Лукерья Ильяшенко: «Мужчина — это очень ненадежная инвестиция»
Актриса рассказала в интервью о потерях, которые привели ее к успеху
Лукерья Ильяшенко может показаться излишне прямолинейной, жесткой, ироничной. На самом деле это из желания сделать все «по гамбургскому счету». Она очень требовательна к себе: по этой причине когда-то оставила балет, модельную карьеру. Но, может статься, еще полюбит себя в кино. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».
— Вас назвали Лукерьей в честь прабабушки. Что-то о ней знаете?
— Да, семейное предание гласит, что Лукерью выдали замуж за богатого, но нелюбимого мужчину Корнея Вахно. От него она родила всего лишь (!) троих детей, и муж по этому поводу сильно сокрушался. А потом в деревне появился некий грабарь, который стал ее любовником, но скоро исчез. Рассказывали, что в тоске она выходила на пригорок и пела красивые песни. Видимо, Вахно было в курсе адюльтера, потому что, когда Лукерья заболела, не повез ее в больницу, и она умерла. Дети — мой дедушка и две его сестры — остались с отцом. А тот, недолго думая, нашел молодую красивую жену, от которой у него было аж восемь детей. Мачеха неродных ребят невзлюбила, и мой дед (на тот момент ему было двенадцать лет) сбежал из семьи. Потом началась Великая Отечественная война, вскоре он встретил мою бабушку, они поженились, и родилась моя мама.
— Эту интересную историю вам дедушка рассказывал?
— Честно говоря, не помню, кто рассказывал. В моей жизни посиделки с родственниками были лет до семи. Мы уехали из Самары в 1997 году, с тех пор я их редко видела. Наша семья жила скромно, мама не могла позволить себе частые поездки к родителям, и постепенно общение сошло на нет. А после того как умер мой отец, мы остались с ней вдвоем.
— Вам не хватало семейного клана?
— Я сейчас понимаю, что мне этого не хватало. Это мои родственники номинально, но я с ними не росла, не общалась. Я ими горжусь, почти все с красными дипломами и золотыми медалями. Но это чужие мне люди. С мамой у нас отношения ужасные. Иногда я думаю, как было бы здорово иметь рядом близкого, родного человека, к которому можно прийти в трудную минуту. Жалко, что она в свое время обрубила эти связи.
— Для человека очень важно знать свои корни. Знаю, что вы коллекционируете антиквариат — вас интересует прошлое?
— Не сказать, что я увлечена историей. Скорее это пришло от отца, он занимался антиквариатом. И я тоже обожаю винтажные вещи, они очень красивы, в этом есть некая драматургия. Всегда можно что-то додумать, нафантазировать. Хотя иногда лучше этого не делать. Жизнь человека вообще драматична. Я ношу перстень, на котором написано: «Родился, потерпел, умер». Наверное, это и меня характеризует на данный момент. Хочется верить, что трагические события делают нас мудрее, сильнее и что они происходят не просто так. Конечно, лучше жить счастливо, без приключений и в максимальном комфорте — это бережет психику. Но мне как актрисе стабильная психика ни к чему. (Смеется.)
— Во втором сезоне сериала «Вампиры средней полосы» онлайн-кинотеатра Start, премьера которого состоялась 13 декабря, вы играете антагонистку — вампиршу Агату. Был повод задуматься о бессмертии?
— По-моему, бессмертие — это здорово. Столько интересных вещей, которыми можно было бы заняться, но, увы, не хватает времени. С возрастом когнитивные и физические способности человека угасают. А когда впереди долгая-долгая жизнь, можно писать стихи, музыку, стать рок-звездой, суперрежиссером, суперактрисой.
— Вы считаете, это только вопрос времени?
— Да, конечно. Я балетный ребенок и привыкла к труду. В самом начале моей карьеры один очень близкий человек сказал мне: ты обречена преуспеть, если будешь посвящать все свое время любимому делу. У меня так было с балетом: я пришла туда толстая, неповоротливая, со средними данными. В итоге я одна из немногих девочек, кто остался танцевать. Пусть это был небольшой театр, но я танцевала в классической труппе. Хотела добиться успеха — и худела, бегала с утяжелителями, глотала таблетки, которые подавляют аппетит. Так же и с актерской профессией. Я очень расстраиваюсь, когда выходит какая-то ерунда с моим участием, потому что далеко не все зависит от нас, актеров. Но сделать свою роль лучше, чем она была написана, это тоже определенный челлендж, нарабатывание профессионального навыка. К «Вампирам средней полосы» это, кстати, не относится. Start — одна из передовых платформ, и вся команда настроена на то, чтобы сделать хороший продукт. Я даже не была уверена, что меня возьмут в этот проект. Пришла на кастинг больная, с температурой. Нужно было сыграть две сцены — одну, где проявляется суперспособность Агаты, и вторую, где она избивает человека, потому что, в общем, моя героиня садист. И надо было показать эту крайнюю степень жестокости. Мне казалось, я плохо попробовалась. Даже позвонила агенту, пожаловалась, что профукала роль мечты. Но меня утвердили!
— А чем эта роль вам интересна?
— Антагониста любопытно играть, когда ты понимаешь его мотивацию — почему он плохой. Я придумала некую историю про свою героиню, что она полузомби, сектант, ходит, как цепной пес, за Борисом, который ее обратил. Болезненная любовь, всем знакомый стокгольмский синдром, когда жертва обожает своего палача.
— Ваш персонаж обладает сверхспособностями, а вы бы о какой мечтали?
— Чтобы все успевать, чтобы в сутках было тридцать часов, а не двадцать четыре.
— Вы рассказывали историю про Юрия Стоянова, которого побаивались, потому что он казался суровым и мрачным. И он заявил, что «меня боятся только бездарные и глупые». А вы ответили, что, мол, такая и есть. Это комплексы на свой счет?
— Да, нахамила взрослому человеку. (Улыбается.) Комплексы есть у всех, но я бы не хотела, чтобы они уходили. Иначе не будет мотивации к развитию. Я к себе требовательна, и именно эта требовательность приводит меня к успеху.
— Вас часто критиковали в детстве?
— Да, мама. И балетная школа была хорошей почвой для взращивания комплексов. Но на самом деле я не считаю, что это плохо. Люди, которые полностью довольны собой, не ставят цели чего-то добиться. С моей точки зрения, это неудачники.
— Получается, вы никогда не бываете счастливы в моменте?
— Почему? Я счастлива в процессе. Я трудоголик, но я и гедонист. (Улыбается.)
— Был у вас момент какого-то жизненного триумфа?
— Пока нет.
— Ждете?
— Не жду, работаю над этим.
— А отец вас хвалил?
— Да, он меня очень любил и хвалил постоянно. Говорил, какая я красивая, замечательная, талантливая, любимая Лушенька. Если бы он не умер так рано (мне было десять лет), наверное, я бы выросла совсем другим человеком.
— Вы пытались потом в ком-то найти фигуру отца?
— Наверное, такой фигурой стал мой педагог по классическому танцу, директор балетной школы, в которой я училась, Михаил Асафович Тихомиров. Очень колоритный персонаж, бил нас плеткой для лошадей. Что вы так смотрите? Это сейчас XXI век на дворе, появились модные слова «абьюз» и «харассмент», а тогда это было нормой — если не можешь втянуть ягодицы, получи по заду. Еще вставляли между ягодиц монетку, пятачок. А мы этот хлыст прятали под крышку рояля, и Михаил Асафович ругался: «Кто саботировал класс?! За это мы сейчас будем делать гранд батман по тридцать два раза в каждую сторону крестом».
— Ничего себе «отец»…
— Он был строгий, но при этом и дико смешной. Дружил с Мироновым, рассказывал анекдоты. Он хотел, чтобы мы в жизни преуспели. Тут история не про похвалу. От балетной школы у меня сформировалась такая ментальность, что любовь — это действие, не слова. Стоишь в задней линии кордебалета, стараешься, и если получается хорошо, то тебя переводят в первую, а потом выдвигают в солисты. И это самая большая мотивация. Слова не значат для меня ничего. «Ты хорошая актриса, ты хорошо сыграла». Замечательно, а где тогда мои главные роли? (Смеется.)
— А награды?
— Это приятно, хотя и субъективно. Я не работаю в театре, только снимаюсь в кино. И когда люди узнают меня на улице, для меня это нечто вроде отсроченных аплодисментов. Понимаю, есть отдача, и кому-то моя работа понравилась. Значит, все было не зря.
— Ваш педагог знал, что вы стали актрисой?
— Знал, но такой популярности у меня еще не было, я только начала сниматься. Помню, пришли на какой-то показ, и он сказал: «Пытаешься актерствовать? Ну-ну. Задница хороша для секса, но не балета, это точно».
— А мама вами гордится? Хотя вы упомянули, что у вас сложные отношения…
— Мы с ней не общаемся. Я приняла решение, что помогаю ей материально, но личный контакт обрубаю. Если отношения деструктивны, зачем? Когда я в ресурсе, я еще могу ее выносить. Но не сейчас — я работаю практически без выходных. У меня режим энергосбережения, я стараюсь поменьше общаться с окружающими, ни с кем не встречаюсь.
— Но есть люди, которые вас подпитывают, вдохновляют?
— Мои друзья. Нам хорошо вместе. Это люди, которые ничего от меня не хотят. Потому что, когда мы говорим про отношения мужчины и женщины, всегда есть какие-то претензии. А ты порой просто не можешь дать то, чего от тебя ждут. И это тоже забирает энергию. Поэтому мне легче побыть одной — не надо мне помогать, просто не мешайте.
— Домашний питомец у вас есть? Кошки отлично справляются с этой задачей — наполнить энергией.
— Есть кот, он прекрасный. На самом деле вы меня просто сейчас поймали в таком измочаленном состоянии. Время тяжелое, давит на психику. Сложно работать в коллективе, где много разных мнений, и стараешься никого не задеть, не обидеть. Приходится постоянно фильтровать сказанное. Мы, актеры, люди без кожи. Все считываем, очень эмпатичны.
— Вы пытаетесь сохранить на площадке хороший микроклимат?
— Я не люблю работать в атмосфере конфликта. Раньше я была очень доброй, ни с кем не спорила, что скажут, то и делала. Но сейчас я понимаю, что в кадре будет мое лицо. Зрителю не скажешь, что это осветитель плохо выставил свет или гример накрасил не так. И часто ловлю себя на мысли, что разобрать сцену могу лучше режиссера. Или костюм — ну почему я должна объяснять элементарные вещи, что, если я играю успешную self made woman, я не могу быть одета дешево. Внутреннее идет от внешнего, от костюма. И зритель подмечает недостоверность. Или ты подходишь к плейбэку и видишь, что глаза у героини в провале. Спрашивается: куда смотрит оператор? Кино — это коллективная работа, поэтому хочется быть в команде, где все радеют за хороший результат. Сейчас, если я вижу, что что-то пошло не так, беру власть в свои руки. (Улыбается.) Начинаю критиковать грим, костюм. Речь не о том, что в каждом проекте я хочу выглядеть красоткой. Я могу быть чудовищем, но это должно быть достоверное чудовище.
— То есть трепета к кино стало меньше?
— Наоборот, но появилось и больше ответственности. Поэтому я и вовлекаюсь во все. А люди не любят, когда им указывают на ошибки, люди не любят критику. Для многих я стала неудобна.
— Для вас есть авторитеты?
— Да, конечно. Душан Глигоров, режиссер «Химеры», Евгений Сангаджиев, Андрей Джунковский. Они горят процессом. И к ним у меня нет вопросов, я сделаю все, как они скажут.
— «Химера» — мощный проект. Но тем не менее в интервью вы рассказывали, что отношения с партнером Александром Кузнецовым у вас не сложились.
— Он тяжелый человек. Один раз мы очень сильно поссорились. Шурик требовал каких-то вещей, которые всем казались to much. Но потом, когда я увидела на экране сцену убийства моей героини, я поняла, что он был прав. На озвучке я плакала. Можно быть сколько угодно токсичным человеком, но все, что он предлагал, выстрелило. Он извел всех, но своего добился. И вот вопрос: хороший человек — это профессия? Видимо, нет.
— Когда вы играете откровенную сцену, в реальности возникает более близкий контакт, другой уровень доверия?
— Ну, наверное, да. Спрашивают: «Ребята, может, вас накрыть между дублями?» — «Да ладно, что уж стесняться, так полежим». (Смеется.) Помню, когда мы снимали постельную сцену, Шурик заставил оператора повесить ферму — это такая конструкция на палках, чтобы камера снимала сверху. Сказал: «Вы будете снимать, пока мы не скажем стоп». И включил на телефоне песню группы The Doors. У нас было два дубля, но один длился двадцать девять минут, а второй тридцать. Все на площадке были очень недовольны: «долго, затратно, мы такого не планировали, да кто это такой», но получилось супер.
— В будущем вы бы согласились поработать с Александром еще?
— Это вопрос к нему — согласится ли он, потому что Кузнецов — артист международного уровня.
— Не было отклика с его стороны, когда он прочитал, что вы рассказываете о нем в интервью?
— Нет, мне кажется, ему не до этого. Человек занят работой. Знаю по себе, что, когда ты снимаешься по двенадцать-пятнадцать часов в сутки без выходных, времени ни на что больше не остается.
— Получается, из-за балета не было детства, а сейчас из-за съемок — нормальной жизни?
— А что такое нормальная жизнь? Муж, дети, загородный дом? Я бы не занималась этим делом, если бы его так не любила. Я снимаюсь не из-за денег. Иногда едешь со съемок в машине, и аж до слез пронзает ощущение: у меня это было, мне удалось сделать нечто потрясающее, я пересилила себя, как Мюнхгаузен за волосы вытащила на другой уровень. А сводить смысл своего существования к семье, мужу и детям — это не про меня.
— Любовь не вдохновляет вас?
— Почему же, бывало, я влюблялась очень-очень сильно. Это чувство вдохновляет, но оно нисколько не связано с работой. Эндорфины, дофамины зашкаливают, и хочется делать глупости.
— Сколько длится любовь? Три года?
— Нет, потом она трансформируется во что-то более фундаментальное. Это уже не просто гормональный всплеск по отношению к человеку, а осознание, что он твой партнер по жизни, и вы команда. Я считаю, должны быть более-менее одинаковые ценности, общее видение мира, понимание будущих целей. Что это — свадьба, дети или же самореализация? Если базово вы разные, союз не сложится.
— А вы свадьбу и детей не хотите?
— Я реалист. Если говорить про детей, то нужна материальная база, чтобы была возможность растить их не на четырех квадратных метрах, завести няню, потому что бросать работу я не хочу. На все это нужен ресурс. Плодить несчастных, обездоленных — зачем?
— Вы в детстве ощущали себя несчастной из-за материальных проблем?
— Я не была несчастной, нет. Почему вы так решили? Балетная школа сделала из меня человека, который понимает, что такое цель и как ее достигнуть. Но сейчас я понимаю, что деньги важны. Может случиться всякое, и мне нужна подушка безопасности. Просить я не умею. Всего, что у меня есть, я добилась сама.
— Вы не хотите делегировать эту обязанность мужчине?
— Я не хочу попадать в зависимость. Мужчина — это очень ненадежная инвестиция. Он может умереть, заболеть, уйти к другой. И вообще, быть на содержании некрасиво. Сразу представляю свою героиню Леру из «Сладкой жизни». Это вообще максимально далекий от меня персонаж. Иногда, в минуту слабости, я думаю: эх, Луша, что ж раньше, будучи помоложе, ты не искала себе олигарха-покровителя? Но нет, не смогла бы. Я свободолюбивый человек. Никто не будет терпеть мои амбиции, мое постоянное отсутствие дома, съемки-экспедиции.
— Фаина Раневская говорила: женщина должна работать мало, но с охоткой.
— Не знаю, у меня так не получается. Я наблюдала такие пары, где муж олигарх, а жена то дизайнер, то певица, то телеведущая. И ничего толкового не выходит. По той простой причине, что кто платит, тот и заказывает музыку.
— Балет дал вам хорошую жизненную закалку. А физическую? Наверное, сейчас этой активности не хватает?
— Да, это точно. Когда у меня есть свободное время, я хожу в балетный класс. Это поднимает настроение и тонус. Но сейчас, к сожалению, возможности нет, что очень жаль. Здесь уже вопрос даже не о стройной фигуре, а о здоровье ментальном и физическом. Я пробовала делать зарядку: чуть-чуть попрыгаешь, пресс покачаешь, в планке постоишь, и вроде полегче.
— Какие планы и задачи поставили себе в новом году?
— Сейчас ставить глобальные цели невозможно. Наверное, я потому так себя и загрузила работой, чтобы не оставалось времени и сил думать ни о чем другом. Это такая психологическая уловка. Тяжело читать новости… Мы переживаем исторический момент, приобретаем новые навыки, как жить в тех условиях, когда ты не можешь планировать вообще ничего.
— «Делай что должно, и будь что будет» — это изречение приписывают римскому императору Марку Аврелию.
— Это то, что у всех сейчас на устах. Мне психолог посоветовала: «Луша, вам нужно спортом заниматься и медитировать». Я нашла медитацию, и там дама с голосом властным вещала, что женщина должна вибрировать на одном уровне с землей, и тогда она постигает свою натуру, и ее мечты начнут сбываться. И, мол, сейчас все великие женщины мира кладут мне руки на плечи и поддерживают. В тот момент я ярко себе представила, как под этим грузом осыпается мой позвоночник. В общем, это был очень смешной опыт. Я не верю в визуализацию, карту желаний и прочее — никого не хочу обидеть, но одними фантазиями ничего не добьешься.
