Ариадна Бажова-Гайдар: «Три известных фамилии сошлись в одном клубке…»
Она всегда жила в окружении знаменитостей. Но для Ариадны Павловны это прежде всего родные и любимые люди, воспоминаниями о которых она поделилась.
С детства она жила в окружении знаменитостей. Но для Ариадны Павловны эти люди прежде всего родные и любимые. В эксклюзивном интервью она поделилась воспоминаниями о тех, кто был ей дорог.
Писательских династий не существует, поскольку дар слова по наследству не передается. Поэтому у детей литераторов нет соблазна воспользоваться блатом в профессии. Впрочем, даже если бы такая возможность имелась, наша героиня вряд ли пошла бы по проторенному пути. Такой она человек, старой закалки. Всего добивалась своими силами, без нытья и пустой рефлексии. И нашла собственную нишу — стала историком, получила ученую степень. Однако, по ее признанию, не научная карьера была смыслом ее жизни. На первом месте находилась только семья, близкие.
Ариадна Павловна, наверное, похожа на своего отца. Бажов признавался, что любит Москву из окна поезда, идущего на Урал. Вот и его младшая дочь, несмотря на шестьдесят лет, проведенных в столице, не называет себя москвичкой — только уралкой. С характером определенной закваски. Твердым, где-то даже упрямым. Гостеприимным и в то же время настороженным: когда к чужакам присматриваются, но если уж примут, то навсегда и с душой. Откровенная беседа под вкусный кофе с конфетами в старом писательском поселке в этом убеждает, как ничто другое.
Жернова судьбы
В мрачноватых сказках Бажова взаимная любовь — редкость. Или что-то совсем уж мимолетное, ускользающее. Почему — непонятно: в браке он был счастлив. Тот случай, когда встречаются судьбой предназначенные друг другу половинки и потом никакие испытания не в силах разлучить их. А в жизни Павла Петровича и его обожаемой Валентины подчас бушевали жестокие бури.
Ариадна Павловна, у ваших родителей классическая история любви преподавателя и ученицы. Что они вам рассказывали о своей встрече?
Ариадна Павловна Бажова-Гайдар: «Мама говорила, что папой восхищались все ученицы. Правда, к нему женщины всегда были неравнодушны, при том что он ни за кем никогда не ухаживал — был предан моей мамочке. А учителем был строгим, критиковал ее за сочинения, но на выпускном, (видимо, присмотревшись) сделал предложение. И они счастливо прожили сорок лет. Позже мама мне призналась, что в последний день отца любила так же сильно, как и в первый день их совместной жизни. И я, прожив с мужем сорок восемь лет, могу сказать то же самое. Тут нет никакого секрета — просто ты не можешь жить без этого человека, и совершенно неважно, похожи ли вы по характеру, как мои родители, или являетесь полной противоположностью друг другу, как мы с Тимуром. Никогда не забуду одно утро: папа уже лауреат, депутат, за ним прислали машину на важную встречу, он собрался, выходит, но вдруг шустро бежит назад — Валяночку свою забыл поцеловать».
Ваши родители пережили настоящую трагедию, теряя сыновей…
Ариадна Павловна: «Да, старший сын Константин погиб вскоре после родов. Белогвардейцы, зная, что мамин муж большевик и в бегах, определили беременную маму в нетопленый барак, где все лежали со скарлатиной. Так что заболели и она, и ребенок, в итоге он умер. А папа как раз в это время до них добрался и все это увидел. Второй сын, трехгодовалый Вовочка, погиб, когда родители возвращались из Усть-Каменогорска в Екатеринбург. Папа ехал с тифом, с малярией, мама его всю эту длинную дорогу выхаживала. Вовочка в эти же дни простудился, заболел воспалением легких, и его спасти уже не удалось. А Алексей погиб семнадцатилетним, когда у него во время работы на практике произошел взрыв. Он был маминым любимчиком, и, конечно, это было ужасное горе. Была еще одна дочка, которая тоже погибла при рождении… Так что остались мы, три сестры — Ольга, Елена и я. И все сохранили папину фамилию по этой причине. Обе моих старших сестры выучились на инженеров в Екатеринбурге. Ольга окончила Горный институт, Елена — Политехнический. Ольга рано вышла замуж, родила двоих сыновей, Владимира и Вячеслава. Она с семьей так и осталась жить на Урале. Елена вышла замуж за москвича, переехала в столицу, родила сына Александра, но несколько лет назад ушла из жизни. Так что у нас обширное семейное древо, как видите».
Я представляю, какое трепетное отношение было к вам со стороны родителей после всего произошедшего…
Ариадна Павловна: «Ошибаетесь. (Улыбается.) Когда я, самая младшая, родилась, мама спросила у врачей: „Кто у меня?!“ Они ей ответили: „Девочка!“ — „Унесите“, — сказала мама. Так она хотела мальчика. Эту историю мне тетя потом рассказала. (Улыбается.) Но со временем я стала любимой дочкой. Не могу сказать, что родители тряслись над нами. Хотя они установили в доме определенные правила, которые мы, дети, обязаны были строго соблюдать. Нам не позволялось не слушаться, лгать, ругаться».
Кстати, о ругани. Сегодняшние драматурги не чураются нецензурной лексики в своих произведениях. А как Бажов относился к бранным словечкам, при том что самобытный язык народа Урала знал досконально?
Ариадна Павловна: «Он не любил грубости. И у нас в семье под запретом был не только мат, но и вообще какие-то лихие выражения».
Вы как-то назвали папу человеком позднего цветения, наверное, имея в виду славу, настигшую его в шестьдесят лет — после выхода книги «Малахитовая шкатулка» с уникальными сказами. А ведь он и раньше издавался. В чем секрет его успеха?
Ариадна Павловна: «Мне трудно судить. Видимо, время пришло. Он всегда был страстно увлечен фольклором родного Уральского края, хранил записи многочисленных старых пословиц, поговорок. Можно сказать, что в этот колорит он был погружен с самого рождения. Он ведь появился на свет в заводской семье в городе Сысерти, центре горнодобывающей промышленности. Папа был смышленым ребенком, питал тягу к знаниям и обладал просто феноменальной памятью. Например, он знал наизусть всего Пушкина, которого очень любил. Вообще запоминал все мгновенно. Кстати, мой сын Егор тоже обладал такой исключительной памятью. Я поражалась его способности все схватывать буквально на лету. Наверное, сказались гены деда. К тому же мой отец не только великолепно писал, он и говорил прекрасно, не случайно в семинарии ему дали прозвище Ритор. Для сво-его времени он был, конечно, очень образованным человеком. И интеллигентным. Он так трепетно относился к слову! Говорил, что записывает за народом… Помню, как-то выходит утром после ночной работы и спрашивает у моей тети Анны, как лучше сказать про особенную девочку. Тетя говорит: «Напиши — «на особицу». «Нет, — отвечает папа, — это у меня уже было, не буду повторяться». — «Есть еще выражение «как будто из кистей выпала» (имеются в виду гарусные пояса из переплетенных ниток, где особенно выделяется один цвет). — «А вот это точно!» — согласился отец. Что касается «Малахитовой шкатулки», так я помню, как он нас с ней впервые познакомил. У нас в саду стоял стол под старой липой, мы все за него уселись, папа принес тетрадочку и начал читать. И я на него посмотрела тогда совсем другими глазами: вот вроде мой папа, а тут такой потрясающий текст, как он мог так талантливо придумать! Я гордилась им».
Современники вспоминают его как человека тихого, сдержанного, незаметного, который говорил негромким голосом, но прислушивались к нему многие. Популярность не изменила его?
Ариадна Павловна: «Нет. К громкой славе, шумихе, деньгам он был равнодушен. Его так воспитали — жизненные ценности, ориентиры были другие. И нас, своих детей, он учил в том же ключе. Вот и меня сейчас спрашивают: «Вы, мать Егора Гайдара, почему живете здесь, а не на роскошной вилле где-нибудь в Испании?!» И я неизменно отвечаю, что ее у меня нет — это во-первых, а во-вторых, она мне, собственно, и не нужна… Знаете, наш деревянный дом в Екатеринбурге нисколько не изменился. Каким его построили в 1911 году, таким он оставался и в 1950-м. Отец стремился к духовному, а не к материальному. Помню, когда накануне войны отца исключили из партии за книгу «Формирование на ходу» (в книге Бажов ссылался на воспоминания Михаила Васильева и других героев Гражданской войны, к тому времени объявленных врагами народа. Павел Петрович яростно отстаивал свою правоту и свое право иметь партийный билет. И через год, 27 января 1938 года, он был восстановлен в партии. — Прим. авт.), было очень трудно, выручала лишь зарплата моей тети-библиотекаря, которая жила вместе с нами. И наше натуральное хозяйство — огород. Папа сам все сажал, выращивал, колол дрова. У нас и корова была, которую мама доила. Мамочка у меня героиня — как она управлялась с этой большой семьей! Сейчас, когда у меня тоже большая семья — шестнадцать человек, я могу это оценить».
Как и когда Павел Петрович обычно работал?
Ариадна Павловна: «По ночам, за конторкой. Причем в последние годы сигналом для отхода ко сну стало возвращение нашего серого кота с прогулки. Пушок стучал папе в форточку, он его впускал, тушил свет и шел отдыхать. К слову, папа вообще любил животных, у нас всегда жили кошки, собаки, в основном дворняги. А последний пес, бело-желтый Ральф, оказался помесью сеттера с лайкой… Днем папа обычно не писал, а зарабатывал для нашей большой семьи. И такая занятость его не тяготила — он был трудоголиком».
Каким ваш отец был в быту? Какое блюдо, например, считал самым вкусным?
Ариадна Павловна: «В быту он был непритязательным, даже аскетичным. Он обожал гречневую кашу, которую я терпеть не могу. (Улыбается.) Еще ему нравились наши уральские пельмени, пироги, которые пекла мама».
Тимур и его команда
Интересно, как мудрый Бажов относился к поклонникам своей дочери?
Ариадна Павловна: «В памяти всплывает одна история. В подростковом возрасте, когда тема любви вызывает особенное любопытство, у меня на столе стали появляться разные книжки дурного свойства, так скажем. Я их брала у одноклассников. Ныне та „клубничка“ с описанием постельных сцен уже смотрится довольно невинно, но тогда папа, увидев однажды одно из таких произведений, ничего мне не сказал, ушел. А вернувшись, принес томик Ростана. Естественно, я тут же увлеклась Ростаном. Вот таким было его воспитание. Я училась на отлично и даже чуть-чуть обижалась, что папа меня особо не хвалил за пятерки. А он объяснял это просто: „Если бы ты приносила двойки, это было бы очень стыдно — у тебя есть все возможности учиться“. А что касается поклонников… Их действительно было много. Я была симпатичная, сейчас моя внучка, Маша Гайдар, очень похожа на меня в то время. Папа никак не реагировал на приходивших мальчиков. Между прочим, до сих пор жив один мой ухажер, одноклассник. Он мне звонит, и мы с ним обсуждаем „сердечные“ вопросы. У него кардиостимулятор, а я пережила два инфаркта, так что у нас есть объединяющие темы». (С улыбкой.)
Какие традиции в доме строго соблюдались?
Ариадна Павловна: «Собираться всем вместе за ужином, где каждый, независимо от возраста, имел право высказать свою точку зрения по какому бы то ни было вопросу, и его внимательно выслушивали. День рождения родителей отмечался в один день. Дело в том, что мама родилась двадцать пятого января, а папа — двадцать седьмого. Так вот, двадцать седьмого обычно устраивали шумное и веселое застолье. Причем приходили, как правило, не друзья, а наши многочисленные родственники — мамины четыре сестры со своими семьями, и папе, единственному ребенку у своих родителей, такая клановость очень нравилась. Отец был довольно компанейским, и все писатели Урала вокруг него клубились. Он говорил образно, доходчиво, виртуозно умел вести беседу, и его речь всегда была не просто интересной, а поучительной, я бы даже сказала. Когда отец уже прославился, стали приезжать его товарищи из Москвы, Ленинграда, Киева… И во время войны дверь нашего дома практически не закрывалась — к нам ехали в гости со всей страны коллеги отца. У нас бывали Борис Полевой, Сергей Михалков, Константин Симонов…»
И кто из этих легендарных личностей произвел на вас самое сильное впечатление?
Ариадна Павловна: «Поэт Алексей Сурков мне запомнился. Он всю ночь проговорил с отцом и потом даже не пошел в гостиницу, а лег спать у нас на бабушкином сундучке, хотя был довольно крупным мужчиной. Еще Константин Михайлович Симонов. Это был спокойный, такой весь в себе, сосредоточенный мужчина… Замечательный. Помню, мы с моим мужем Тимуром и с семьей Симонова ехали на машине по Югославии. За рулем сидел Тимур, и поскольку дорога была дальней, ночной, он стал чуть-чуть засыпать за рулем. Симонов это сразу заметил, начал читать стихи — и свои, и чужие — так душевно, что Тимур мгновенно оживился. А когда вышла моя первая книга об отце „Глазами дочери“, Константин Михайлович вместе со своей супругой Ларисой написали мне огромное теплое письмо, в котором были слова, что я молодец, поддерживаю память и что никто, кроме меня, этого не сделает. Так что человек это был уникальный».
Со своим мужем Тимуром Аркадьевичем Гайдаром вы познакомились спустя год после смерти отца, на отдыхе в Гагре. Получается, браку положил начало курортный роман?
Ариадна Павловна: «Именно. Мы, дети писателей, отдыхали большой молодежной компанией. Когда я приехала и присоединилась к приятелям, мне сообщили, что из знаменитостей здесь только Тимур Гайдар. Я его увидела — так, ничего особенного. Все изменилось в один вечер. Хорошо его помню: сидели в каком-то кафе, и мы с Тимуром оказались друг против друга. И вот мы посмотрели друг другу в глаза. У него они оказались зеленые, с черными, длинными, пушистыми ресницами, как у девчонки. Он мне потом рассказал, что они у него в отца, Аркадия Петровича, и так же как отец, он их поджигал, потому как одноклассники дразнили за такую красоту. А мне они сразу понравились. Через десять дней уже стало ясно, что мы не сможем расстаться. А через двадцать дней он сделал мне предложение. Но тем не менее мы разъехались: я в Екатеринбург, тогда еще Свердловск, а Тимур — в Москву, и оттуда он стал настойчиво звать меня в столицу. Я решилась не сразу. Полгода мы еще женихались — то он приезжал ко мне, то я к нему, вдобавок мы вели долгие телефонные беседы. Наш роман был довольно насыщенным. Но тут надо учитывать, что мы встретились не в юности, а уже взрослыми, состоявшимися людьми, со сложившимся представлением о мире: ему было двадцать пять, мне на год больше, я уже преподавала в Уральском университете, защитила кандидатскую диссертацию и привыкла к тому, что я самостоятельная, с собственным именем. А тут от меня требовалось многое поменять… В итоге я пришла к выводу, что-либо мне надо признать первенство Тимура, абсолютного лидера по характеру, либо расходиться. И таким образом я оказалась в Москве». (Улыбается.)
По опыту своих родителей вы уже догадывались, на что похожа жизнь с писателем…
Ариадна Павловна: «Нет, с Тимурочкой у нас все происходило по-другому. Он экспансивный был по натуре, буквально кипел на работе, вечно уезжал в командировки. То у него подводная лодка, то курсантская учеба, то Балтийское море, то военный отдел газеты „Правда“… Такая каждодневная битва».
Вашего мужа сначала прославили не его деяния, а книга отца «Тимур и его команда». Он никогда не комплексовал по этому поводу, ведь шлейф имени Аркадия Гайдара в ту пору был мощный?
Ариадна Павловна: «Нет, он был вполне самодостаточен. Единственное, его мучило, что он мало времени провел с отцом. Его родители ведь рано разошлись, когда он был еще совсем ребенком, а потом встречи стали редкими. И когда Аркадий Гайдар уже ушел из жизни, он Тимуру часто снился — что они куда-то вместе идут, разговаривают… Так что эта неудовлетворенность от слишком короткой совместной жизни его тяготила. И с нашим сыном Егором муж был крайне дотошным отцом. Когда ребенок появился на свет, Тимур вообще себя потерял от радости. Какие записки он мне писал в больницу! „Какой он? Как улыбается?! Меня тут не пускают и даже цветы не дают передать! Напиши, что надо купить, я все достану!“ Так что это был сумасшедший папа, который в дальнейшем стал своему сыну лучшим другом и единомышленником».
Тесты для настоящих мужчин
Егору вы дали прекрасное образование и вообще много в него вложили…
Ариадна Павловна: «Во-первых, у него были великолепные гены. И во-вторых, безусловно, мы дали ему возможность учиться. Он ходил в хорошую 152-ю школу, расположенную рядом с нашим домом, затем поступил в МГУ… Но он не проводил все время за учебниками: и в футбол играл, и во дворе с друзьями пропадал. При этом развивался гораздо быстрее сверстников, и ему никогда не было скучно одному — всегда умел найти для себя занятие. Рано начал читать. Когда мы жили за границей, Егор имел возможность читать то, чего здесь не было и в помине. Он учился нормально, только почерк у него был ужасный: в конце жизни он его сам уже не разбирал и обращался за помощью к секретарше. Но у Гайдаров у всех почерк не очень. Вот у Бажовых, наоборот, каллиграфический. (С улыбкой.) Зато Егору легко давались языки. В шесть лет на Кубе он без проблем освоил испанский, играл с местными ребятами в шахматы… А когда учился в четвертом классе (мы жили на тот момент в Белграде), сам попросил у меня денег, чтобы ходить на курсы английского языка. В целом он рос послушным, спокойным ребенком и по характеру больше походил на меня, чем на отца. Тимур воспитывал у него смелость — в бассейне заставлял прыгать с высокой вышки в воду, допустим. И требования отца должны были выполняться неукоснительно. Точно так же для Аркадия в свое время было очень важно, чтобы сын не вырос трусом: он специально заводил его в темный лес, там от него прятался и наблюдал из-за куста, как маленький мужчина будет справляться с этой ситуацией».
С Егором у вас были доверительные отношения?
Ариадна Павловна: «Мы с ним были друзьями. Как и сейчас я лучшая подруга для своих внуков и правнуков. Знаю, что моя правнучка Катя, дочка Пети, сына Егора, поверяет мне секреты, которые не расскажет родителям. И Егор со мной многим делился. Вот приезжал ко мне сюда, садился за стол, ел свои любимые беляши, мной приготовленные, и мы с ним подолгу беседовали. И звонить он мне не забывал ежедневно».
В какой-то момент он ввязался в политику, которая его, собственно, и сгубила. Вы не одобряли этот его шаг?
Ариадна Павловна: «С самого начала была против, чтобы он шел в правительство. Не сомневалась, что это опасно и совсем ему не нужно. Я предвидела дальнейшие события, но меня никто не слушал. Дело в том, что Егор не то чтобы рвался в политику, он скорее очень хотел кардинально изменить существующую экономическую структуру страны. Но у нас эти сферы настолько взаимосвязаны… Кстати, на государственной службе Егора очень огорчало, что у него нет отцовской способности легко идти на контакт и общаться с совершенно разными людьми, быстро находя подходящие темы. Егор был интровертом. Возможно, не ярко выраженным, но тем не менее. И тонко чувствующим, старательно скрывающим от других эту свою черту».
И он продолжил семейную традицию — женился на дочери писателя-фантаста Аркадия Стругацкого Марии…
Ариадна Павловна: «Да, три известных фамилии сошлись в одном клубке… Правда, сначала появилась первая жена — Ирина Мишина, самая красивая девчонка на даче. Причем у нас никогда не было просто девушек-невест, с которыми Егор меня знакомил бы, а потом они бы расставались, — как-то были сразу жены. С Ирой их соединила такая юношеская влюбленность. Позже, много лет спустя, я поинтересовалась у сына, когда он понял, что они с женой абсолютно разные, и Егор мне ответил, что очень быстро. Однако было уже стыдно всем признаться, что поспешил. В этом браке родились двое чудных детей — Петя и Маша. Петру тридцать три, он состоявшийся человек и уже успел меня порадовать правнуками — Катей и Темой. Маше сейчас двадцать девять лет, она занимается наукой, но все же стремится в политику, и меня это расстраивает. (С улыбкой.) Но ее напору даже отец не мог противостоять — говорил, что уже поздно. А в браке с Марией у Егора родился сын Павел. Ему сейчас двадцать два года. Его так назвали в честь моего отца, хотя это противоречило гайдаровской традиции, что в мужских именах обязательно должна присутствовать буква „р“. Тимур не слишком был доволен этим обстоятельством, но все-таки согласился».
В какой-то мере Егор повторил вашу судьбу. Вы ведь тоже первый раз рано вышли замуж, родили старшего сына Никиту Матвеевича…
Ариадна Павловна: «Да, Никита родился в 1946 году, и я была еще слишком молода — двадцать один год всего. Я тогда училась и госэкзамены сдавала с внушительным животом. С отцом Никиты, журналистом, моим первым мужем, который был старше меня на десять лет, я познакомилась, когда приехала на практику в Ташкент, в газету „Правда Востока“. Он там работал ответственным секретарем. Так что, как видите, меня всегда привлекали мужчины творческие. (Улыбается.) Для мужа рождение первенца стало целым событием. Для меня тоже, разумеется, но помимо этого у меня возникало еще множество других желаний. Сбегать на танцы, например. Или покататься на коньках, на лыжах. Возраст все же давал о себе знать, поэтому я против ранних браков. (Улыбается.) Никиту воспитывала в основном моя мама. Папа, конечно, очень любил внука. Впрочем, как и других своих внуков — Володю и Алика, сыновей моих сестер. Никита окончил Уральский государственный университет, защитил кандидатскую диссертацию по философии и социологии и дальше уже работал в этой области».
Какие у братьев были отношения?
Ариадна Павловна: «Прекрасные! У них разница в возрасте ровно десять лет, и, помню, когда Егор приезжал в Екатеринбург, его надо было буквально сдерживать, чтобы дать Никите поспать. Егор нетерпеливо топтался возле двери, а когда наконец получал разрешение войти, то влетал в комнату как ураган и радостно бросался на брата. И позже они всегда находили время друг для друга».
У Никиты Матвеевича есть дети?
Ариадна Павловна: «Да, сын Максим, ему сорок лет, он бизнесмен. Недавно у него родилась дочка».
Не могу не спросить о вашей профессии. Интерес к истории вы унаследовали от отца?
Ариадна Павловна: «Да, он хотел, чтобы я стала историком. А я изначально мечтала о журналистике и поступила на журфак самовольно. Но позже поняла, что мне надо все-таки пойти в историческую аспирантуру, и никогда потом не жалела об этом повороте. Рыться в архивах я обожала. Причем нас с папой привлекали одни и те же темы. Он в юности подробно занимался Пугачевским бунтом, но его рукопись не стали публиковать, и тогда я продолжила эту разработку. Вообще много ему помогала — разбирала письма, сортировала картотеку. Но если говорить по существу, то вся моя работа (сорок шесть лет трудового стажа, защита кандидатской диссертации, докторской) шла как-то фоном. На первом месте была только семья. Я как-то между ними всеми себя распределяла. В сорок шесть лет уже стала бабушкой, и всегда было полно забот. Мне в августе исполнится уже восемьдесят восемь лет, и здоровье вроде уже не то, и сил на многое не хватает, и иногда приходят, знаете ли, мысли, что жить надоело… Но стоит мне посмотреть на Темочку, которому два с половиной года, как сразу подобное из головы улетучивается».
