Дети

— Когда я открываю в Стокгольме Нобелевские концерты, то всегда произношу такие слова: «Дорогие папы, мамы, дедушки и бабушки, тети и дяди! Если вы хотите, чтобы ваши дети сделали первый шаг к Нобелевской премии, то, пожалуйста, начинайте не с физики, не с химии — начинайте с музыки. Все научные открытия — в ней. Музыка — это пища для мозга». Я имею возможность общаться с нобелевскими лауреатами и знаю: в 90% случаев в детстве у всех так или иначе была музыка. То ли мама играла, то ли самого ребенка отдавали на скрипку или фортепиано, или ребенок пел в хоре, или ходил в церковь. То есть что-то такое происходило в 3—5-летнем возрасте, что у ребенка сформировалось не только музыкальное, но и научное мышление. Вот почему Альберт Эйнштейн в одном из частных писем сказал, что если бы не было фуг Баха, то он бы никогда не понял, что E=mc². Искусство и музыка всегда раньше науки, на интуитивном уровне знают основные вещи…

Ахматова

— Была одна женщина в России, имя которой вы очень хорошо знаете. Вообще я никогда публично об этом не говорю. Но мне повезло: меня привели к ней читать стихи. И она сказала: «Мальчик, вы — пророк! Вы умеете очень глубокие вещи говорить простым, доступным языком. Это качество пророка. Идите к людям». Мне было только 15 лет. Вскоре она умерла, эта царственная, великая женщина… Анна Андреевна Ахматова.

Эффект Казиника

— Для музыки требуется определенный уровень восприятия. Давайте говорить просто: что такое творение искусства? Это вибрирующий источник. Что такое человек, воспринимающий его? Это приемник, который должен быть настроен на ту же волну, что и творение искусства. И я научился настраивать человека, независимо от его уровня образования, на волну вибрирующего источника. Вдумайтесь, почему когда-то простые крестьяне приезжали в субботу в церковь Святого Фомы и слушали музыку Иоганна Себастьяна Баха, и не возникало вопросов — понимают они ее или нет? Понимают. Потому что они настраивались всю неделю на эту субботу, они переодевались, ехали, подошли к церкви и подумали о жизни и смерти. И в этот момент их «поймал» господин Бах, когда их душа была настроена на вечность, на этот день.

О путче и отъезде в Швецию

— Я никуда не уехал. Это первое заблуждение, о котором все говорят. У меня два паспорта, квартира в Минске, в которую я регулярно возвращаюсь, встречаю там друзей, пишу книги и читаю, и вообще все лучшее я пишу в Петербурге, в Минске, Нижнем Новгороде, но только не в Стокгольме. Была смешная история: 19 августа 1991 года, как раз будучи в Стокгольме, я подписал договор, который меня уговаривали подписать три года подряд. Просто я включил телевизор и — не испугался! — разозлился на путч. Потому что еще раньше я написал Горбачеву в письме, что это случится, что нельзя быть наполовину беременным, нельзя перепрыгивать пропасть в два приема, что или да, или нет — решитесь, Михаил Сергеевич, наконец! Ответа я не получил — а я его ждал, как последний глупец.

Но все-таки большую часть времени я провожу на постсоветском пространстве. А Швеция для меня — как красивая морская ракушка, где я — улитка. Щелкнут по носу, и я туда, в летний домик…

Разность культур

— Когда мы говорим о русской культуре, мы говорим, что в России она всегда существовала «несмотря на» и «вопреки всему». И это ценнее, чем когда все условия созданы. Ну вот в Швеции есть все условия — и где ваша культура? Их культура превратилась в дизайн. «Мы посмотрим картинку, а потом попьем кофе!». А культура — это жизнь и смерть! В России всегда чем хуже было бытовое, тем выше поднималось духовное. Я безумно люблю Россию: это мой язык, это мои стихи, мой народ.

Спорт или физкультура?

— Недавно я побывал на Камчатке. Там, где все время просыпаются вулканы, посреди разрухи стоит маленькая школа искусств. В этой нищете, в бедности живут люди с горящими глазами. Артист филармонии получает там 8 тысяч рублей. А кто-то рядом строит теннисные корты и одержимо кричит: «Спорт, спорт, спорт!»… Я там даже по радио выступил: «Люди! Это Адольф Шикльгрубер любил спорт, а в демократических странах любят физкультуру. Потому что спорт — это когда надо нападать. Нельзя ставить на спорт, надо ставить на культуру, на все ее виды! Мы что, опять к войне готовимся? Нам не мускулы нужны, а дух…».

Борьба с нецензурной лексикой

— На Камчатке говорят только матом. Один человек вопрос задает матом, а другой отвечает матом, и они абсолютно понимают друг друга. У меня на концерте были девятиклассники, и их учительница попросила меня как-то воздействовать на них. Она сказала: «Вы знаете, я не могу идти по школе, они говорят, как их родители, — только матом». И вот с этого я начал. Я им такого наговорил! Я сказал: как только вы матерное слово говорите, так на стене дома появляется трещина. Еще одно слово — и яма, туда ваши дети упадут. Вы не понимаете, что слово — это энергия, вы неверующие и не знаете, что вначале было слово. И вот на днях мне позвонили: «Знаете, Михаил Семенович, ни одного матерного слова после вашего отъезда во всей школе!». Как будто школу помыли!

О снижении уровня преступности в Швеции

— В Швеции у меня был трехлетний проект, в результате которого произошло 17-кратное падение молодежной преступности. В эксперименте участвовало сто тысяч человек, живущих в гигантской провинции Швеции — Смолянде. За это время я встречался с каждой группой 17—18-летних ребят по 10—12 раз, беседовал с ними, привозил с собой симфонические оркестры, театры, были феноменальные постановки. Когда молодежь попала несколько раз в это поле, вдруг выяснилось, что ценности у нее иные. Вы бы посмотрели, какие они мне нарисовали рисунки, какие выдвинули философские идеи! В одном из городов 120 гимназистов устроили при церкви Баховский кружок. А почему упала преступность? Просто потому, что обстановка вокруг изменилась.

Планы

— Я решил вот что: еще сколько-то лет поработаю на Западе, добьюсь всего, чего хочу, проведу Нобелевский концерт и брошусь в Россию. До отъезда в Швецию я был простым лектором-музыковедом Белорусской филармонии. Теперь я стал профессором, у меня есть Драматический институт, Нобелевские концерты, крупнейшие писатели, бергмановские актеры. Ведь в России приходят не на умного, мудрого, глубокого, парадоксального человека, а на его звания. Поэтому, как только мне позвонили: «Мы хотим, господин Казиник, чтобы вы стали экспертом Нобелевского концерта», я сказал: «Йес!». То есть эта победа не для Швеции, а для России, где я в первом же интервью скажу: «Между прочим, я эксперт Нобелевского концерта!». Я добился того, что провожу конференции врачей на острове Готланд, конференции всех директоров школ под эгидой правительства Швеции… Сейчас я уеду в Копенгаген, где у меня будет по три встречи в день с бизнесменами, детьми, учителями, учеными. У меня это есть, и я больше не хочу добиваться там! У них все хорошо. Я хочу добиваться здесь. Напишите, что я хочу здесь! Пока у меня есть силы, энергия, и пока я могу бороться.