков потрогать ребенка и поплевать на него от сглаза. Филипп заливался плачем каждый раз, когда незнакомые руки его выхватывали из коляски. «По-по-по, мальчика сглазили», — качали головой знакомые родителей моего мужа. Сами родители Яни — очень прогрессивные люди, прожившие большую часть своей жизни в Америке, поэтому они лишь посмеивались, глядя на мое изумленное лицо. Но я терпела и восстала лишь однажды, когда мне сказали, что надо очистить ребенка от демонов, которые пытаются украсть его душу. Процедуру очищения уже было начали, пришли какие-то пожилые женщины в черных одеяниях и стали по очереди креститься, поплевывать в сторону Филиппа и пытаться схватить его на руки. Я встала стеной между его кроваткой и ими, он заливался в плаче от обилия незнакомых людей в черном, а они удовлетворенно заметили, что все идет как надо, и плачет он от того, что демоны уходят и щипают его напоследок. Я заявила, что если сейчас эта вакханалия не прекратиться, я первым же рейсом улетаю в Москву, позвонила Яни, который был в командировке, и банально наябедничала. Яни похмыкал в трубку и сказал не обращать внимания. Старухи, явно разочарованные, что с демонами все так обернулось, быстро утешились, когда я предложила заказать пиццу и вообще выпить чаю. За чаем было решено, что никаких демонов и не было, а просто у мальчика режутся зубы и надо ему десны смазать узо. А узо — это самогон типа граппы с добавлением аниса. Только я успокоилась, так снова занервничала, что, когда я отвернусь, Филиппу быстро намажут десны узо, и это наверняка скажется на его дальнейшей жизни. В Греции, кстати, часто именно так детей и успокаивают, им дают либо хлеб, слегка смоченный в узо, либо мажут десны. Я имею в виду островную Грецию, в столице, разумеется, таких предрассудков меньше. Прибавьте к этому то, что ребенку постоянно пытаются запихнуть в рот любую еду от мусаки до сладкой бахлавы, считая то, что он еще на смеси и только начал получать прикорм в виде кабачка лишь моими глупыми предрассудками, то поймете, что я постоянно была на страже и просто не успевала подумать о том, как сильно поменялась моя жизнь.