В аэропортовской кафешке за соседним столиком расположилась шумная компания. Мужчины пошли к буфетной стойке и, видимо, желая произвести впечатление на своих дам, а заодно и на окружающих, громко кричали оттуда:
— А коньяк какой брать? «Арарат» или Мартель?
— Ну давай Картель, — меланхолично отозвалась одна из пышных дам за столом.

Настроение улучшилось. Вообще, подумала Катя, россияне в аэропорту — особый аттракцион. Кричат, напиваются непременно, как в последний раз, этими скверными дорогущими напитками…
В лужах на взлетке отражались тяжелые рваные тучи, как куски мокрой серой ваты. Но когда взлетели, небо над снежно-плотными облаками оказалось какого-то веселого, детского голубенького цвета… Совсем как Ксюшкины глаза…

Катя летела в Диснейлэнд. Дочка с внучкой, Ксюшкой, приедут туда из своего Будапешта, и она побудет с ними — немножко в Диснейлэнде, а потом вырвется в Париж, походит по магазинам, что ли…

Ксюшка была замечательным созданием четырех лет. Катя любила и ее, и дочь, но всё же не так, как мужа. Конечно, она никому не призналась бы в этом — детей положено любить больше мужчин, а внуков — больше детей. Но она больше всех на свете любила Стаса. Она любила его так же, как двадцать пять лет назад, когда он только начинал за ней ухаживать. Катя была тогда вполне успешно замужем, Стас недавно развелся и был, прямо скажем, никем. Никто и помыслить не мог, что Катя бросит успешного мужа и его обеспеченных родителей и выйдет замуж за Стаса, хотя и подающего надежды, но всё же весьма тогда неопределенные. Это сейчас Стас и успешен, и богат, а бывший Катин муж как-то потерялся в этой жизни и совсем не преуспел… А тогда… Тогда Стас покорил ее тем, что ночи напролет читал стихи, а узнав, что она любит танцевать, записался в школу танцев… Они горячо и страстно любили друг друга, были молоды и счастливы.

Они счастливы и сейчас. Всякое случалось, конечно, но все пережили. Стас любил ее всегда — в этом она не сомневалась, но в молодости погуливал. Ничего серьезного, ни романов, ни постоянных любовниц, но женщины время от времени возникали в его жизни, и она это всегда знала. Чувствовала. Просто нутром ощущала, когда муж приходил после посиделок с друзьями, а когда — после сауны с бабами.

Вначале Катя очень переживала по этому поводу. Копалась в себе, пытаясь понять: что такого недодает она мужу, раз он ищет это на стороне? Потом, поняв, что Стас неизменно возвращается к ней, стала относиться к его загулам, как к гриппу, который иногда случается. Никто же не разводится с мужем из-за того, что тот периодически болеет гриппом?

А с возрастом и загулы прекратились. И ничто уже не отравляло их семейную жизнь, сложившуюся и счастливую. Дочь вышла замуж, уехала в Будапешт, родила Ксюху, а Катя со Стасом остались вдвоем, как в глубокой молодости.

Ну не совсем вдвоем. Был еще Кристоф. Старенький сейчас уже Кристоф, член семьи. Собака всегда становится членом семьи, когда так долго живет в семье. Это был их сыночек, как называл его Стас, умнющая овчарка, все понимающая и принимающая.

Вот Кристоф, пожалуй, единственный, кто в последнее время тревожил Катю. Пес тихо угасал от старости, Стас, особенно к нему привязанный, сходил с ума от близости потери.

— Хоть бы меня дождался, — думала Катя в самолете. — Стасу одному не справиться в случае чего…

Кристоф дождался. Когда Катя вернулась — похорошевшая, вся в обновках, обцелованная при встрече Стасом — и побежала в комнату, где лежал пес, он был еще жив, но уже очень плох.

— Надо усыплять, — подумала Катя, снимая плащ. — Мучается же собака…

Рука застряла в плаще, и Катя замерла посреди комнаты, что-то почувствовав…
Она медленно прошла в спальню, постояла там, прислушиваясь к себе.
Ну да, так и есть.
Опять.
Он приводил женщину.
Сюда.
В их спальню.
Катя наконец стащила плащ с плеч, села на кровать.
Муж так давно не позволял себе интрижек, что она теперь уж и не знала, как на это реагировать. Промолчать, как будто она ничего не почувствовала? Закатить скандал, как порой бывало в прошлом?

В этот раз почему-то было особенно больно. Отвыкла, усмехнулась про себя Катя.
— Ты Кристофа в лечебницу возил? — спросила она максимально нейтральным тоном.
— Нет, я домой врача вызывал.
Ах, вот оно что! Врач и любовница в одном флаконе. Очень удобно.
— Ты с ней спал? — Катя не собиралась это говорить и не поняла, как сказала.
— С кем, Кать? Ты чего?
Отступать было поздно.
— С врачом, с кем же еще!
— Кать, у тебя что, настроение плохое? С каким врачом? Врач вообще-то мужчина был…

Катя взглянула на Стаса. Врать он так и не научился. Ну ладно, зря она все это начала.
— Да пошутила я. Надо ж было мне убедиться, что ты тут не шалил…
Они поцеловались, и все пошло свои чередом. Надо было жить и исполнять свои обязанности.
Но в этот раз что-то пошло не так. Если в юности все измены растворялись в горячем сексе и благополучно забывались, то сейчас Катя никак не могла выбросить эту историю из головы. Она думала о ней днем и ночью. В конце концов позвонила в ветлечебницу, узнала фамилию ветеринарши, которую вызывал Стас, и отправилась на нее посмотреть.

Ветеринарша оказалась толстой, не очень аккуратной и не очень молодой бабищей, с которой ну никак невозможно было представить рядом импозантного Стаса. Впервые в жизни Катя засомневалась в своей интуиции. Надо было проверить.

Катя извинилась перед очередью, сказала, что на минуточку, и зашла в кабинет.
— Валентина Петровна? — мягко спросила она. — Я жена Станислава Хрисанфовича, помните, вас к собаке вызывали? Собака у нас умирала…

Катя с удовлетворением заметила краску, которая начала заливать шею и лицо потерявшей дар речи докторицы.
Не ошиблась.
Катю понесло.

— Вы меня извините, ради Бога, но вам придется сходить к венерологу. Я мужа заразила, а сказать ему не успела. Не думала, знаете ли, что кто-то так быстро к нему в постель вскочит. Так что вы сильно его не ругайте, не со зла он…

Катя выскользнула из кабинета от так ничего и не успевшей сказать толстухи.
Вроде бы отомстила.
Только удовлетворения не было. Наоборот, стало еще хуже.
Катя пришла домой. Походила по комнатам, собираясь с мыслями.
Вечером, когда Стас пришел домой, она поставила на стол бутылку Мартеля, привезенную из Франции.

— По какому случаю банкет? — хохотнул Стас, обнимая ее холодными после улицы руками.
— Посоветоваться надо, — улыбнулась Катя. — Видишь ли, Стас, оказывается, мне до сих пор очень больно, когда ты мне изменяешь. Ну ничего не могу с собой поделать, не справляюсь. Но ведь и ты ничего с собой не можешь поделать. Полигамность, да? Разводиться нам надо, Стасик.

И с ужасом увидела, как рука мужа с силой сжала хрупкую рюмку, стекло полоснуло по вене и кровь мгновенно залила рубашку, скатерть, руку…

Минут через двадцать, оба в крови и коньяке, они рыдали, крепко обнявшись. Стас забинтованной рукой гладил ее по волосам, они бессвязно что-то бормотали, клянясь друг другу в любви и верности, прося прощения друг у друга и обещая больше никогда, ни за что…

Такими их и застала незадачливая ветеринарша, пришедшая выяснять отношения со своим первым и, видимо, последним в жизни мужчиной.