Василий Церетели: «У деда я учился любви и всепрощению»
Знаменитый скульптор глазами его внука — исполнительного директора Московского музея современного искусства.
Знаменитый скульптор глазами его внука — исполнительного директора Московского музея современного искусства, интеллектуала, человека мира и отца четверых детей.
Мне казалось, что такие положительные герои, как Василий, — скучные ребята, но я ошибалась. Вообще редкий случай, когда интервьюируемый, сидя перед тобой и разговаривая, рисует, и не смешные рожицы или какую-то ерунду, а прямо психоделические абрисы, создание которых в какой-то мере даже отвлекает от беседы. Но это точно то, что зовется атмосферой. Жаль, что эти художества после нашего часового общения полетели в корзину и их нельзя приложить к интервью. Но мне показалось: что бы Василий ни рисовал, у него всегда получался профиль супруги, сидящей в соседнем кабинете. Хотя, возможно, это лишь моя фантазия.
Василий, со стороны создается ощущение, что ваш знаменитый дед, Зураб Константинович, это тот человек, который полностью структурировал вашу жизнь. Так ли это?
Василий: «Ну, с дедушкой я фактически вырос. Именно он меня воспитывал с довольно раннего возраста. Так получилось, что я жил с ним и с бабушкой Инессой, поскольку мама защищала диплом, потом была занята с моим младшим братом, с сестрой… Зураб относился ко мне как к сыну, очень многое дал. Я все время ездил с ним по мастерским, заводам, встречам международного уровня, на которых работал переводчиком… Дедушка постоянно мотивировал меня рисовать, и в Тбилиси я ходил на подготовительные курсы, чтобы поступить в Академию художеств. И что характерно, он всегда относился ко мне как к взрослому человеку. А бабушка, потомственная княжна, прививала основы правильного поведения, умение себя вести в обществе, вежливость, уважение к старшим. Благодаря Зурабу я оказался в подростковом возрасте в школе при ООН, где учились в основном дети дипломатов, сотрудников посольств. Просто он там устанавливал скульптуру, я, как обычно, переводил — и на меня обратили внимание. В Тбилиси в тот период как раз было крайне неспокойно».
Характером вы с дедом схожи?
Василий: «Трудно сказать. Зураб невероятно трудолюбив. Спит мало, утро начинает со штанги и сразу за работу. Причем всегда пребывает в хорошем настроении. Бабушка его великолепно дополняет: она любит гостей, всегда накрывает невероятные столы… Они с радостью помогают другим. Такие люди, с открытой душой. Этому всему я у них учился. Особенно любви и всепрощению. Я поражался, как дедушка тут же забывает зло, ему причиненное. Он отметает негатив и каждый день начинает с солнечного, чистого листа. Уверен, в этом его счастье».
К Зурабу Церетели всегда было неоднозначное отношение. Много критики в его адрес звучало. Его обвиняли в отсутствии вкуса, в гигантомании… Как он реагировал на такие вещи?
Василий: «Он следует своим путем, а в России традиционно не любят успешных людей. К сожалению, им начинают дико завидовать и вставлять палки в колеса. Ценить и превозносить талантливых писателей, актеров, режиссеров, художников начинают только после смерти. Зураб — уникальный скульптор-монументалист, поэтому в зависимости от пространства он воплощает свои идеи. У него есть как большие творения, так и маленькие. А также живопись, графика, плюс множество других форматов — от керамики, мозаики до эмали. Даже ювелирные изделия имеются. Благо на сегодняшний день художник — это тот человек, который имеет возможность работать с разными материалами и в разном русле».
Зураб Константинович встречался с такими мастерами, как Сальвадор Дали, Марк Шагал, Пабло Пикассо… Он что-то рассказывал о них?
Василий: «У моей бабушки тетя жила во Франции, и в 1964 году она пригласила ее с мужем в Париж, в гости. Но разрешение выехать получил только Зураб. Конечно, он окунулся в тамошнюю жизнь, и эта атмосфера на него сильно повлияла. Этот поворотный момент наглядно можно проследить по его работам 1968 года. Конечно, он был в абсолютнейшем восторге от Пикассо. Шагал написал восторженный отклик на творчество дедушки. А с Дали он встречался уже позже, в Нью-Йорке, и запомнил их беседу, когда Дали жаловался, что критики и пресса перестали его ругать. Зураб сначала даже не понял, что тот имеет в виду, ведь в эпоху советской власти подобное, наоборот, говорило бы о признании. Но тут он столкнулся с фактом, что пиар, реклама любого рода плохой не бывает».
А у вас были столь значительные встречи?
Василий: «Опять-таки благодаря дедушке я познакомился с патриархом Алексием, Иосифом Давыдовичем Кобзоном, Андреем Дмитриевичем Дементьевым, Борисом Асафовичем Мессерером, четой Клинтон…»
До четырнадцати лет вы были жителем Тбилиси. Чем запомнился этот город?
Василий: «В основном вспоминается колорит Тбилиси, особенно Тбилисоба (день города), который отмечался по-особому ярко и празднично. Но особое удовольствие было поехать на летние каникулы в Абхазию. Озеро Рица, пещеры со сталактитами и сталагмитами…».
Традиции хлебосольного грузинского дома вы привезли в Москву?
Василий: «У дедушки до сих пор открытый дом, где гостям предлагают именно грузинские блюда. У нас с женой такого нет. В принципе мы обычно едим где-то в ресторане. Я крайне редко, по случаю, могу пожарить шашлык. А дома у нас большое хозяйство. Все-таки пятеро детей, три собаки — два мопса, Бентли и Битл, и йоркширский терьер Ровер, множество рабочих забот — некогда». (Улыбается.)
Так вы собачник?
Василий: «Я вырос среди больших собак, кавказских овчарок. У нас их было то девять, то четырнадцать».
Насколько я знаю, у вас трое сыновей и дочь, верно?
Василий: «Да, но с нами живет еще и мой племянник. А что касается детей, то у них маленькая разница в возрасте, Александру — одиннадцать лет, Николаю — девять, Филиппу — семь, Империи — четыре года».
Вы авторитетный отец?
Василий: «Что вы имеете в виду? Обычный. Своим детям я друг, меня никто не боится, у нас доверительное общение. Я с большим удовольствием смотрю, как иногда по вечерам они с мамой включают панк-рок и все вместе танцуют. Правда, я им не составляю компанию, любуюсь со стороны». (Улыбается.)
Все равно мне кажется, вы строгий. Наверняка в путешествиях первым делом не на шопинг идете, а достопримечательности смотреть. Я заблуждаюсь?
Василий: «Нет. Даже если я где-то в короткой поездке, обязательно захожу в музей. Или иду на блошиный рынок, где чаще не покупаю, а фотографирую, стараясь сохранить ауру этого места».
А что в вашем понимании означает воспитание чувств, вкуса?
Василий: «Дети должны все видеть, приобретать навыки, вроде знания четырех языков — испанского, английского, французского, русского, как в нашем случае, а потом пусть сами себе дорогу прокладывают».
Подождите, а как же грузинский язык?
Василий: «Дома мы говорим в основном на английском, реже на русском. Вот когда ребята подрастут, будут ездить в Грузию, тогда и выучат грузинский».
Вы изначально видели себя многодетным отцом?
Василий: «Вообще я хотел классически двоих детей, но вышло больше, и я счастлив. (Улыбается.) Дети — это прекрасно. Жалею только о том, что не хватает времени на общение с ними. Мне импонирует, что они у меня неравнодушны к спорту — это заслуга моей супруги, в прошлом титулованной гимнастки. Ребята увлечены современными танцами, карате, футболом. Естественно, рисовать им тоже нравится. Александра, допустим, тянет к каким-то архитектурным формам, Николай явно отличается математическим складом ума. Но, полагаю, в дальнейшем это все будет вопрос развития. Дети сами должны выбрать себе профессию, я не хочу их искусственно направлять в определенное русло. Лично я решил стать художником только в выпускном классе. До этого рисовал в свое удовольствие. Кроме этого на карате ходил, в театральный кружок, с азартом фотографировал, проявлял снимки… В творческой среде рос, одним словом, и выбор был непростым».
Вы в Америке учились в престижном университете Parson School of Design, а затем окончили School of Visual Art. Детям тоже будете рекомендовать зарубежные вузы?
Василий: «Совсем необязательно. У нас замечательное образование. Сыновья ходят в московскую школу, а что будет дальше — посмотрим. Просто моя биография так сложилась, что я учился за границей. В обоих моих университетах были интересные программы, но первый я не окончил, потому что перешел туда, где более развернуто преподавалось то, что мне было нужно. Меня там подкупали основательный подход, возможность попробовать все и выбрать то, что ближе. Я осваивал камнерезание, дерево, печать, офорты, гравюры, рекламную фотографию, киноролики, историю искусств, французскую литературу, менеджмент музейного дела. Вся палитра была выложена передо мной, с любой можно было реализовывать идеи. Еще я с наслаждением ходил по музеям, выставкам, галереям и каждую неделю писал заданные отчеты, такие визуальные анализы. Художнику же надо обязательно вырабатывать собственный этический взгляд. Я был среди тех студентов, которые специально старались заработать большое количество баллов, чтобы легче получить диплом и закончить с отличием. В Москве же, возглавив музей, я со временем понял, что имеет смысл продолжить обучение, и пошел получать степень EMBA в московской школе управления в Сколкове. EMBA важно получать именно в той стране, где ты собираешься жить и работать».
Это правда, что вы предпочитаете арт-хаус и восточных режиссеров кино?
Василий: «Нет, я не против посмотреть как захватывающую продукцию Голливуда, так и европейских мэтров. Но, безусловно, мне очень понравились нашумевшие картины отечественных режиссеров, вроде „Левиафана“ Андрея Звягинцева или „Четыре“ Ильи Хржановского».
Свою жену, испанку Киру Сакарельо, вы встретили в семнадцать лет, она занималась английским языком с вашим младшим братом. Получается, женились на своей первой любви?
Василий: «Наверное, да. (Улыбается.) Мы женаты с 2001 года, а вместе уже двадцать лет. Венчались в храме, построенном дедушкой на Поклонной горе… Знаете, национальность вообще ни при чем. В жизни ведь просто выбираешь человека, с которым хочешь быть вместе, и не смотришь на детали. Кира — это такая яркая вспышка! У нее была потрясающая мама, англичанка и преподаватель английского языка, а папа — испанец, капитан военно-морского флота. Понятно, что на мою семью она изначально произвела впечатление… Она говорит на шести языках, дипломов имеет больше, чем я, не говоря уже об энергии. Она закончила экономический факультет Мадридского университета, потом училась в университете в Нью-Йорке, затем окончила школу дизайна, там же, в Америке, организовала свою компанию, была успешным художником-модельером, она владела двумя магазинами одежды в крупных торговых центрах, участвовала в Неделях моды, позже, как и я, пошла учиться в Сколково… Другое дело, что с появлением второго и третьего ребенка Кира по собственному желанию больше сосредоточилась на семье. Сейчас прежде всего она мама и жена, но и, конечно, мой друг и помощник, начальник отдела развития нашего музея. Ее опыт, знания, способности невероятно ценны тут. Супруга меня поддерживает в административных делах и вдохновляет на творчество, которому, увы, приходится отводить чуть меньше времени».
Двадцать лет вы вместе, это целая история. Знаете удачный рецепт долгого союза?
Василий: «Любить друг друга, уважать, понимать, разговаривать, все проблемы решать сообща. Я не скажу ничего удивительного. Расходятся те пары, которые не желают вместе преодолевать неминуемые трудности».
Вы были комиссаром русского павильона на Венецианской биеннале, инициировали проект, с которого начался арт-центр «Винзавод», придумывали концептуальные видеоинсталляции, устраиваете выставки, обновляете экспозиции в своем музее… Что у вас сейчас на повестке дня?
Василий: «Во всех своих поездках я не расстаюсь с фотоаппаратом, снимаю, методично все складываю на жесткий диск, и все снимки ждут своего часа. Нет времени их отсмотреть и отредактировать. Живопись я тоже пока забросил, оставил лишь рисунок. Могу на досуге что-то набросать карандашом… Все-таки главное мое детище — это музей, которым я живу. Недавно у нас открылась экспозиция „Музей с предсказаниями“, которая рассказывает о пятнадцатилетней его истории, о коллекциях. Мы делаем в год более шестидесяти выставок. Плюс добавляем образовательные программы для детей, для взрослых. А в будущем я мечтаю о новом, оснащенном по последнему слову техники здании для музея».
Большинство тех, кто ратует за традиционное искусство, отвергают современные формы, считая все это бессмысленным эпатажем, выкрутасами… Вы полагаете, эти люди не умеют считывать визуальный язык, им надо развивать вкус на вернисажах?
Василий: «Определенно надо уметь видеть. Но для этого стоит приложить усилия, а люди так устроены: им сложно признать, что где-то они недостаточно информированы. Поэтому им легче ориентироваться на какое-то свое представление еще школьного образца и сразу отвергнуть непонятное, непривычное, нежели уделить ему должное внимание. Возьмите сложные голландские натюрморты. Их распознавать нужно, как кроссворд, — это великая наука. Отчего на холсте те или иные фрукты, что они обозначают… А иконы?! Если не знаешь, что это за святые, какой сюжет изображен на полотне, понять его невозможно. Это вопрос образования. Авангарду уже сто лет, „Черный квадрат“ Малевича стал брендом, а есть ведь люди, которые до сих пор его активно отрицают. Здорово, что современное искусство многообразно: есть как реализм, так и абстракционизм — и можно приблизиться к этим интересным сферам».
Вы неплохо говорите, вам надо преподавать…
Василий: «Не люблю выступать перед публикой. Волнуюсь. Видимо, боюсь аудитории. Наверное, я не совсем правильный грузин — петь не умею, тосты говорить тоже. За столом тихо сижу». (Улыбается.)
Зато вы общественный деятель и почетный член всевозможных советов и жюри. Вам по душе такая насыщенная жизнь?
Василий: «У меня безумный график, но если предлагают участвовать в том проекте, где я реально могу принести пользу, никогда не отказываюсь».
Раньше в свободное время вы плавали, увлекались конным спортом, большим теннисом, горными лыжами…
Василий: «Все растерял. (Улыбается.) Это в Тбилиси я ходил на ипподром, позже регулярно поднимался в горы, посещал корт, а теперь ушел из большого спорта и погрузился в искусство».
