«Я посылаю тебе свою любовь, свои объятия и поцелуи…» «Мой Светик, я хочу знать все о тебе, хочу, чтобы ты писала мне как можно чаще!..» «Эта фотография будет напоминать о наших встречах в Москве, лучших, которые у меня были в жизни!..»
В толстой папке, которую Светлана Алексеевна принесла с собой в редакцию, — десятки писем и открыток, помеченных одним и тем же адресом: Москва, Подколокольный переулок, дом 16/2, … Борисовой Светлане. Стопка почтовых конвертов и несколько старых фото — память о ее первой любви. Любви, которую женщина хранит 50 лет.

Поцелуй сквозь решетку

Летом 1957-го Москва готовилась к невероятному событию: в столицу страны, до той поры отгороженной от любых «заграниц» непреодолимым «железным занавесом», должны были съехаться тысячи иностранцев — участников VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов.
— Мне в ту пору было всего 18, — улыбается Светлана Алексеевна. — Годом раньше закончила среднюю школу, но поступить в институт не получилось, пошла работать на авиационный завод. Очень хотелось узнать о чужой, заграничной жизни, поэтому к фестивалю подгадала отпуск, чтобы целыми днями гулять по праздничному городу, бывать на фестивальных мероприятиях. Для такого случая даже решилась со своими косами расстаться и сделала модную тогда 6-месячную завивку.
На второй день фестиваля Светлана с подружкой Тоней пришла на ВДНХ. — Девушки стояли в толпе на центральной площади и смотрели веселый фильм, демонстрировавшийся на огромном экране, растянутом по фасаду одного из павильонов.
— Вдруг к нам подходят два молодых человека и что-то спрашивают на непонятном языке. Потом один из них заговорил по-английски, и тут уж мне пригодились школьные уроки: «инглиш» нам преподавали замечательно. Оказалось, что парни эти — из итальянской делегации, интересуются содержанием фильма, над которым все вокруг хохочут. По ходу объяснений познакомились. Того, который говорил на английском, звали Энцо Денегри, а его товарищ — Анджело, кроме родного языка знал только немецкий. Все получилось, будто по заказу: ведь подруга Тоня тоже именно его учила в школе. Итальянцы с удовольствием приняли наше приглашение показать им Выставку Достижений. Так мы отправились гулять вчетвером, разбившись на пары по «языковому принципу».
Та первая прогулка закончилась на углу Яузского бульвара, у ворот огромного дома, где жили девушки.
— Анджело и Энцо хотели, конечно, проводить нас прямо до дверей, но разве могли мы показать им свои убогие коммуналки?! — Семья Тони жила в подвальном этаже, а наша комната находилась в полуразрушенном флигеле во дворе… Так что под благовидным предлогом мы распрощались пораньше, но договорились о встрече назавтра все там же, на ВДНХ…
Все оставшиеся дни фестиваля эта четверка в итоге провела вместе. Девушки даже побывали на некоторых мероприятиях с участием итальянской делегации.
— Но никаких хоть мало-мальских вольностей никто себе не позволял! Мы с Энцо за руки-то не решались друг друга взять, и о своих вдруг появившихся чувствах говорили только взглядами…
Международный праздник подошел к концу. Накануне отъезда из Москвы Энцо предупредил Светлану: «Будь завтра к 10 утра у нашей гостиницы „Заря“. Мы обязательно должны с тобой еще раз увидеться!» Девушка приехала, но запланированной встречи не получилось: едва лишь фестиваль закончился, все его иностранные участники оказались в режиме изоляции.
— Подходя к гостинице я обнаружила, что вокруг здания появилось железное ограждение, за которое никого не пускают. Время от времени прямо к входу подруливают автобусы и в них быстро-быстро сажают делегатов, живших в «Заре». — Все прямо как в лагере для заключенных!.. Вдруг смотрю: за этим железным забором какой-то человек бегает. — Мой Энцо! Вот так и попрощались с ним — через решетку. Он через эти прутья протянул руки, обнял меня и поцеловал — первый и единственный раз… Вернулась потом домой, реву, мама пытается успокоить. Вдруг — телефонный звонок. Энцо звонит с вокзала перед отходом поезда. Тут я и не выдержала, стала так кричать, что всех соседей перебудоражила.

Игра с футболистами

В их отношениях наступил период эпистолярный.
— Первую открытку он прислал прямо с дороги, из Киева. Следующую — из пограничного Чопа… Потом регулярно стали приходить письма из Италии, адрес я до сих пор помню наизусть: Милан, виа Пикоцци, 11. Я тоже писала ему часто… Нет, никаких признаков того, что наши послания читал кто-нибудь посторонний, я не замечала. Да и что там можно было такого обнаружить? — Рассказывали друг другу о своей любви, вспоминали счастливые дни фестиваля. Энцо еще описывал красоты своей страны, пытался учить меня прямо в письмах итальянскому языку и сам пробовал писать некоторые слова по-русски.
И все-таки в Советском Союзе образца 1950-х поддерживать регулярную переписку с иностранцем, да еще проживающим в капстране, было чревато неприятностями. Ситуация усугублялась тем, что Светлана работала на оборонном заводе, который именно в это время приступил к серийной сборке первых реактивных МИГов.
— Однажды Энцо написал мне из Австрии. Он учился в медицинском и, вероятно, оказался там на стажировке. Вот это письмо и привлекло внимание «компетентных органов». Вдруг на работе меня вызывают в юридический отдел. Там сидят двое «товарищей», которых я никогда прежде не видела: «Вы получали письмо из Австрии?»
Далее последовал допрос: кто пишет, почему, зачем? — Пришлось Светлане рассказывать о своей фестивальной встрече. «А о чем вы пишете в письмах друг другу?» — «О нашей любви!»
— Тут эти двое, переглянувшись между собой, засмеялись — вот, мол, дурочка! И мне так больно и обидно стало. А потом — холодок по спине: поняла, что сейчас это «ведомство» все, что захочет, сможет со мной сделать. Впрочем никаких угроз не последовало. Они только предупредили: «Если еще хоть одно письмо придет, нужно его обязательно принести к нам!»
Чекистская «профилактическая беседа» сработала: девушка испугалась и, хотя получаемые от итальянца письма никуда носить не стала, но сама ему писать прекратила. Ее подруги, узнав о случившемся, только подлили масла в огонь рассказами о кэгэбэшных «страшилках», — ведь прошло всего несколько лет с той поры, как в стране властвовал жестокий сталинский произвол… Для Энцо столь неожиданная перемена была необъяснима. «Я тебе отправил 10 писем, 6 открыток — и ни одного ответа! Что случилось?..» — Она так хотела его успокоить, объясниться, — и не могла пересилить страх.
Встревоженный итальянец предпринял самые решительные меры. В то время по Италии совершала турне футбольная команда «Спартак». После матча русских с «Миланом» Энцо сумел пробраться в спартаковскую раздевалку. Что и как говорил футболистам этот симпатичный парень, не известно, однако результата он добился: легендарные советские спортсмены согласились стать посредниками между ним и его возлюбленной!
— Однажды возвращаюсь с работы домой, а в нашей квартире — переполох, особенно среди мужской части. К тебе, говорят, знаешь кто приходил? — Нетто, Парамонов и Симонян! Записку оставили… Я читаю: «Для Вас есть посылка из Италии…» и домашний телефон самого Игоря Нетто. Как тут быть? — Ради конспирации пошла звонить ему из уличного автомата, и знаменитый футболист назначил встречу на следующий день у метро «Кировская», на трамвайном круге… Рассказала подружкам, а те давай меня отговаривать: не ходи, за ними же следят! Все известные спортсмены, наверняка, под контролем у «органов» и тебя сразу застукают! — У меня от страха поджилки трясутся, но все-таки решилась ехать. А чтобы «не запеленговали» придумала хитрость. — На площадке перед вестибюлем метро я этих «связников» издалека приметила: два высоких мужчины, одетые в явно заграничные пальто, — такие в Москве редко кто тогда носил. Быстро подхожу к ним, и прямо на ходу — ради «конспирации»! — тихонько называю свое имя. Они мне: «Да, мы вас ждем. Вам просили передать…» — И протягивают какую-то коробку. Я ее — хвать! — и бегом к трамваю. Вскочила на площадку, двери тут же закрылись… Увидела только в окно: стоят здоровяки-спортсмены с совершенно обалдевшим видом. Наверняка они даже не сообразили, что это я таким образом от гипотетического чекистского «хвоста» ухожу, и приняли меня за полную идиотку…
В посылке оказались письмо и подарки от Энцо: граммофонные пластинки, модная газовая косынка и пара капроновых чулок.
— В Москве тогда это был неслыханный дефицит, так что я, гордясь, носила их даже зимой, пока в сильный мороз чудо-чулки не примерзли к ногам. Пластинки с модными зарубежными мелодиями стали «гвоздем» наших молодежных вечеринок, однако постепенно все они исчезли: одни разбились, другие кто-то из компании втихаря унес с собой… Зато косынку храню до сих пор.
Но даже «футбольная» посылка от Энцо не смогла побороть светланины страхи. Письма от любимого продолжали приходить, однако девушка так и не рискнула отправить ответ на них, опасаясь всемогущих «органов». А ее итальянец не хотел сдаваться.
— Через год приблизительно к нам домой зашел какой-то мужчина и, не застав меня, оставил записку. Вот она: «Я приехал из Австрии и видел Энцо Денегри. Приезжайте в отель „Турист“, в корпус 22, номер 74…» Но в тот вечер в гостинцу меня не пропустил швейцар, а на следующий день дежурная сказала, что этот господин уже уехал.

Оборванная нить

Неужели никогда не возникало мысли отправиться в сказочную Италию, к любимому???
— Еще во время наших московских встреч Энцо меня звал: «Ты обязательно должна приехать к нам! Покажу тебе нашу страну.» Однако я твердо усвоила: это не-воз-мож-но. — Дело в том, что в то время было среди молодежи такое увлечение: дружба по переписке. И я еще в школьные годы через редакцию «Пионерской правды» нашла себе двух «заочных подружек» — одну из Чехословакии, другую — из Румынии. Мне было интересно: как они там у себя живут, захотелось поехать в гости, но как? — Взяла да и отправила письмо с таким вопросом прямо главному редактору «Пионерки». А буквально через несколько дней получила ответ на фирменном бланке. Главред все мои сомнения разрешил четкой, очень лаконичной фразой: «Ты никогда не сможешь побывать в гостях у своих подруг потому, что ты живешь в одной стране, а они — в другой!» Вот такую безапелляционную «формулу жизни» я усвоила с тех пор на долгие годы.
…"Фестивальная" любовь затаилась в дальних уголках души. Через несколько лет Светлана Алексеевна вышла замуж за своего сослуживца, у них родился сын…
— В 1965-м мы переехали на новую квартиру, и теперь уже послания из Италии попросту не могли меня найти. Но жизнь семейная не сложилась. Когда в 1970 году решила с первым мужем разойтись, так вдруг захотелось узнать про Энцо — как он там живет, помнит ли обо мне? Однако отправлять письмо из Москвы я по-прежнему боялась. И тут как раз представился случай тайком послать о себе весточку: мужа моей подруги пригласили — как ветерана итальянского антифашистского сопротивления, в Италию, где его наградили орденом. Я и попросила перевезти письмо через границу и опустить в почтовый ящик уже там, на Апеннинах. Написала Энцо, что помню, что не могла отвечать на его послания много лет, что теперь у меня новый адрес… — В итоге «операция» прошла удачно. Однако недолго я радовалась. Через некоторое время обнаруживаю вдруг в почтовом ящике то самое свое «нелегальное» письмо, обклеенное всякими почтовыми квитанциями, а на них: «Адресат выбыл». Вот так вся конспирация моя пошла насмарку, да и ниточка, связывавшая нас с Энцо, окончательно оборвалась!
Попыток найти своего любимого итальянца Светлана Алексеевна с той поры больше не предпринимала. Но и забыть его так и не смогла.
— Я уже привыкла: в трудные минуты, когда мне плохо — вспоминаю про Энцо. Если хочу вызвать в себе чувство радости — листаю альбом с присланными им открытками, перечитываю его письма. Более ласковых и теплых посланий никогда не получала… Летом прошлого года исполнилось 50 лет Московскому молодежному фестивалю — и так все опять всколыхнулось в душе! Решила рассказать про нас с Энцо: вдруг как-нибудь случайно прочитает эту статью и откликнется?!. Хотя, знаете, — я даже боюсь представить себе, что сможем увидеться с ним: ведь столько лет прошло, мы так изменились… И все-таки очень хочется узнать, как сложилась жизнь этого человека, и еще — хочу, чтобы он все-таки узнал, что я его никогда не предавала.

х х х

У нее взрослый сын, дочка-красавица, которую решилась родить уже в 42 года, замечательный внук-хоккеист… У нее за плечами не веселый опыт двух замужеств, которые не стали спасением от душевных невзгод. «Не сложилось!» — вздыхает Светлана Алексеевна. Но после разговора с ней я уверен: и не могло сложиться!
Потому что в сердце у этой женщины так и остался один-единственный избранник — белозубый брюнет, который начинал письма к ней фразой «My love Svetik…».