Все начинается с Малого…
Худрук Малого театра Юрий Соломин: «Когда на меня что-то рухнет, тогда, возможно, кто-то зашевелится»
Под обаяние этого актера и режиссера попадаешь безоговорочно. Едва переступаешь порог его величественного кабинета в Малом театре. Здесь весело «чирикает» попугай, а на стенах висят портреты не просто деятелей театрального искусства, а людей, у которых Юрий Мефодьевич учился и которых еще помнит на сцене…
Во мне осталась мальчишеская гордость за Родину
— Юрий Мефодьевич, с супругой Ольгой Николаевной вы вместе уже много лет и преподаете вместе… В чем секрет сохранения отношений на протяжении десятилетий?
— Знаете, был такой замечательный артист Евгений Весник, и я его как-то встретил после седьмой, по-моему, по счету его женитьбы, очень мрачного… «Что случилось?! «— спрашиваю. «Старик, — отвечает он мне, — все, как в первый раз! Зачем я это делал?! «(Улыбается.) И я все не мог понять: искренен он или просто шутит. Но в жизни это лотерея: можно заниматься с женой одной профессией и не сойтись, а можно быть совершенно из разных областей деятельности — и жить душа в душу. Но когда пара живет вместе долгие годы, кто-то из двоих обязательно должен быть умным (улыбается).
— А вы помните… свою первую любовь?
— Это было, скорее всего, в Доме пионеров, где я проводил все свободное время после школы: и в кукольном кружке занимался, и в драматическом, и в танцевальном… Но я никогда не был особенно влюбчивым. Меня больше занимала профессия — понравившиеся фильмы мог в детстве смотреть по двадцать раз.
— Вы выросли в семье музыкантов: мама пела, отец играл на всех струнных инструментах. Какой была их система воспитания сыновей и отразилось ли это позже на ваших собственных подходах — к дочке и внучке?
— Наверное, в чем-то да. Воспитание ведь невозможно «специально сочинить». С одной стороны, схемы поведения родителей передаются из поколения в поколение. С другой — зависят от окружающей жизни. Вот сейчас за ребенка волнуешься: «Вечер, она где-то задерживается! «— ты звонишь, предупреждаешь, чтобы не садилась в попутку. А мы росли буквально на улице, были предоставлены сами себе, носились по дворам, по пояс в лопухах… Хотя жена мне всегда говорит: «Это было твоей иллюзией, что родители совсем за тобой не следили». Да, у меня была бабушка. Она, как сова, сидела на терраске и ничего не пропускала. Вечерами читала мне вслух Чехова… Но у нас город был маленький — это совсем другая жизнь. Мы не знали, что такое замки. Двери запирались на смешной крючок, который легко открывался одним пальцем…
А когда уже мы с Ольгой Николаевной воспитывали дочку, то пришлось справляться без бабушек — жена, актриса по образованию, ушла из театра и сама сидела с Дашей. Параллельно работала журналисткой, позже написала книгу… Как раз в 1965 году мы получили крохотную квартирку в Бескудникове, и каждый день я тратил по два часа, чтобы туда добраться, грязь была по колено… Пять лет мы там прожили (я уже снялся в «Адъютанте его превосходительства») и затем уже не выдержали — перебрались в центр, и все стало как-то стабилизироваться… Хотя по молодости все трудности воспринимаются все равно легче… А вот сейчас — катастрофа! Например, уже второй год не можем полноценно жить у себя в квартире…
Течет крыша. И это после капитального ремонта дома в 2001 году, который был сделан с колоссальными нарушениями. Когда укладывали новую кровлю, привинтили ее, видимо, на соплях, и потолок у нас весь в трещинах, сказали, что он сохнет год… С одной стороны — красиво, он как будто мраморный, а с другой — опасно, жена убрала внучку из той комнаты. Наверное, надо мне туда идти, пускай что-нибудь на меня рухнет, тогда, возможно, кто-то зашевелится. А так — кругом ложь. Это наша управляющая компания, скорее гуляющая: деньги берут, а делать ничего не делают. Причем ведь это я (не последний человек в стране) ничего не могу от них добиться, а как обращаются с обычными людьми… Полквартиры я на свой страх и риск самостоятельно отремонтировал, а со второй половиной, где стоит любимый рояль, — беда. Внучке негде заниматься — она бегает в консерваторию или к нам в театр ходит. А я пока жду, когда в людях, отвечающих за наш дом по роду службы, проснется совесть. Ответственность должна присутствовать в любом роде деятельности. В театре, кстати, тоже.
— Старейший русский театр, Малый, это особый мир…
— Слава богу, у меня все нормально здесь. Да, это стоит много крови, здоровья, но есть какое-то спокойствие, есть люди, с которыми можно советоваться, в том же Министерстве культуры, и они помогают… Театр — это важно. Не случайно императрица Елизавета Петровна в 1756 году создала русский национальный театр именно на отечественной драматургии. И 255 лет он уже существует, как бы к нам ни относились недоброжелатели. А они «трудятся», но, как говорится, не рой яму другому…
Знаете, как Малый театр принимают за рубежом?! Аншлаг! Люди приходят посмотреть вечную классику, в которой есть все. Причем русскую классику, не переделанную, а — в «экологически чистом» виде. Культура воспитывает душу. И развивает. В том числе — патриотизм: эту безумную любовь к тому месту, где ты родился и вырос. Многие ее осознают лишь в конце жизни, но это чувство должно развиваться с детского сада, и не лозунгами… Все начинается, казалось бы, с мелочей. Школа в маленькой деревне, где всего шесть учеников, но к которым все равно приходит учительница младших классов, — вот это чистой воды патриотизм. Как поднимается рука убирать эти школы?! Это же Родина! … Когда мы раньше выезжали за границу, и нас, советских артистов, просили рассказать о месте, где выросли, я всегда с удовольствием говорил о Забайкалье, о том, что Чехов писал о наших краях: «Это даже лучше, чем Швейцария». И учебник географии ему вторил: «Забайкалье превосходит по прозрачности воздуха и количеству солнечных лучей Южный берег Крыма». Эта мальчишеская гордость во мне до сих пор.
…Опять-таки мы с вами возвращаемся к культуре. Знаете, что Александр Николаевич Островский в свое время сказал? Без театра нет нации. По-моему, очень точно. Он имел в виду театр как собрание драматургии, живописи, музыки… В 1988 году коллектив Малого театра выбрал меня художественным руководителем. С тех пор, сохраняя традиции, мы решили ни в коем случае не ликвидировать нашу музыку — наш малый симфонический оркестр. Когда в прошлом году, к 65-летию Победы, мы создали специальную концертную программу с песнями военных лет, ни за одного из моих поющих артистов мне не было стыдно, в отличие от множества «поп-звезд», которых показывают по телевизору. Мои — Элина Быстрицкая, Ирина Муравьева, Борис Невзоров, наша молодежь — поют сердцем, вживую, а те зарабатывают. Мы с гастрольным туром проехали от Ярославля до Волгограда, и везде нас принимали на ура — двадцать две тысячи зрителей…
Нас с братом связывает бескомпромиссность
— В вашей фильмографии значится один сериал — «Московская сага». Скажите, что думаете об артистах с «сериальными буднями», которые изо дня в день, из года в год проводят по многу часов на съемках «мыла»? Стоит ли соглашаться на это ради ежедневного тренинга и денег или подобная практика выхолащивает?
— Многое, бесспорно, зависит от самого материала, от роли, от режиссера. Но работать двенадцать часов подряд — недопустимо. Тем более что нужно учитывать и подготовку, и грим… Но об этом уже никто не говорит. Когда тебе вручают текст по дороге к камере, ни о каком внутреннем содержании уже не может быть и речи. Лично я сниматься в сериалах больше не собираюсь. Хотя, должен признать, встречаются действительно сильные сцены, запоминающиеся образы, даже в многосерийных картинах, и ради них в такой проект можно пойти.
— Кстати, любопытно, отношение к узнаванию у вас со временем изменилось?
— Несомненно, это приятный факт, нельзя гневить бога. Популярность примыкает к профессии. И узнавание бывает разным. Недавно на одном мероприятии, где было много генералов, уважаемых людей, ко мне подошел военный со звездой Героя на груди и поприветствовал: «Наш «Адъютант его превосходительства»! А рядом человек в гражданском тихо сказал: «А я вас помню в оперетте «Летучая мышь». Такие встречи радостны. Но узнавание и утомляет тоже. Почему собака иногда под стол прячется? А ей лаять надоедает, и она хочет спрятаться. Так же и мы — хотим уединения. Вообще я с юных лет в работе, поэтому наслаждаться своей «гениальностью» нет времени…
— Вы говорите точно, как ваш брат Виталий Соломин, с которым я когда-то делала интервью…
— Ну, он же мой брат! Конечно.
— А в детстве вы с ним соперничали?
— Нет, какое там! У нас же разница в возрасте существенная: мне было шестнадцать, я уже за девушками ухаживал, а ему всего девять.
— По характеру вы с ним совершенно разные…
— Абсолютно, но одинаковы в том, что не можем терпеть несправедливость. Бескомпромиссны. Мне уже все равно, как ко мне относятся. Терять нечего… Нас, еще из того поколения, осталось совсем мало… Видели последнее телевизионное интервью Софико Чиаурели? Она водила журналистов по своему дому, практически музею, и как будто прощалась, предчувствуя свой близкий уход. И когда ее спросили, как стоит вас объявлять, народной артисткой Грузии или СССР, — она ответила: «Я артистка исчезнувшей цивилизации». Здорово, правда?!
— Вы себя так же ощущаете?
— Да, я с ней согласен — СССР являлась целой цивилизацией, но я не хочу сказать, что умру скоро (улыбается). А вот когда нарушают ход цивилизации, она гибнет. И мы сегодня пытаемся как раз нарушить ее движение, якобы исправляя, но не точно.
Среди провинциалов много талантливых
— Сегодня принимаются законы, связанные с театром, а насколько полезными они оказываются на деле?
— К сожалению, среди чиновников очень мало профессиональных людей. Не хочу называть фамилию, но я знаю человека, который прошел практически по всем министерствам. Он знает и как корову доить, и как дороги строить, и как лечить, и как спектакли ставить… Да такое просто невозможно! В мире нет индивида, который разбирался бы во всем! Если только кто-то из крупных писателей… Но это уже философский подход.
А что сейчас делается с нашим образованием (школа, культура — это ведь нельзя рассматривать одно без другого)?! Только ленивый о современном образовании не сказал. Рекламируют новые научные города — хоть разумнее было бы поддержать уже имеющиеся (более 40 лет я связан с подмосковным городом Королевым, и сегодня на месте знаменитого космического центра строят какие-то здания за забором) … Внедряют образовательные реформы: отказываемся от наших достижений, которые до сих пор ценят за рубежом… Почему власти не слушают родителей и педагогов?
Обещают в глубинке поставить цифровые телевизоры. Может быть, это даже неплохо (как и Интернет, если его контролировать) … Но ведь все это лишь для самого общего развития. А надо думать о главном. Вот я много поездил по России и хорошо помню свою школу, наших замечательных педагогов… Моя первая учительница — Наталья Павловна Большакова, вторая — Елизавета Ивановна Губакова, учитель физики Роман Алексеевич Мочалов. Помимо основного предмета он учил нас петь. Можете себе представить?! Пришел к нам сразу после войны, контуженный, поэтому нас предупредили, чтобы мы физика не нервировали, но он нас всех увлек. Как интересно подавал свой предмет и каким требовательным был! Рассказывал какие-то байки, организовал хор в нашей мужской школе № 5 города Читы. Так что все сто человек, кто изучал физику, — пели… Вот к таким учителям из глубинки должно было бы прислушиваться Министерство образования сегодня, досконально узнать их жизнь. Это великие труженики. Как и медицинские работники.
Нам всем сегодня тяжело, но мы все-таки в центре, а как же сложно им там, в провинции! По некоторым вопросам Российская академия образования расходится с Минобрнауки, и получается такой тришкин кафтан, который никому не идет на пользу. И никто не признает своих ошибок, хотя стоит лишь покаяться перед нашим добрым народом, и он простит…
Из музыкальных школ профессура разбежалась вынужденно, уехала за границу. И балета скоро у нас станет «маловато»… Кстати, по поводу танцев — нас ведь раньше танцевать тоже учили еще в школе. А сейчас ритмически абитуриенты крайне плохо подготовлены. На вступительных экзаменах в театральный много зрителей-студентов набирается в зале, чтобы похохотать. Даже под зажигательную «Калинку», которая, кажется, всех тянет пуститься в лихой пляс, абитуриенты еле-еле, неуклюже двигаются, не зная, куда девать руки и ноги. Иногда выгодно отличаются лишь провинциалы. Причем чем дальше от Москвы они жили, тем лучше. Вот такие ребята еще сохранили самобытность, их говор — просто музыка! И там у них еще вальс танцуют… А здесь — пришел здоровенный детина после армии в форме, в сапогах и даже вприсядку не может кружок сделать. Я не выдержал — стал сам ему показывать, после два месяца ходил перевязанный (у меня мениск порван на левой ноге). Так что вот такие у нас результаты образования…
— В других областях знания у молодежи такие же?
— Да, вот сейчас как раз набираем первый курс в Высшее театральное училище им.
Возьмем тот же спорт. Почему для успеха футбольной команды обязательно нужен какой-нибудь бразилец? Он играет по контракту, не за Родину. А раньше ребята бились за Родину, за маму с папой, за своих родных. А теперь идет перепродажа. Но это же не земельный участок, а спортсмен. Жаль, что данная тенденция прогрессирует. Она в корне безнравственна. Когда человек знает, сколько он стоит…
Я в училище с первого курса веду политику абсолютно равного ко всем отношения. И своим коллегам-педагогам запрещаю кого-то выделять, ласкать. Видишь особый дар — держи в уме, помогай, чтобы никто вокруг не обиделся и сам человек не распознал иной к себе подход. В этом отношении веду себя буквально как зверь, хотя по натуре совсем не злобный.
Природа подсказывает
— Как вы отдыхаете от работы?
— А вот приезжаю к себе на дачу в пятницу, и меня встречают чуть ли не с транспарантами. Собаки прыгают (у меня их четыре, все самой умной, дворянской породы), громко лают: старшая — Лушка, потом Валет, Толян, Джульба и 5 кошек на заборе: Дуся, трехцветная Сильва (по-домашнему — Плисецкая), тихая Машка, вальяжный Алик и юный Лелик. Я всех кормлю заранее купленной ливерной колбасой… Внучка где-то подобрала трех котят, принесла домой, а двоих нашла жена, она у меня обожает кошек. А я всегда был неравнодушен к собакам, но через Алика полюбил и котов. Он пушистый, здоровый, пятикилограммовый, сибирский красавец, может гулять сутками, но когда возвращается, ходит за мной, как пес, спит на груди. А когда я схватил радикулит, он неотступно ложился под больной бок и все-таки вылечил меня. Животные обязательно должны быть дома, чтобы ребенок приучался любить живое существо, ухаживать за ним… У меня даже в театре, в рабочем кабинете, живет попугай Федя. И еще у меня на дачном участке шестьдесят пять сосен, берез, елей… Солнца почти нет, но мне как раз то, что нужно: я размышляю, природа мне иной раз что-то подсказывает… Как-то сидел у открытого окна, смотрел программу о том, как Товстоногов ставил спектакль «Три сестры», на улице было солнце, и вдруг я услышал мерный стук. Оказывается, это крупные капли начавшегося дождя били о железо… Тут же осенило: это же эмоциональный, действенный финал моих «Трех сестер», особенно на фоне чеховских слов о России… И я все время на даче вспоминаю отца, которого в детстве не мог понять: он природу очень любил и частенько вставал на рассвете, шел в лес и уже к завтраку приносил грибы. Я не составлял ему компанию, мне не нравилось, как шумит лес, а он садился под дерево, курил и мог так провести довольно много времени… И вот только теперь я его понимаю. Когда приезжаю в понедельник с дачи, мне все говорят, как я хорошо выгляжу (улыбается).