— Константин Георгиевич, насколько я знаю, вы выращиваете растения с заданными полезными свойствами. Для чего они могут быть использованы?

— Действительно, в новом тысячелетии уже создано следующее поколение биотехнологических растений с полезными для человека свойствами. В 2004 году с целью профилактики некоторых форм слепоты был получен так называемый золотой рис, содержащий бета-каротин. Это растительный пигмент — предшественник витамина А. По оценке ВОЗ, от нехватки витамина, А страдают 230 миллионов детей во всем мире и по крайней мере один миллион детей в год умирает от болезней, связанных с его дефицитом.

На рынок уже поступила соя с пониженным содержанием линоленовой кислоты, одновременно обладающая устойчивостью к гербициду. Производимое из нее соевое масло относится к продуктам здорового питания, его потребление вместо маргарина, например, позволяет снизить риск сердечно-сосудистых заболеваний за счет отсутствия трансжирных кислот. Мы работаем над созданием культур, способствующих защитите организма от онкологических заболеваний. Собрано огромное количество подтверждений пользы такой продукции, в то время как достоверных данных о вреде ГМО не существует.

— Вы, наверное, единственный российский ученый, не боящийся говорить вслух о том, что генно-модифицированная продукция — это благо.

— Почему я должен бояться говорить правду? Россия — единственная на сегодня крупная страна, где в сельском хозяйстве не производится ГМ-продукция. При этом мы ежегодно завозим и потребляем десятки миллионов тонн мяса бычков, откормленных генно-инженерной соей, поскольку другой в мире уже нет. США, Бразилия, Китай, Индия подняли сельское хозяйство на генетически модифицированных культурах. Купленные в аптеке инсулин, интерферон, многие витамины и другие препараты тоже «замешаны» на ГМ-основе. При этом ни у кого не возникает мысли выбросить лекарство в урну. Так что широкое использование ГМО — свершившийся факт. Незачем обсуждать, нужно это или нет. Уже более 30 лет назад на Асиломарской конференции ученые поставили безопасность на первое место в работе с рекомбинантными ДНК. Поэтому биологи годами экспериментально проверяют, насколько безвредным окажется тот или иной продукт, прежде чем предложить его к употреблению. Я повторяю уже не первый год: ни одно растение не выйдет из нашей лаборатории, пока не будет доказана его полная безвредность.

— Но если для биолога всё это очевидно, чем же руководствуются ваши ученые оппоненты?

— Исключительно политическими и материальными интересами. Наука тут ни при чем. При этом правда такова: Россия как никакая другая страна нуждается в биоинженерии в сельском хозяйстве, которое мы совершенно запустили. У нас сложные климатические условия, и наши земли засорены сорняками, как нигде в мире. Есть только две страны — Россия и Канада, — где имеются неиспользуемые пахотные земли. Еще пара лет — и те страны, где таковых остро не хватает, могут у нас их отнять. А другие страны, например Китай, сейчас активно скупают африканские земли и начинают осваивать их под ГМ-культуры. Их волнует вопрос, чем кормить свой народ. Нас, видимо, нет. 40 процентов урожая картофеля на российских полях гибнет от грибковых болезней и колорадского жука. Экономически эти потери измеряются миллиардами долларов. А если выращивать новый биотехнологический сорт картофеля, колорадский жук будет обходить эти поля стороной. ГМ-технологии помогают при меньших затратах получить более высокий урожай — сегодня это понимают практически все аграрии. А те страны, где этого еще не осознают, скоро окажутся аутсайдерами.

— Почему эта тема вызывает столь активное отторжение у людей?

— Да, новые генные технологии, действительно, вызывают недоверие у населения. Но это нормально. Двойная спираль ДНК была открыта Уотсоном и Криком в 1953 г. — всего полвека назад, а мы уже начинаем манипулировать тем, что считалось божественным промыслом — геномом живых организмов, их наследственной информацией. Но с тех пор произошла революция: в 2000 году расшифрован геном человека, затем — тысяча геномов, и через два года такая процедура будет стоить тысячу долларов. А через пять лет расшифровка индивидуального генома станет такой же обыденной процедурой, как анализ крови. Будут прочтены геномы практически всех растений. Перед Россией встает важнейшая проблема — начнем ли мы интегрироваться в мировой процесс. Если наша страна отстанет в генетической гонке, последствия будут тяжелее, чем могли бы быть в случае проигрыша в атомной или космической области. Тот, кто владеет генетической информацией, будет владеть миром. За пять-шесть лет будет составлена генетическая карта всех народов мира. Это стратегическая информация, и у нас такая работа тоже ведется. Второй приоритет — здоровье, персональная медицина на генетическом уровне. Скоро наподобие банковской карты каждый гражданин получит карту генетическую. Страховые компании будут знать о человеке всю информацию и получат возможность определять внутреннюю политику. Это может привести к крупным социальным сдвигам и новым этическим подходам. Всё вместе это означает, что мы стоим на пороге мощной гуманитарной революции, которая грянет вслед за переворотом в генетике. Если мы недооценим эти явления, то окажемся на обочине прогресса.

— Как вы относитесь к клонированию?

— Я был одним из тех ученых, которые разрабатывали против него мораторий. Когда некоторые политики кричат, что будут клонировать Ленина или Сталина, они не понимают, что сделать копию взрослого человека невозможно. Сначала надо получить младенца, а уж что из него вырастет — бог весть. Иначе говоря, вместе с эмбрионом Ленина придется воссоздать ту дореволюционную Россию, в которой он жил, — вместе с братом Сашей, Надеждой Константиновной, Инессой Арманд… На деле такой ребенок-клон окажется абсолютно одиноким существом — без папы и мамы, без семейной истории, чужим на этом празднике жизни. Зачем нужно, чтобы он приходил в этот непростой и зачастую жестокий мир? Это будет для него трагедией.

— Что это за международная онкологическая программа, в которой вы участвуете?

— Год назад мы стали участниками консорциума, в который входят многие развитые страны мира, и каждая страна отвечает за какой-то один вид рака. В рамках проекта исследуется более 20 видов рака, мы отвечаем за рак почки. Стоит задача к концу года совместными усилиями сделать 10 пар: здоровый — больной геном, опухолевая ткань и соответствующая контрольная, нормальная ткань. Проблема еще и в том, что геном раковой клетки на различных стадиях опухолевой прогрессии может различаться. Поэтому задача врачей-гистологов — выявить опухоль на как можно более ранних стадиях, когда клетка еще не стала раковой, а лишь начинает в нее превращаться. Поймать момент, когда, собственно, происходит зарождение больной раком клетки, — важная и очень непростая задача. Через год-два, я думаю, мы сможем быть не просто участниками, а кураторами такой программы, взяв какой-то вид рака — например, щитовидный железы, которым после Чернобыля болеют многие жители Украины, Белоруссии и России. Жизнь коротка, особенно у раковых больных, — надеюсь, кого-то мы спасем.

— Другая программа — по расшифровке генома вымерших животных. Это кто — динозавры?

— Это мамонты, шерстистые носороги, другие крупные животные, которые жили незадолго до последнего оледенения. Поскольку большая часть российской территории находится в зоне вечной мерзлоты, у нас такого материала предостаточно — в мерзлоте прекрасно сохраняется их ДНК. Чего не скажешь о динозаврах, от которых остались только рожки да ножки — в смысле кости. В этом смысле Россия — родина, а точнее, кладбище слонов. Конечно, не совсем Россия, а ее нынешняя территория. И не совсем слонов… Зачем их изучать? Здесь стоит множество важных задач. Во-первых, таким образом можно проследить эволюцию млекопитающих. Во-вторых, это реконструкция климата, среды их обитания. Зачем? Чтобы, например, понять, почему они вымерли, существует ли цикличность в климатических изменениях, в том же глобальном потеплении. Прикладной смысл — реконструировать климат, экологические факторы, которые действовали на этих животных, выяснить, чем они питались, какие бактерии участвовали в их метаболизме. По находящейся в легких пыльце можно восстановить флору того времени. Нам удалось провести такие исследования на двух животных — шерстистом носороге, найденном на Колыме, и мамонтенке Любе, которую нам передали из Зоологического института РАН.

— Почему погиб мамонтенок?

— Это был еще совсем малыш, ничем, кроме материнского молока, не питался. Погиб он самым драматическим образом: скорее всего провалился в яму или болото и захлебнулся. А микроорганизмы в кишечнике Любы оказались совсем не такими, как у взрослых особей. Сейчас мы пытаемся понять, что это — та микрофлора, которая свойственна мамонту, пьющему материнское молоко, или некий продукт загрязнения извне.

— Судьба генетики в нашей стране имеет драматическую историю. Можно ли сказать, что сейчас наука победила?

— Генетика продирается через колоссальные тернии. Печально известная сессия 1947 года против генетики, по сути, продолжается. Уже другие безграмотные люди выдвигают те же безграмотные аргументы. Но, несмотря на всё это, генная инженерия стремительно развивается и скоро будет править миром. И задачи здесь будет определять сама жизнь. Надо накормить человечество. Земля перенаселена, и люди уже сегодня умирают от голода. Полтора процента от шести млрд. населения Земли — это 90 000 человек в год! Человечество болеет, его надо лечить, и лечить индивидуально. А для этого надо использовать новые методы — в частности, расшифровку генетической информации. Но тут возникают проблемы. Например, я прочел ваш геном. Имею ли я право хранить эту информацию или нет? У человека нет ничего более частного, чем его генетическая информация, следовательно, владение этой информацией другим лицом нарушает права личности. Это большая этическая и законодательная проблема. Вот представьте, что я могу сообщить всю информацию о ваших возможных болезнях. Хотите вы этого или нет?

— Не знаю…

— Вот видите! У вас нет однозначного ответа. И так же будет у большинства. Если же вы цивилизованный человек, то должны хотеть это знать: ведь наследственная информация передается вашим детям. А вы не хотите иметь больных детей! Если генетический анализ покажет, что есть риск передачи той или иной болезни по наследству, можно будет обратиться к искусственному оплодотворению, выбрать эмбрион, который не содержит генов, ответственных за заболевание, и тогда ваши дети будут абсолютно здоровыми. Как известно, у сына Николая II, царевича Алексея, была наследственная болезнь — гемофилия. В наше время можно было бы сделать так, чтобы наследник престола родился совершенно здоровым. Или еще пример: дети-аутисты. Причины аутизма во многом связаны с генами, и женщина может сделать выбор, хочет она иметь такого ребенка или нет. Но возникает другой вопрос, и он куда более важен: можно ли сделать так, чтобы ребенок был нормальным? Сейчас такое невозможно. Но пройдет несколько лет, и это уже не будет фантастикой. Такова персональная медицина, которая может пусть не всё, но очень многое.

— Может быть, не стоит спрашивать у человека, хотел бы он знать свой геном или нет?

— А как — насильно? Мне кажется, единственный выход — разъяснять школьникам, что такое геном и что такое ДНК. И делать это в игровой, интерактивной форме, максимально понятно и занимательно, как обучают компьютеру.

Знаете ли вы историю о том, как Лысенко приехал к основателю Института молекулярной биологии РАН академику В. А. Энгельгардту? Лысенко говорит: «Никакой ДНК нет». А что вы смеетесь? В принципе это абсолютно то же самое, что говорят нынешние противники ГМО. Так вот, Лысенко говорит: «Вот вы тут занимаетесь наследственным веществом. Покажите мне его!». Ему показывают пробирку с чистой выделенной транспортной РНК (рибонуклеиновой кислотой). И Лысенко говорит: «Да ну, у меня на полке в лаборатории во-о-о-т такие (показывает 5-литровые) банки с кислотой стоят». И этот человек «командовал парадом» в биологической науке… Дети не должны уподобляться Лысенко. Пусть у них будут компьютерные игры по занимательной генетике — и тогда вырастет поколение, готовое воспринимать идеи биоинженерии не как создание Змея Горыныча, а как нормальную, естественную вещь.

— И эти дети будут заинтересованы в расшифровке генома за тысячу долларов?

— Да. При условии, что генетическую неграмотность мы будем преодолевать так же, как в начале XX века ликвидировали в России общую неграмотность населения, так же, как в начале XXI века обеспечиваем компьютерную грамотность.

— Слушая вас, начинаешь думать, что абсолютно всё определяется генетикой.

— Конечно, не всё. Многое зависит от обстоятельств, от случайностей, от нас самих. Но вот что касается заболеваний — тут многое, действительно, нам диктует наследственность. Но вероятность заболевания — еще не заболевание. Такому пациенту надо регулярно показываться врачу, проходить соответствующие обследования и не допустить болезнь. Как говорится, предупрежденный — вооружен. Люди, владеющие знанием о тех или иных потенциальных рисках, дольше и здоровее живут, поскольку лучше следят за собой. Эту проблему тоже может решить персональная медицина.

Но в России этим заниматься архисложно, потому что, если я скажу человеку, что у него одна сотая вероятности заболеть раком почки, то он, вместо того чтобы регулярно ходить к врачу, кинется к бабушке за пузырьком с «живой» водой. Нет живой воды, нет Змея Горыныча. Есть наука и здравый смысл. Они и только они могут дать нам достойное будущее.