Сергей Никоненко: «Жена решила, что у меня другая женщина»
Его называют баловнем судьбы. Однако жизнь актера могла сложиться совсем иначе, если бы не любовь, круто изменившая его жизнь.
Его называют баловнем судьбы. Однако жизнь актера могла сложиться совсем иначе, если бы не любовь, круто изменившая его жизнь.
Как правило, артисты создают для себя некий положительный образ, скармливают его прессе и стараются всегда и во всем на публике соответствовать придуманному имиджу. Сергей Никоненко совершенно иной человек: если уж он решился на интервью, то будет говорить только правду, какой бы неприглядной она порой ни была. А в своих недостатках актер признается с легкостью: «Да, грешен. Было дело». Но в этом откровении есть своя привлекательная изюминка.
Впервые я встретилась с Сергеем Петровичем восемь лет назад — и тут же подпала под его обаяние. Он буквально поражает своей искренностью, добродушием, простотой общения и скромностью. Слушая рассказы артиста, диву даешься, насколько интересна и богата событиями его биография. На его пути было все: и боль, и разочарование, и борьба за внимание любимой женщины, и трагедия, которая постигла семью его сына.
Насколько я знаю, ваша жизнь началась с приключений…
Сергей Никоненко: «Да. Родился я в Москве. Мне едва исполнилось два месяца, когда отец решил отправить меня с матерью на лето к себе на родину, под Вязьму. Это было мудрым решением, кто же знал, что преподнесет будущее… Папа посадил нас на поезд 21 июня 1941 года, на следующий день мы прибыли к месту назначения. И, как известно, уже началась война. Если бы мама сразу попыталась вернуться домой, вероятно, нам бы это удалось. Хотя кто знает, как все случилось бы: могли добраться, а могли и сгинуть по дороге… Но она задержалась. Через десять дней въезд в столицу был уже закрыт, а в село, где мы находились, пришли немцы. Я этого не помню, естественно, но мне рассказывали, что меня они нянчили на руках. Повезло, что это оказались простые вояки, а не каратели СС. Но оставаться на оккупированной территории все равно было тяжело, и мать решилась на отчаянный шаг. Она отправилась в Москву, пробиралась через партизанские отряды, через линию фронта. Тащила меня на себе спереди, а сзади — мешок с сухарями. Ей даже „добрые“ люди советовали бросить меня в сугроб: дескать, себя спасай, потом еще нарожаешь. Но мамочка, Царствие ей Небесное, этого не сделала. Она спасла мне жизнь. А ведь наш путь растянулся на целых два года. Одно из моих первых личных воспоминаний о том времени — я плачу, прошу у мамы поесть, а у нее на глазах слезы, потому что дать мне ей нечего. Только в 1943 году мы добрались до Дубны, где жили наши родственники. Там нам разрешили остаться, маме нашли работу. В свою родную комнату в коммунальной квартире в Сивцевом Вражке мы вернулись уже в конце войны».
А отец?
Сергей: «Он был на фронте. И долгое время мы не имели с ним никакой связи. Что было мучительно не только для мамы, но и для меня. Хотя впервые я увидел своего папу, только когда он демобилизовался. Но мне казалось — я всегда знал и чувствовал его».
Чем занимались ваши родители после Великой Отечественной?
Сергей: «Я из простой пролетарской семьи. Мой отец, Петр Никанорович, работал шофером, а мама — стеклодувом, трудилась на электроламповом заводе. И жили мы просто, как и все в то послевоенное время. Говорят, были тяжелые годы. Но я находился в том счастливом возрасте, когда все кажется радостным».
Наверное, учитывая все, что выпало на вашу долю в первые годы жизни, мать вас баловала…
Сергей: «Ага — авоськой, которую моя пятая точка до сих пор вспоминает. Я ведь рос шустрым пацаненком, озорничал. И если кому-то из соседской ребятни отец мог ремня всыпать, то меня мама „угощала“ авоськой — были в то время такие плетеные сумки с тяжелыми ручками. И надо отдать ей должное, справедливо наказывала. Чего я только не творил! И стекла мы с друзьями разбивали, и с третьего этажа я сиганул однажды — с парашютом, который соорудил из простыней. И наивно полагал, что потом тихонько положу белье на место и родители ничего не заметят. Не получилось. Свою порцию „воспитания“ я все-таки огреб. И так каждый раз, ведь пока мама по двору идет, ей соседи уже обо всех моих художествах докладывают. И неотвратимое возмездие настигало мое мягкое место. Главное — не просто так получал, а за дело. Поэтому никогда не плакал, наказание принимал стойко. Но это не значит, что мама меня не любила, я чувствовал и ласку, и тепло, и заботу. Просто как еще с мальчишкой сладить?! Ведь время было непростое. И юношеские шалости чаще всего перетекали потом в хулиганство, а оттуда уже и до серьезного преступления недалеко. Многие мои приятели закончили плохо, сидели в тюрьме, и не один раз».
То есть телесные наказания уберегли вас от кривой дорожки?
Сергей: «Да нет… Материнская авоська поддерживала мое поведение в определенных границах, хотя в азарте озорства их не чувствуешь и не думаешь, чем тебе аукнутся те или иные поступки. Но свою роль на определенном этапе она выполнила. На самом деле меня изменила… любовь. Впервые это чувство пришло ко мне в тринадцатилетнем возрасте. И объект моих романтических воздыханий занималась в кружке художественного слова и в драматической студии. Чтобы оказаться поближе к ней, я стал посещать все эти занятия. Кроме того, эта девочка очень часто ходила в театр. Ну и я, конечно, с ней. И меня это искусство настолько заворожило, что любовь отступила на второй план».
И хулиганство тоже?
Сергей: «Здесь я тоже пошалить успел… Дело в том, что однажды мне в руки попала контрамарка на спектакль. Обыкновенная бумажка, без печатей и бланков, но за подписью какого-то начальника. Может, директора театра, а может, просто администратора. Сейчас точно и не вспомню. И я тогда подумал: а почему бы не сделать самостоятельно побольше таких контра-марок, чтобы постоянно ходить в театр? Опыт подделывания подписей учителей в собственном дневнике у меня уже был. Вот я и сотворил себе кучу липовых „проходок“, которыми пользовался не я один, но и мои друзья. И что удивительно: то ли моя „работа“ оказалась настолько качественной, то ли контролеры попадались сердобольные, ценившие мою любовь к искусству, но меня ни разу не остановили».
А зачем вы подделывали подписи учителей в дневнике?
Сергей: «Опять-таки чтобы не расстраивать родителей и не встречаться с маминой авоськой. Откровенно скажу, в школе я учился плохо и уроки прогуливал. По этой причине даже зимой бегал на занятия без пальто, чтобы потом незаметно улизнуть через пожарную лестницу… Мы знали свои тропы. А верхнюю одежду заставляли оставлять в школьном гардеробе, который запирался на весь учебный день. Вот и получается: вроде бы сбежал, а за одеждой все равно нужно возвращаться. И в этот момент можно было наткнуться на кого угодно — и на классного руководителя, и на учителя, у которого ты не присутствовал на уроке. Кстати, в той школе я так и не доучился до конца. Попросили на выход. Пришлось получать среднее образование в школе рабочей молодежи и параллельно работать кондуктором».
Но поступать решили все-таки в театральный?
Сергей: «Конечно. Поэтому я и задался целью — получить аттестат о среднем образовании. Вообще в старших классах я относился к учебе более серьезно, чем раньше. Но было уже поздно. По гуманитарным предметам я легко нагнал одноклассников, а вот точные науки хромали. После школы рабочей молодежи пытался поступить в разные театральные вузы, но меня не принимали. Четыре института прошел, пока не осталась последняя надежда — ВГИК. И вот тут мне повезло, поскольку я попал на курс к Сергею Герасимову и Тамаре Макаровой, которые уже в те годы (в конце пятидесятых) были легендарными личностями. И я благодарен тем четырем учебным заведениям, которые меня забраковали. У нас подобрался очень талантливый курс, я назову вам лишь несколько имен, которые каждому наверняка известны: Евгений Жариков, Жанна Прохоренко, Лариса Лужина, Николай Губенко, Галина Польских, Жанна Болотова, Лидия Федосеева-Шукшина. А главное — наставники, великие и талантливые люди. Они не только делились с нами своим мастерством, но и создали из нас единую семью. Они относились к нам как к родным детям. Кстати, даже готовить меня научили именно они. Особенно хорошо получаются пельмени. Я и жене иногда говорю: „Ты совершенно не умеешь готовить. Я лучше сделаю все сам!“ Шучу, конечно, она великолепная хозяйка. Но когда приходят гости, предпочитаю все-таки лично колдовать над праздничным столом». (Смеется.)
А как вы познакомились с вашей супругой?
Сергей: «Получив актерское образование, я не остановился на достигнутом. И по совету Василия Шукшина стал учиться на режиссера. Вот тогда мы и встретились — все в том же ВГИКе, где Екатерина постигала секреты актерского мастерства. Я очень быстро влюбился и долго пытался завоевать ее сердце, но она была неприступна и независима. Например, приглашаю ее в театр, она соглашается, но при условии, что свой билет оплатит сама. Ухаживать пришлось весьма продолжительное время. Но благодаря моему упорству она все-таки ответила мне взаимностью. И ровно сорок один год назад, в июле, мы поженились — в День взятия Бастилии. А в 1973 году у нас родился сын, которого мы назвали Никанором в честь моего деда. Моя жена — талантливая актриса, очень красивая женщина. И что самое главное — невероятно терпеливая. У меня характер не сахар, а она столько лет прожила вместе со мной! И всегда у нее хватает мудрости понять и поддержать. Хотя, надо сказать, нрав у Кати прямой, она что думает, то и говорит. Никогда камень за пазухой держать не будет. Если что не так, выдаст правду-матку прямо в лицо».
Поводов для ревности вы ей не давали?
Сергей: «Невольно было как-то раз. Мы с супругой подумывали о том, чтобы приобрести дачу, и как раз в тот момент мне предложили хороший участок в Новгородской области. Я захотел сделать жене сюрприз. Землю приобрел, сохранив этот факт в секрете (думал, вот дом построю, привезу ее сюда и удивлю таким подарком). Но строительство — дело нескончаемое. Вообще это такое действо, что любого может с головой затянуть. А мне хотелось все побыстрее закончить, чтоб порадовать свою половину. Вот я и проводил на стройке все свободное время. А так как все молчком да молчком, Екатерина сделала из происходящего свои выводы. Она была уверена — у меня появилась другая женщина. О каком таком адюльтере может идти речь, когда я выматываюсь, возводя наш будущий дом?! Но ведь ей об этом было неизвестно. Я хранил тайну до тех пор, пока не понял: еще немножко — и останусь без жены. Пришлось признаться, что все дело в подарке, который я готовлю для нее. Сюрприз провалился, зато супружеские отношения были спасены. А то ведь брак по швам трещал».
Но дом вы все-таки достроили?
Сергей: «Да, конечно. И он стал любимым местом отдыха всей семьи. Хотя позже я его долго восстанавливал. Ночью (в июле 2008 года) кто-то бросил в стену бутылки с зажигательной смесью, начался пожар. Мы в это время находились в доме, и страшно подумать, к чему это могло привести, если бы не проснулся Никанор, он и поднял тревогу. Не дожидаясь пожарных, мы с сыном стали самостоятельно тушить огонь, поэтому последствия оказались не такими плачевными, какими могли бы быть. И мы ведь не первые погорельцы в этом дорогом для нас месте. От поджога сгорела дотла еще не до конца построенная дача Гоши Куценко. Кто занимался этим варварством, до сих пор неизвестно».
На дачу ездите наверняка на машине. Кстати, вы лихачите за рулем?
Сергей: «Грешен, иногда превышаю пределы допустимой скорости. Но я думаю, это болезнь большинства мужчин. Жажда скорости, ощущение свободы… Я, кстати, очень люблю лошадей. Езжу верхом. И если за рулем можно легко обуздать свои душевные порывы, то когда ты в седле, сделать это намного сложней. Однажды я снимался в фильме о Гражданской войне и должен был вести в бой кавалерию. Как только прозвучала команда „камера, мотор!“, я тут же рванул с места. Потом насилу остановили. Говорят: „Ты что, один решил всех врагов шашкой порубать? Конницу-то свою ты потерял, она далеко позади осталась“. (Смеется.) А я вошел в раж и даже не слышал, как меня окрикивали».
Думаю, для вас, сыгравшего самого известного инспектора ГАИ, полиция делает исключения и не штрафует за мелкие нарушения…
Сергей: «Всякое бывало. Как-то раз превысил скорость, остановил меня сотрудник ГИБДД (хотя в то время они еще были гаишниками). Начинает составлять протокол. А я очень спешу — времени в обрез, поэтому решил попробовать договориться, чтобы так, без волокиты отпустили. Спрашиваю: „Вы меня не признали? А я в кино вашего коллегу сыграл“. А он мне в ответ: „Ну почему же, я вас узнал. Пока учился, нам фильм „Инспектор ГАИ“ часто показывали и внушали, что надо быть такими же честными, принципиальными и неподкупными, как ваш герой. Согласитесь, он бы в этой ситуации выписал вам штраф“. С этими словами не поспоришь. И могу сказать откровенно, они меня не расстроили, а порадовали. Если этот парень и правда не только со мной придерживается правил, так это же хорошо! Я первый раз в жизни штраф с удовольствием заплатил -приятно, что внес свою лепту в воспитание таких доблестных офицеров. А вот в Питере была другая ситуация, очень смешная. Я там находился на съемках, в тот день мы закончили позже, чем ожидали, а у меня поезд, который, как вы понимаете, ждать не будет. Поэтому везли меня на вокзал, не обращая внимания на ограничения скорости. Тормозит нас полицейский. Водитель объясняет, что срочно надо доставить актера на вокзал. Того никакие аргументы не трогают. Я вышел из машины, а он, увидев меня, воскликнул, обращаясь к шоферу: „Что же ты не сказал, что генерала везешь? Проезжайте!“ Почему „генерала“, я так и не понял: то ли он меня с кем-то перепутал, то ли не вспомнил звание моего персонажа из сериала „Каменская“, а может, имел в виду, что мой инспектор ГАИ в наше время дослужился до таких высот… Так что по-разному складываются мои отношения с полицейскими. Когда наказывают, я не сетую. Сам виноват, а за свои поступки надо отвечать. Этого правила и сам придерживаюсь, и сына так же воспитывал».
Вы и ваша жена — артисты, можно предположить, что и Никанор Сергеевич пошел по вашим стопам…
Сергей: «Нет. Сначала он выбрал иняз. Свободно владеет немецким и английским языками. Проходил стажировку в Германии, работал на заводе Volkswagen. А потом вдруг сработали гены… Но не актерские, а режиссерские. И он пошел учиться на режиссера. Так что в нашей семье теперь их двое — я и мой сын. Он не сразу выбрал для себя творческую профессию, но, на мой взгляд, это хорошо. Никанор начал работать в кино не потому, что тут уже трудятся его папа с мамой, и не с целью продолжить династию, а по велению сердца. Так и надо определять свой профессиональный путь».
А живете вы все там же, в доме вашего детства?
Сергей: «Да. Только квартира теперь не коммунальная, а целиком наша. Кстати, в этом доме часто бывал в свое время Сергей Есенин. С его именем многое связано в моей жизни. Еще в семидесятые годы мне довелось сыграть его в фильме „Пой песню, поэт“. И вот однажды, читая воспоминания Анны Изрядновой, первой жены Есенина, я мысленно проследил ее путь с работы домой. И вдруг понял, что речь идет о моем дворе. Бросился в ЖЭК, провел там чуть ли не несколько суток, изучая архивы со списками бывших жильцов. И выяснил, что Есенин жил здесь с 1921 по 1925 год. Этого адреса не знал никто из его друзей, он здесь отдыхал, прячась ото всех. Тут гостила и мать поэта. И отсюда в 1937 году забрали его сына Юрия, которого потом расстреляли за „покушение на Сталина“. Парнишке тогда было всего двадцать три года. В этой квартире я открыл Есенинский культурный центр, на создание которого ушло больше года. Но зато теперь здесь как в музее — все точь-в-точь так, как могло быть при жизни поэта. А ведь собиралась экспозиция по крупицам! Так что дом у меня особый, как можно с ним расстаться? Я более шестидесяти пяти лет не менял прописку. Это наше родовое гнездо. Здесь рос я, затем мой сын, а теперь и внук подрастает. К сожалению, в семье моего сына случилось несчастье — он потерял жену. И потерю матери мы стараемся компенсировать для малыша собственной заботой и лаской. Мы его очень любим, внучок — наша отрада. Сейчас ему шесть лет, готовится пойти в школу. Зовут его Петром, назван в честь моего отца, он полный его тезка. А когда он станет взрослым и у него, дай бог, появится сын, может быть, он наречет его Сергеем. Вот так и появится еще один Сергей Петрович Никоненко. У которого будет своя жизнь, свой характер, но он, несомненно, продолжит мою историю».
