Телевизионный бог ревнив и завистлив. Он не прощает измен. Чуть зазеваешься, сбавишь темп, отвлечешься — и уже другой занял твое место. Казалось бы, Дибров вполне мог почивать на лаврах, которые он снискал еще во времена «Антропологии», но он нет-нет да и оглядывается с беспокойством: что там молодые коллеги? Наступают на пятки? Телевизионный идол требует жертв, на его алтарь нередко приносятся дружеские привязанности, личное время, любовь, семья. Что ж, за свою известность Дибров заплатил сполна. Три распавшихся брака, двое детей, которые выросли без его внимания и заботы…

Недолгий семейный союз с ростовчанкой Сашей Шевченко и женитьбу на девятнадцатилетней модели Полине Наградовой не обсуждал только ленивый. Что это — брачная афера, мыльная опера, которую так любят крутить по телевизору в прайм-тайм? Проделки того самого беса, что является мужчине с первыми сединами? Как говорит Дмитрий, для него это сказка. Сказка про юную Золушку, которая появилась на конкурсе красоты и спасла «хрустальное сердце телевизионного принца». Принцем Дибров называет себя сам, хотя, на наш взгляд, он скорее тянет на звание матерого волка.

«Какой же я телеведущий?! Нос у меня как у удода, сижу весь скрюченный...»

— На телевидении вы уже давно. Вас все еще вдохновляет это дело?

— Дмитрий Дибров: «Послушайте, телевидение — это же важнейшая штука на свете. Раньше мне казалось (мой отец внушил мне такую мысль), что высшая форма служения — литература. Но писателем можно быть либо гениальным, либо никаким. В юности я думал, что мне еще рановато, ведь обычно прозаик может состояться после тридцати, когда есть что сказать. Я решил, что как-нибудь прославлюсь на нелитературной почве, а потом слава моя как локомотив потянет вагоны моих произведений. А где можно прославиться? Ответ был только один — в телевизоре. На телевидение я попал в 1979 году, и потихонечку, мало-помалу средство превратилось в содержание. Я обнаружил вдруг, что никакой я не писатель, потому что пишу скучно, а самый настоящий телевизионщик! Когда я стал главным режиссером четвертого канала и придумал прямой эфир (в том здании даже не было аппарата, который переводил бы телефонный звук в аудио, я его заказывал на местном оборонном заводе через дорогу), то стал размышлять: кто же может работать в этом новом и рискованном жанре — ведущий прямого эфира? Позвонил Булату Окуджаве, но тот отказался. Сказал: „Дима, у меня другая деятельность мозговая, я писатель“. И я как режиссер, прекрасно понимая, что нужно от телеведущего, решил попробовать сам. Хотя какой же я телеведущий? У меня нос как у удода, я сижу скрюченный, и в тот момент, когда мне что-то нравится, начинаю дрыгать руками и ногами. Акцент у меня донской, я тюкаю. У меня на Дону все тюкают, но они же не сидят в телевизоре! Но я понял, что раз зритель прощает мне эти недостатки, значит, есть ради чего. И это мне дороже всего на свете».

— Слава в списке приоритетов. А что можете сказать по поводу материальных ценностей, атрибутов успешного человека, как то: дом на Рублевке, большой и красивый «Лексус»?

— Дмитрий: «Лексуса» у меня нет, у меня «Мерседес»… Нет сомнения, что в номере, где ты останавливаешься, лучше иметь мягкие махровые полотенца, батистовые простыни и Wi-Fi. Но ты должен понимать, что это всего лишь полотенце и махровый халат. Не стоит привязываться к материальным благам, хотя иметь их необходимо. Не следует целиться в материальное, поскольку это путь товароведа. Деньги приходят сами собой, если целиться в профессию и искренне полагать, что ты должен стать в ней лучшим".

Крестным отцом маленького Саши Диброва стал адвокат Анатолий Кучерена.

— Вы почувствовали, как по мере обретения славы и популярности корректируются ваши отношения с бывшими одноклассниками, друзьями по институту?

— Дмитрий: «Понимаете, в чем дело: слава же не приходит сама, это результат твоих усилий. Василий Шукшин говорил, что когда он приезжает в родное село, то испытывает неловкость перед земляками за свою известность. И я вижу эти жалкие испуганные глаза моих однокашников в тот момент, когда они разговаривают со мной. Естественно, они ненавидят то, что является укором их собственной судьбе. Но в отличие от Василия Макаровича я не испытываю неловкости. Потому что хорошо знаю: мне все досталось не от Деда Мороза под елкой».

— Вы согласны с тем, что все, что совершает в жизни мужчина, он совершает ради женщины?

— Дмитрий: «Хорошая идея. Но боюсь, что в моем случае это не так. Моя работа большинству тех женщин, которые мне нравятся, не особенно понятна. Бывает, конечно, счастливое сочетание, когда женщина невероятно красива и при этом очень „мопассаниста“. Я встречал парочку таких, но это большая редкость. Как говорят американцы, „молния попала в горлышко бутылки“. Обычно же бывает, как писал Саша Черный: „Это было в провинции, в страшной глуши. Я имел для души дантистку с телом белее мела, а для тела — модистку с нежной и честной душою“. Мое телевидение, боюсь, непонятно модистке. А умные, но страшненькие мне не нравятся. Я люблю молоденьких и красивых. Поскольку не приходится ожидать, что при этом они еще будут смотреть программу „Временно доступен“, то приходится все делать самому. Я беру нужный объект и добавляю туда то, что мне кажется важным. Так у меня получилось с моей женой Полиной. Я на ней тренирую тот механизм, который потом буду применять к главному объекту — моему сыну. Меньше всего молоденькой даме нужны нотации, ее нужно только развлекать. Но при этом развлекать с умом. Надо делать все для того, чтобы Рюноскэ Акутагава цитировался в дружеском кругу. Тогда она сама подумает: что за Акутагава такой? Пойду-ка я почитаю, чтобы не выглядеть дурой».

Годовщину свадьбы Дмитрий и Полина отметили красочным обрядом на острове Маврикий.

— У вас с Полиной очень интересная история получилась. Сначала она сказала вам «нет»…

— Дмитрий: «Сначала она сказала „да“. Мы встретились с Полиной на конкурсе красоты. Это был первый конкурс в ее жизни, но она его, конечно, выиграла. Она была самой красивой выпускницей Ростова-на-Дону, откуда родом три победительницы конкурса „Мисс Россия“. Посмотрите на Полинины объемы — да она просто обязана была стать победительницей! А я сидел в жюри… У нас случился страстный роман, немного пикантный, разумеется, потому что разница в возрасте большая. Да и в интеллекте, и в образовании. Но, к счастью, я увидел, что Поля — это человек, очень верно ориентирующийся в шкале жизненных ценностей. Porsche Cayenne — это, конечно, хорошо, но надо, чтобы за рулем ехали мозги, а не арифмометр. И чтобы избранник был уважаемым и умным человеком. А тут я… Наши отношения продолжались год, и Поля первая сказала, что надо бы пожениться. Я не думал о свадьбе и считал, что моя загсовая песенка спета. Но тут понял, что эта маленькая девочка важнее для меня, чем я сам. И подумал: „А в самом деле — чего бы в загс не сходить, я уже пятнадцать лет там не был“. Это немного смешно, но, по семейному преданию, моя прабабушка была рождена от брака шестидесятилетнего помещика с двадцатилетней экономкой. Если тогда в этом не было ничего постыдного, почему и мне так не поступить?»

— Получается, это Полина сделала вам предложение?

— Дмитрий: «Это тот случай, когда оно само собой родилось. Но дальше произошло вот что. Полино окружение в один голос стало твердить, что любовь любовью, но зачем же замуж в восемнадцать лет?! К тому же за пятидесятилетнего мужчину. Ведь можно и без загса дружить, любить, летать в Москву. Тогда Полина мне и сказала, что замуж все-таки еще рановато. Разумеется, это был удар. Для меня открылось значение абсолютно всех художественных произведений во всех жанрах про несчастную любовь, которые когда-либо были созданы. В этих книгах рассказывалось о том, как от человека уходит любимая, а он вешается, стреляется, убивает жену и ее любовника. Раньше мне были непонятны такие страсти».

Маленький Саша кажется отцу гениальным ребенком. И он уже приписан к донскому казачеству!

— У вас же было на тот момент уже два брака…

— Дмитрий: «Так браки эти распадались по обоюдному согласию. Иногда я специально создавал такую ситуацию, когда женщина говорила: „Я от тебя ухожу!“ И я, делая скорбное лицо, радостно восклицал „Yes!“, как только за ней захлопывалась дверь. Все так делают, не волнуйтесь. Но так, чтоб по живому… Мне стали понятны стихи Вертинского: „Мне когда-то хотелось иметь золотого ребенка, а теперь я мечтаю о том, чтоб уйти в монастырь“. Я всегда любил его, но только теперь эти строки наполнились для меня кровью, только теперь мне стало ясно величие Шекспира. Я понял, что такое исступленная сила страсти. Я сворачивался в клубок на своей холостяцкой (арбатской, между прочим) дворцовой кровати. Я напоминал себе героя Олеши из „Трех толстяков“, этого принца, наследника Тутти, который только рад сердечному ранению, потому что выступила кровь и он знает — у него настоящее сердце. Не хрустальное, не фарфоровое сердце принца теле-видения. Я живой человек, я еще способен любить и страдать».

— И это была любовь? Или все-таки уязвленное самолюбие?

— Дмитрий: «Конечно, любовь. Потому что в тот момент важнее всего на свете для меня была эта маленькая девочка из Ростова-на-Дону — что она думает, чувствует и как она живет. Мои друзья, естественно, стали предлагать: „Давай-ка мы ее тебе сейчас привезем. Давай помешаем ей участвовать в конкурсах, закроем все двери“. Я сказал: „Упаси Господь! Пусть живет, и дай бог ей счастья“. Потом Полечка встретила молодого человека и получила все представления о том, что такое отношения со сверстником. Как она признавалась мне позже, это не любовь пятидесятилетнего мудреца. Это деспотичная страсть молодого красавца, которому еще самому надо устанавливаться в жизни, и он за неудачи и комплексы отыгрывается на своей молоденькой возлюбленной. Когда я читаю в женских журналах рассуждения о том, стоит ли юным барышням выходить замуж за пятидесятилетних, я смеюсь. Да среди сверстников ни в коем случае нельзя искать отца детей! Можно искать собрата по играм, собутыльника, сотанцора на дискотеках, но не спутника жизни. Сверстник не способен составить счастье женщины. Все-таки мужчина должен делать дело, а в двадцать три года он сам еще ребенок, ему учиться надо. А он уже делает ей всякие замечания: не горбись, не кури, чего ты так смотришь на того парня… Ничего подобного я себе не позволял, потому что мне важна девочка как она есть, переделывать ее я бы не стал».

Недавно в доме Дибровых появился еще и камерный рояль, на котором они будут учить сына музицировать.

— Но вы же Полину переделываете — сами рассказывали…

— Дмитрий: «Если вы внимательно меня слушали, то поймете, что все дело в методах. Методы пятидесятилетнего мудреца серьезно отличаются от тех, какими орудует двадцатилетний шалопай. Тот берет в руки зубило и отбойный молоток, а мудрец использует тонкие щипчики. Так же работает надо мной и моя девочка. Она тоже переделывает меня, но очень тонко, по-женски… За то время, что мы не виделись с Полиной, я влюб-лялся, и, как мне казалось, искренне, но я видел совсем другое к себе отношение. И когда сложилось так, что я вновь остался один, у меня даже не возникло мысли, кому позвонить. Я спросил себя: да есть ли на свете тот единственный человек, с которым я хотел бы быть? И сразу подумал о ней».

— Со стороны это выглядело так. Вы почувствовали, что вам нужна семья. Когда не получилось с Полиной, появилась Саша. Они чем-то похожи: обе молодые, красивые, ваши землячки…

— Дмитрий: «Вы правильно говорите. Даже в православном брачном ритуале есть такие слова: «ибо не должно человеку на земле едину быть». Я без зависти смотрю на своих ровесников, которые ведут разгульный образ жизни. Разъезжают по ночным клубам на роскошных машинах, которые под утро наполняются девичьими голосками. Это путь в преисподнюю. Я недавно говорил с Микки Рурком — человеком, прошедшим ад алкоголизма, забвения, разгульной жизни. Он сказал: «Вход в ад не представляет собой похожие на топку котельной тяжелые чугунные ворота. Нет, это увитые розами прекрасные арки, сквозь которые тебя зовут златовласые феи. Только потом, втянувшись, понимаешь, что ты уже в аду».

Все возлюбленные Дмитрия чем-то похожи. Но Полина поразила его своими «гитарными» формами.

— Он ужасно сейчас выглядит, Рурк…

— Дмитрий: «Главное, он сейчас возродился из этого периода забвения, как птица Феникс. Я скажу так: человек нигде не найдет счастья, кроме как в семье. Но в двадцать три года мне надо было работать и работать. Девушки московские, которые почему-то вдруг отдавали предпочтение мне — странно одетому ростовскому мальчику, работающему в подмосковной газете и добирающемуся до работы общественным транспортом (а тогда некоторые мальчики уже разъезжали на собственных „Жигулях“ в Барвиху), быстро переключались на других. Потому что мамы вправляли им мозги. Потом они ждали меня здесь, у „Останкино“, с единственным вопросом: „Скажи, кто у тебя был в ЦК?“ А у меня в ЦК никогда никого не было, я должен был пахать и пахать, чтобы достичь того, что я имею сейчас. Какая семья? Я не мог не жениться в первый раз, потому что страстно влюбился. Эльвира была очень красивой девочкой, работала секретарем в издательстве, куда я принес свою первую рукопись. Теперь я понимаю: тот, кто женится в двадцать три года, не имеет мозгов. Но тот, кто не женится в двадцать три года, не имеет сердца. Я человек страсти. Я обязан был пойти в загс, потому что есть разница между поручиком Ржевским и Казановой. Увы, жизнь расставила все по местам. Ну какой из тебя отец в двадцать три?! Тебе пахать надо. Какие пеленки?! В тридцать лет, когда я женился во второй раз, я уже работал на телевидении. И важнее моего телевидения для меня тогда ничего не существовало. Я же чувствовал себя Гаврошем на баррикадах свободы. Вот эти десять миллионов интеллектуалов, которые смотрели только нас с Андреем Столяровым, — это моя аудитория, моя паства, мои дети. Тогда мне было не до семьи… А сейчас я уже не знаю, что можно придумать на телевидении, чего бы я еще не попробовал: игры и ток-шоу вел, авангардистские вещи снимал, интервью делал. Да, приходят другие ребята, такие как Ваня Ургант, Гарик Харламов, но и мы с Познером все еще в обойме. Мне кажется, телевизионный бог еще видит нас на своем астральном экране. Я считаю, что выполняю свою работу для двадцати трех процентов телеаудитории, — это очень большая цифра. Я не хочу делать новые проекты. У меня есть „Временно доступен“ — это для души. „Кто хочет стать миллионером?“ — это для заработка. Мне неинтересны деньги — их вполне хватает. Так что у меня появилась уникальная возможность заняться семьей».

— У вас маленький сын, вы его в казаки посвятили. Как воспитывать будете?

— Дмитрий: «Пока нельзя так сказать — „посвятили“. По казачьему уложению посвящают в казаки в три года. Мальчика сажают на лошадь, скрещивают шашкой, и с того момента ему позволительно носить лампасы. А мы просто окунули Сашку в Дон, чтобы было у него за душой кое-что помимо себя. Для донского казака Дон и Отечество прежде всего. Это такой самоотверженный рыцарь. В полгода свезли Сашку на Дон, это была его первая дальняя поездка. Как сказал азовский атаман, „повыбрекал парень ногами по Дону“. Приписали сына к азовской станице. Мы с атаманом так решили, потому что Азов — город казачьей славы».

Всего через три месяца после развода с Сашей Дмитрий отправился под венец с Полиной.

— У Саши казачий характер?

— Дмитрий: «Возможно, я напоминаю клушу, но мне кажется, что он гениальный ребенок. Спокойный, приветливый, какой-то очень мудрый, по пустякам не скандалит. Занят изучением мироздания, очень любит телевизор. Правда, мы не даем ему много смотреть. В нашем новом доме будет проектор, чтобы телевизор не „ел“ глаза. Я же не из кокетства очки ношу… Не удивлюсь, если Сашка тоже будет телеведущим. Заставлять не буду, но выбор обеспечу. С такой фамилией он имеет право на первое прослушивание. Но прослушают ли его второй раз — будет зависеть от него».

— А ваша молодая жена Полина согласна с уготованной ей ролью домашней хозяйки?

— Дмитрий: «Надо сказать, что это гендерная подмена, если женщина — героиня „Оптимистической трагедии“ Всеволода Вишневского, этакая комиссарша в бушлате, с маузером, выполняющая мужскую работу на эскадренном миноносце. Помните, чем все закончилось? Звучат трубы любви — и перед нами обычная женщина. Если мужчина объявляет себя домохозяином — это странно. Наше назначение — делать самолеты, банки, мосты, телевизионные передачи. Мужчина — это министр иностранных дел государства по имени семья. Он обязан сделать все, чтобы внешняя враждебная среда не коснулась его государства. Но вполне естественно, если жена скажет: я домохозяйка, я мать. Это ответственная и благодарная работа, а не иждивенчество. На женщине держится семейный очаг».

Брак Дмитрия с ростовчанкой Сашей Шевченко продлился целых семь месяцев.

— Есть же работа для удовольствия…

— Дмитрий: «Это меняет дело. Если эта женщина-счастливица обладает каким-либо талантом, кроме того, самого важного, что дан ей Богом, то да. Мы, мужики, не способны к деторождению. Может, потому и делаем банки, телепередачи, мосты, чтобы сгладить неловкость и досаду на судьбу. А женщина уже готова к этому. Да загляните в пятницу вечером в популярный стрип-бар на Сухаревке, где собираются все эти шикарные и волевые бизнес-леди. Послушайте, о чем они говорят. Они напиваются вдрызг и плачутся на то, что нет рядом настоящих мужиков, сильного плеча, на которое можно опереться. Но наступает утро понедельника, и они снова спешат, летят на свое селекторное совещание».

— Ваш брак с Сашей распался потому, что она не разделяла ваших взглядов на роль женщины в семье?

— Дмитрий: «Знаете, отзываться резко об уважаемом мною человеке я не хочу, а иначе не получится, поэтому не провоцируйте. Полине повезло: она сейчас находится в такой семье, где восхищаются ее достоинствами. Я говорю ей в шутку: красота — это наименьшее из твоих достоинств. Знаете, она изучает французский. Ей нравится. Не сомневаюсь, что когда-нибудь Поля прочтет Бальзака в подлиннике. Ну или хотя бы сможет пообщаться с французским таксистом. Она много читает, с интересом лезет в библиотеку. Кроме того, она ведет семейный бюджет, а это очень сложное дело. Представьте себе, богатые тоже плачут! Сейчас мы строим дом — тысяча квадратных метров, такая махина… И она руководит процессом. За прорабами нужен глаз да глаз. Так что я с Полей как у Христа за пазухой. Конечно, два года назад мы очень сильно рисковали, отправившись в загс. Но иначе я поступить не мог — я не мог оскорблять любимую женщину предложением содержания. Она могла оказаться стервой, со скверным нравом или же обычной давалкой. Сейчас же разнузданность и аморальность в почете… Некоторые светские барышни даже пишут руководства, как стать настоящей содержанкой. Да и я мог оказаться кем угодно: наркоманом, пьяницей, педофилом. Но мы с Полей друг другу поверили… Эти два года для нас как сплошной медовый месяц. И я могу сказать, в чем секрет. Главный враг мужчины — это скука женщины. Ты должен думать, как разнообразить любимой жизнь. Совсем не обязательно каждую неделю летать в Европу и покупать дорогие вещи в Третьяковском проезде, подойдет и Третьяковская галерея, и цветы, подаренные неожиданно, и любовная записка. Ну и дом должен быть всегда открыт для друзей, для общения. Но чтобы мужчина это понял, ему надо пятьдесят лет походить по пустыне… Многие мои сверстники боятся жениться на молоденьких: за свой кошелек боятся и за голову — вдруг рога на ней вырастут. А не надо бояться рисковать».

Дочь Диброва Лада живет во Франции и собирается стать журналистом.

— Вы еще детей хотите?

— Дмитрий: «Еще как! Помню прекрасно, как собиралась наша семья, весь наш казачий род, за одним столом, как старики говорили разные мудрости, давали дельные советы. К сожалению, сейчас никого из них уже нет в живых. Но я бы хотел, чтобы мой сын вырос в большой семье, иначе зачем же мы строим этот огромный дом?»

— Дмитрий, а с детьми от первого брака вы общаетесь?

— Дмитрий: «С дочкой — да. Она живет в Париже, учится в университете. Получает интересную профессию — кибержурналист. Я считаю, с течением времени интернет-журналистика вытеснит печатные издания. Сейчас это еще не очень развито из-за того, что не у всех есть Интернет, но в будущем, уверен, так и произойдет. Может, Лада запустит в России какой-нибудь интересный проект. А может, и во Франции, не знаю. Я буду рад, если она вернется в страну. С сыном мы не встречались уже лет десять. Это был его выбор. А я не стал навязывать ему свои взгляды. Денис взрослый мужчина (ему двадцать шесть лет) и вправе сам решать, как ему жить».

— А чем он занимается?

— Дмитрий: «Работает режиссером на одном из телеканалов».

Дибров очень любит Бориса Гребенщикова и даже снял про него фильм «Питерский рок».

— Да у вас действительно династия!

— Дмитрий: «Да. Но хотелось бы мне, чтобы младший сын обладал тем, чего нет у меня, — певческим даром. Я пою и даже выпустил пластинку, но разве сравнить мой вокал с тем, как поет Меладзе или Николай Носков! И я мечтаю: вот бы и у моего сына был голос! Мы с Полиной купили огромный камерный рояль. Не какой-нибудь там роялишко для рублевских интерьеров, а настоящий, с 2,8-метровой басовой струной. Надеюсь, детство, проведенное вблизи этого роскошного инструмента, подвигнет моего сына на занятия музыкой. Я не хочу проявлять родительский деспотизм и заставлять его разучивать гаммы, но вдруг ему самому это понравится… Разве я не имею права мечтать? Помню, какое лицо сделала мама, когда я в седьмом классе заявил ей, что хочу поступить во ВГИК. Она сказала: „Сначала положи на стол диплом юриста, а потом делай что хочешь“. (Профессия юриста тогда считалась самой престижной.) С трудом, с помощью папы мне удалось уломать ее на диплом журналиста. Не думаю, что сделаю такое же лицо, если мой сын в седьмом классе объявит, что хочет стать артистом или музыкантом. Но не поручусь за себя, если он сообщит, что желает стать адвокатом или партийным деятелем. На самом деле главное, чтобы он вырос достойным человеком, думающим, который не просто топчет землю и развлекается, полагая, что светские тусовки — это и есть смысл жизни. Мы Сашу крестили в храме Христа Спасителя — чтобы из любой точки Москвы он видел то место, где крещен…»

фото: Вадим Гортинский/журнал Hello!, Марк Штейнборк/"Семь дней", издательство «Семь дней», Руслан Росщупкин/дирекция общественных связей Первого канала, Мила Стриж/"Комсомольская правда", архив «МК», Photoxpress