Михаил Ширвиндт: «В Чехии я украл деревянный утюг из домика для Барби»
Артист рассказал о своей необычной коллекции и о том, какие преступления совершил ради понравившихся экземпляров.
Артист рассказал о своей необычной коллекции и о том, какие преступления совершил ради понравившихся экземпляров.
Медные, алюминиевые, чугунные, латунные, пластмассовые, фарфоровые, хрустальные и даже… золотые. Раньше утюги находились дома, потом часть экспонатов разросшейся коллекции перекочевала на дачу, а самые дорогие — в его новое детище, уютное кафе. Здесь мы и встретились. Правда, как оказалось, страсть к этому хобби у Михаила Ширвиндта уже прошла, чему он нашел логическое объяснение. «Я сейчас рефлекторно все равно смотрю на утюги везде, где бываю. И поразительно, что за последние года четыре я практически не увидел утюгов, которых бы у меня не было. Вероятно, как-то органично я закончил коллекцию, потому что собрал все. Но храню ее, люблю и раздаривать не собираюсь».
Миша, как и с чего началось столь интересное хобби?
Михаил Ширвиндт: «Первый утюг я спер. Лет пятнадцать-семнадцать назад мы с семьей отдыхали на Крите, ходили с женой по каким-то лавочкам. Она смотрела чашки, фарфор, а так как я в отличие от моего друга Сергея Урсуляка не увлечен шопингом, то тупо стоял, ждал и крутил в руке какую-то приятную тяжеленькую железную штучку. Я даже не понял, что это. И когда наконец закончилась акция покупки чашек, мы вышли, и я посмотрел, что это. Оказалось, медный маленький утюжок, сантиметров пяти — наверное, пресс для бумаг. Не могу сказать, что я бессознательно унес эту штучку — она так хорошо лежала в руке. (Улыбается.) Два месяца утюжок стоял у меня дома на столе, перекочевывая с места на место. Потом в Австрии случайно в какой-то табачной лавке я увидел два крошечных утюжка и стал думать: «Как бы их спереть?» Они тоже были металлические, но с деревянной ручкой. Я и так, и сяк — нереально, они — за стеклом. Ушел. Но на следующий день вернулся, потому что понял, что уже не могу жить без этих утюгов. Это меня Бог покарал за то, что я спер первый. (Смеется.) Я их купил. И понеслось… Потом у меня возникла программа «Путешествие натуралиста». Мы приезжали в какую-то страну, снимали весь световой день, а потом я несся на поиски утюгов. Наш оператор и мой друг Илья Шпиз тоже отчасти заразился этим, у него появился азарт, и он как сумасшедший бежал еще раньше меня. А мне важно было самому найти утюг в лавочке. В этом весь кайф. А ему нравилось, выходя из лавочки, небрежно сказать: «На четвертой полке посмотри».
Михаил: «Да, иногда я покупал настоящие, очень колоритные. В Испании, на барахолке, приобрел чугунный, на нем написано „Жандармерия № 7“. Испанские жандармы гладили им воротнички. Есть именные утюги. В той же Испании я купил утюг, на котором написано, что это авторство Гауди. Есть очень необычный утюг-лебедь с красивой выгнутой шеей. Мне привезли его из Израиля. И он не декоративный, а функциональный. Он звенит, когда им гладят, потому что в нем есть колокольчик. Зачем в утюге колокольчик? Чтобы хозяйка, сидя в другой комнате, следила за работницами. Как только наступала тишина, она понимала — работать перестали. В Москве я как-то купил сумасшедший медный утюг, начала XX или конца XIX века. Он, наверное, полметра длиной. Неподъемный».
Как же такой тяжеленный утюг удалось вынести из магазина?
Михаил: «Тогда за утюг я мог что угодно сделать. В Чехии украл деревянный утюг из детской коллекции мебели для Барби. В одной из лавочек в огромной игрушечной квартире ценой в восемьдесят долларов стоял утюжок. Дня три я ходил вокруг него и спрашивал: „А нельзя ли купить отдельно что-нибудь?“. — „Нет, нельзя“. Пришлось мне загнать Павла Любимцева и Илью Шпиза в лавку, чтобы они отвлекли продавщицу, а я в это время спер утюг. Вышел весь мокрый от ужаса, потому что было жутко страшно, что меня поймают на таком странном воровстве».
Михаил: «Чтобы потряс. У меня есть пара настоящих утюгов, они формы старинной туфли, такой гамаши. Есть рифленые утюги для воротничков. Есть игрушечные алюминиевые пятидесятых годов. В Риге мне сделали дизайнерский утюг, он почти весь из хрусталя. Он, конечно, не функционален, но зато как красив! Самый тяжелый из моих утюгов — медный, весит килограммов двенадцать. Это очень удобно, потому что при глажке он хорошо прижимает вещи. Из Испании мне привезли настоящий медный огромный утюг. Не знаю, сколько они заплатили за перевес в аэропорту».
Если утюг потрясет, сколько за него отдать не жалко?
Михаил: «Вот тот, тяжеленный, стоит двести или сто семьдесят долларов. По-моему, я все-таки на тридцать сбавил цену. Это важный психологический момент. В лавочках можно торговаться. Очень важно взять утюг, небрежно покрутить его и со скривленным лицом, хотя тебя трясет от азарта и волнения, небрежно спросить: „Сколько стоит?“ Потом якобы забыть о нем, взять, например, какую-то старую ложку и спросить, сколько она стоит, а уже потом снова об утюге. Легче торговаться в восточных странах. В Турции, в закрытой лавочке, я увидел утюг из тончайшего розового фарфора, просто воздушный, с какой-то дыркой в носу. Я у всех соседних хозяев спрашивал: „Где хозяин?“ — „Ушел“. А мы уже уезжали. И я вернулся туда через год. И он… там был. Причем мы ехали снимать программу в ЮАР, с посадкой в Турции на четыре часа. Я взял такси и рванул. Меня аж колотило от волнения. Прибежал. Лавочка открыта. И… утюг стоит. Я сразу схватил его: „Сколько стоит?“ Он сказал: „Двадцать долларов“. Я стал уходить, а он: „Ну, а сколько вы за него дадите?“ — „Ну, доллара два“. Сошлись на восьми или десяти. А еще у меня есть золотые утюжки. Они продаются в ювелирных магазинах. Я часто покупал, в основном в Италии, серебряные утюжки. А тут увидел маленькие золотые и понял, что возьму их за любые деньги. Каково же было мое удивление: они оказались намного дешевле, чем многие из их серебряных, а то и медных собратьев. Стоили порядка двадцати долларов, потому что они легонькие, пустые».
Михаил: «Около трехсот. Я их иногда считаю, но сбиваюсь. К сожалению, еще очень много парных. Все друзья, увидев где-либо утюги, тут же покупали их для меня. Я мило улыбался, когда мне говорили: „У нас для тебя подарок“, зная наперед, что этот утюг у меня точно есть. Не у всех была такая возможность, как у меня — побывать в сорока странах в поисках утюгов. (Смеется.) Но чуть не убила мою коллекцию Чехия. Есть страны, где нет утюгов вообще, просто нереально их найти, а тут я вдруг купил штук сорок, хотя вообще-то сувенирный утюг — редкая вещь. Однажды, в самом начале моего собирательства, мы оказались в Венеции. И я в какой-то серебряной лавочке увидел, что на полочке стоят семь серебряных маленьких утюжков. Не понимая, что творю (я еще не знал степень своего фанатизма), выбрал один и купил. И потом не мог себе простить: как я мог не купить шесть разных утюгов?! Через семь лет мы поехали в Италию снимать „Путешествие натуралиста“. И в Венеции я долго объяснял итальянцам, что была такая площадь, на ней магазин и рядом лавочка… Ну, все, как в фильме „Джентльмены удачи“: „Там еще мужик сидел“… Меня приводили куда-то, и я говорил: „Да, площадь эта, но вместо лавочки…“. Гид сказал: „Все меняется, в том числе и Венеция“. Я расстроился. А в последний день, гуляя по Венеции, я вдруг нахожу ту площадь, и там есть и этот магазин, и лавочка. Но в ней ни одного утюга. Это была такая трагедия! Я семь лет жил той полочкой».
Какие утюги в твоей коллекции самые редкие?
Михаил: «Как-то мне подарили утюг, с которым снимался Леонид Утесов с песней „Тюх, тюх, тюх, разгорелся наш утюг“. Мне его из Одессы привезли».
Это точно утюг Утесова?
Михаил: «А не важно. У меня-то осталось ощущение, что это он. Вся наша жизнь — сплошной обман. (Смеется.) Через Интернет как-то купил за пять долларов маленький электрический утюг, сантиметров десять, видимо, дорожный, годов сороковых-пятидесятых. Он был в масле, то есть ни разу не включался. Есть у меня чудовищный агрегат. Тот же Илья нашел его в Валенсии. Я вижу: крашеный утюг, из гипса. На крышке мишки, зайчики — ну такой кич, что вырви глаз. Жуткий! Но нельзя не купить! Вот теперь стоит у меня, как этап коллекции. Страшнее природа ничего не придумала, чем этот утюг. Еще один дорогой утюг покупал. Но не хочу про него
вспоминать».
Михаил: «Тоже в Италии, по-моему, в Вероне, я купил утюг средней крупности, сантиметров семь на шесть, серебряный, чумовой, с деревянной ручкой, с какой-то инкрустацией. Я осатанел! Стоит девяносто долларов. Я не мог от него отойти. Уходил, возвращался, торговался. Нет, не опускают цену. Они сразу поняли, что меня зацепило… Мне его завернули. И я всю поездку его специально не разворачивал, чтобы увидеть потом в Москве. У нас была взята машина напрокат, и он лежал в пакетике, в багажнике. И когда мы все упаковывали, я сказал нашему оператору: «Забери все пакеты». В итоге… утюг пропал. Бог с ними, с этими деньгами. Но, во-первых, он уникальный. Во-вторых, я его даже не разглядел. Я звонил в эту прокатную фирму, звонил в гостиницу — нет. Чем больше времени проходит, тем больше я понимаю величие этого утюга. Так что это печальная история. Верона… «нет повести печальнее на свете».
Как реагируют гости, увидевшие коллекцию в первый раз?
Михаил: «Это, наверное, как показывать семейные фотографии гостям, которые говорят: „Боже мой, как интересно!“, — а сами тебя ненавидят в этот момент».
А как относилась семья к твоему хобби?
Михаил: «С уважением. Вплоть до того, что дочка начинала коллекционировать маленькие лейки. Но их должен был покупать я. Другое дело, лейки встречаются чаще. Поэтому когда я не находил утюг там, где он должен быть по всем позициям, то, как правило, там была лейка».
Михаил: «Она так придумала. Неинтересно собирать велосипеды, мотоциклы, потому что их такое количество, что сойдешь с ума. Я предлагал нашему оператору коллекционировать камеры, видеокамеры, фотоаппараты. Можно собрать замечательную коллекцию, осмыслить ее. Но его погубила жадность. А вот что меня потрясает, так это — швейные машинки. Какие есть красивые! И они так же редки, как утюги. Кстати, вот этот деревянный утюг дочка сама сделала в детстве, то есть очень давно. И она страшно переживала, когда от него откололся кусочек. Это, по сути, была ее первая и единственная поделка. Поэтому он мне так дорог, я его даже подклеивал. А теперь она профессионально занимается шапками для чайников. У нас в кафе на шапках для чайников — стилизованные сороки, и их как раз сделала моя дочь. Мы назвали наше кафе „7 Сорок“, уверенные, что песню все знают, а оказалось, молодежь не очень в теме. И тогда возникла прекрасная вариация — кафе можно называть как хочешь, то есть с ударением и на первый, и на второй слог. На днях начало новой коллекции у нас положил Иван Ургант. Он ходит сюда очень часто, и это первая тарелка, на которой он нарисовал сороку и поставил подпись. Я подумал, что все наши известные друзья будут на тарелках рисовать сорок. Тарелки наши, фломастеры наши, а талант гостей. Так что надеюсь, что скоро любой человек, который придет сюда, увидит стены, завешанные тарелками с сороками».
Марина Зельцер
