Убеднягины уши
Детская писательница Ирина ТОКМАКОВА: «Люди забывают свою молодость и предъявляют детям такие требования, как будто они сами были ангелами».
Ирину Токмакову знают в каждом доме, где есть маленькое существо. Автор «Али, Кляксича и буквы А» принадлежит к легендарному поколению детских писателей.
Она общалась с Барто и Кассилем, она, как член различных ассоциаций по детской литературе, ездила по разным странам — от Франции до Африки, переводила Линдгрен и Милна. Именно такой и должна быть детская писательница — доброй бабушкой, которая без конца читает стихи. Ирина Петровна — необыкновенный человек, у нее светящийся пронзительный взгляд, она все время шутит и улыбается. Ее муж Лев Токмаков — известный художник-иллюстратор, сын Василий сам стал писать рассказы для детей о природе, а внучка Лида учится в колледже им. Фаберже.
Вера Копылова19 ноября 2007 18:38
Ирину Токмакову знают в каждом доме, где есть маленькое существо. Автор «Али, Кляксича и буквы А» принадлежит к легендарному поколению детских писателей.
Она общалась с Барто и Кассилем, она, как член различных ассоциаций по детской литературе, ездила по разным странам — от Франции до Африки, переводила Линдгрен и Милна. Именно такой и должна быть детская писательница — доброй бабушкой, которая без конца читает стихи. Ирина Петровна — необыкновенный человек, у нее светящийся пронзительный взгляд, она все время шутит и улыбается. Ее муж Лев Токмаков — известный художник-иллюстратор, сын Василий сам стал писать рассказы для детей о природе, а внучка Лида учится в колледже им. Фаберже.
В Москве медведей не было
— Ирина Петровна, вы родились задолго до войны. Как вам сейчас вспоминается детство?
— Детство мое было, как я сейчас, оглядываясь, вспоминаю, очень защищенное. Тепло было в семье, очень естественно. У меня была еще сестра от маминого первого брака. Отец с раннего детства сажал меня на колени и читал Пушкина. Он был очень образованным, учился в Дрездене еще до революции. Сама я очень любила Гейне.
— А кто была мама?
— Мама была врачом, работала в так называемом Доме подкидышей. Всюду были малыши от нуля до шести лет. И мама целиком была занята этими брошенными детишками. Она мало занималась домом, это делала моя тетушка, папина сестра, которая жила с нами.
— Я знаю, вы закончили школу с золотой медалью.
— Да, я любила свою школу! Замечательная была учительница Фаина Григорьевна Соколова. Учителя тогда были очень добрые, сердечные, любили они нас. А мы их любили. Музыке еще училась, в доме было пианино. Во время войны мы жили в Пензе, потом вернулись в Москву. Я класса с восьмого решила, что иду на филологический факультет МГУ.
— Так как же так вышло, что вы вдруг стали сами сочинять стихи для детей? Или все началось с переводов?
— Я училась в университете, подрабатывала гидом-переводчиком и познакомилась с одним шведом, господином Борквистом. Был конец 50-х годов. Господина Борквиста удивляло — как хорошо люди одеты! Медведей он не увидел. А какая-то вертихвостка еще и по-шведски разговаривает. Он прислал мне потом шведские народные песенки. Я их перевела. И их сразу напечатали. Я заканчивала аспирантуру, одновременно преподавала английский. Муж меня уговорил с работы уйти и заняться переводами. Потом пошли уже собственные стихи. Был уже маленький сын.
— То есть основной толчок был — стихи для сына?
— Да, для сына. И пошла первая книжка, вторая…
Великие люди
— А как завязались знакомства с известными писателями тех лет?— Агния Львовна Барто сама позвонила мне домой, пригласила к себе. Мы с мужем часто бывали у нее. Он ее книжки даже иллюстрировал. Агния Львовна была очень остроумный человек, с быстрой реакцией, острый. Со мной вместе пришли в литературу очень талантливые люди — Эмма Мошковская, Генрих Сапгир, Лена Аксельрод (она сейчас живет в Израиле). Очень помогал нам Лев Абрамович Кассиль. Это был чудесный человек, добрый, интеллигентный, интересный. И, что я помню, у него были изумительно красивые руки, такая жестикуляция!
— Я знаю, что вы общались с Маршаком. Как с ним познакомились?
— Маршак как-то сам пригласил к себе. Он бесконечно курил. В коридоре стояли баллоны, чтобы сразу можно было накачать кислородную подушку. И тем не менее — одну сигарету за другой, бесконечно. Из Бернса что-то читал, про переводы говорили, про фольклор. Очень все возвышенно и интересно.
— Переводы — это ваше, как говорится, ноу-хау. Какие произведения, которые довелось переводить, для вас самые-самые дорогие?
— Я переводила Лингрен «Мио, мой Мио». Это было такое удовольствие! Милна тоже переводила. Я сделала своего Винни-Пуха. Но это один раз вышло, и все. Недавно вышли три книжки Эдит Несбит, замечательной английской писательницы. Изумительная вещь!
Когда б вы знали, из какого сора…
— Ну тогда самый смешной вопрос, который только можно задать заслуженному писателю. Как получаются стихи?
— Я не уверена, что это можно объяснить. Вот стихотворение «Сосны».
Сосны до неба хотят дорасти,
Небо ветвями хотят подмести,
Чтобы в течение года
Ясной стояла погода.
Это было задумано заранее, что я буду писать про деревья. Но я столько крутила эти строчки! Так долго не получалось! И вдруг — хоп — и все. Продиктовано… Не знаю, как. Помню, еду в метро. Жду, сейчас подойдет поезд. И вдруг я проговариваю про себя вот это стихотворение:
К нам по утрам приходит гном.
В Москве приходит, прямо в дом.
И говорит все об одном:
— Почаще мойте уши!
А мы кричим ему в ответ:
— Мы точно знаем, гномов нет! — Смеется он: — Ну, нет так нет!
Вы только мойте уши!
Почему? Откуда? Я в метро! Раз — и все. А другой раз ищешь, ищешь…
— А вы много пишете стихов последнее время? Или то, что издается, — это багаж прошлых лет?
— Пишу. Иногда и стихи пишу. Какую-то заказную работу приходится делать. Вот, например, древнерусские повести по просьбе издателей я пересказала для маленьких. За это я даже получила письмо от Его Святейшества, от патриарха. Не знаю, какой добрый человек показал ему книгу. Дали даже премию! Вот с сыном мы делали книжку вместе по поводу разных аспектов поведения ребенка. Он писал обращение к родителям, а я — сказочку. Последнее время я писала обучающие сказки. «Аля, Кляксич и буква А» была написана давно и переиздавалась. Но потом была написана «Аля, Кляксич и Вреднюга», это уже базовые понятия из первого класса — жи-ши, ча-ща.
— Что-то похоже на учебник.
— Это то, что есть в учебнике, но это же игра! Я надеюсь, что учебник оживает таким образом! Становится интересно выучить, что ча-ща надо писать через А. Тут же приключения, перипетии.
— Литература для детей обязательно должна быть веселой, смешной?
— Нет. У меня одна книжечка была «Весело и грустно». Я попыталась посмотреть, почему может ребенок загрустить.
Я ненавижу Тарасова.
Он застрелил лосиху.
Я слышал, как он рассказывал,
Хоть он говорил тихо.
Теперь лосенка губастого
Кто же в лесу накормит?
Я ненавижу Тарасова.
Пусть он домой уходит.
А сказки у меня всегда цепляются за конкретную идею, мысль. «Счастливо, Ивушкин» — речь шла не только о понимании родителями детей, но и о том, что ребенок должен понимать родителей. Волшебница объясняет мальчику, что в каждом человеке есть маленький солнечный зайчик. Его надо разглядеть. А ты не разглядел.
Мальчик услышал случайный разговор, подумал, что лошадь при переезде из деревни в город вроде бы не возьмут. И он убегает с этой лошадью в лес, чтобы спрятать ее. В итоге получилось, что ее просто взяли с собой и устроили работать в парковое хозяйство.
От души к душе
— Ну, а какой же должна быть литература для маленьких?
— Хорошей. От души к душе. Иногда у литературы чисто коммерческие цели. Но давайте о хорошем! Есть и сейчас хорошие авторы, Андрюша Усачев, например. И не только в Москве — в Иванове Светлана Сон, Эдуард Гольцман в Новокузнецке, Нина Пикулева в Челябинске, Ольга Александрова в Москве. Очень трудно писать для самых маленьких. Эти писатели умеют обращаться к малышам. Понимаете, нету императива в детской литературе, должно или не должно. Получается — хорошо. Талантливо — хорошо. Но и ерунду тоже издают и покупают.
— А как разобраться в этом изобилии, как найти для своего ребенка лучшее?
— Человека надо с детства учить хорошему вкусу. Для этого воспитатели, школа. Родители тоже разные. Многие покупают хорошие книги. А иначе мне надо было бы вынуть мои фальшивые зубы и положить на полку. Вот мне Путин премию дал — вы думаете, это хоть какой-то критерий для издателей? Нет. Один критерий — покупают или не покупают. Мои книжки, слава Богу, покупают.
— Вам не кажется, что из современной литературы для детей фольклор уходит?
— Есть и сейчас всякие потешки, потягушки — очень близко к фольклору. А вот как писал Генрих Сапгир — это к фольклору не имело никакого отношения, а как здорово!
Чудак математик в Германии
жил.
Он булку и масло случайно
сложил.
Затем результат
положил себе в рот
Вот так человек
изобрел бутерброд.
Талантливо же!
— А если говорить про театр для детей? На волне Года ребенка за последнее время в Москве побывало множество европейских театров. Мы увидели, что можно совершенно по-иному разговаривать с детьми в театре.
— Мы с писательницей Софьей Прокофьевой в свое время написали в соавторстве много пьес, в том числе и для одного американского театра — «Василису Прекрасную». Состоялся спектакль. Я не могу сказать, что это плохо, но они поставили совсем по-другому, более притчево, условно. Ну и хорошо! Я думаю, театр должен быть разнообразным. И психологический, и приключенческий, и сказочный. Кто как умеет. Кто на что учился.
Отцы и дети
— А вспомните какой-нибудь смешной случай из детства вашего сына?
— Помню, Маршак прелестно перевел чешские народные песенки. Я их читала сыну:
Серый волк сидит в овраге,
Мокнут уши у бедняги.
Вылезет, посушит
Вымокшие уши.
Потом сын увидел картинку волка и говорит: а-а-а, вот он убедняга! Он слышит, что чьи уши мокнут? Убеднягины уши!
— Как у вас складываются отношения с внучкой?
— Чем она старше становится, тем больше у меня с ней понимания. Люди забывают свою молодость. И они предъявляют детям и внукам такие требования, как будто они сами были ангелами. То ли оттого, что я детский писатель — я не забываю. Я понимаю ее.
