— Морихиро, каким образом вы оказались в Москве?

— Мой путь в Большой театр был довольно долгим. Родился я в Йокогаме, и первые уроки балета получил от своего отца, руководителя хореографической школы «Ивата-балет». Интересно то, что папа учился у русского педагога Алексея Варламова, который в свое время танцевал в Большом театре. Поэтому именно отец привил мне любовь к русскому балетному искусству, я мог без конца смотреть балеты с Барышниковым, Васильевым, Соловьевым… И не случайно я, окончив среднюю школу, поступил учиться в «Советский балетный институт», который на тот момент только открылся в Токио. И уже из этого учебного заведения меня перевели в московское хореографическое училище. После его окончания я попал в государственный театр «Русский балет» под руководством Вячеслава Михайловича Гордеева, и лишь позже меня позвали в штат Большого театра. Так был создан прецедент в истории, и моя мечта исполнилась.

— В каких партиях вы сейчас задействованы в Большом?

— Я танцую в детском спектакле «Чиполлино», в «Лебедином озере», в «Баядерке», в «Щелкунчике», в «Легенде о любви».

— Были роли, о которых вы мечтали и станцевали?

— Да, это «Базиль» в «Дон-Кихоте», Принц в «Щелкунчике», Альберт в «Жизели»… Правда, станцевал я их не на сцене Большого, а в Русском балете и в Японии. В настоящий момент я уже перестал грезить какой-то определенной партией — просто наслаждаюсь любой и получаю удовольствие от процесса, от зрительской симпатии (улыбается).

— Знаете, что странно, Япония во всем мире считается страной инноваций, самых современных технологий, а вы везде выступаете как приверженец строгих форм и традиций классического балета, не слишком благоволите авангардному, почему?

— Между прочим, Япония помимо технического прогресса также сильна своими вечными ценностями и неизменными традициями. И я предпочитаю балетную классику, потому что это очень сложный вид искусства, требующий строгости, выверенности движений и филигранного мастерства. А в авангарде абсолютно нет сдерживающих рамок, можно танцевать все что угодно и как угодно, хоть голышом. Там свободное, модерновое пространство. Оно по-своему интересно, но не мое. Я за то, чтобы хотя бы на сцене царила истинная красота.

— Несомненно — изящество форм и сдержанность в японском характере, получается, и балет ваш какой-то совсем иной?

— В Японии подход к обучению не так системен, как в России, не столь глубок. Там школы скорее похожи на развлекательные студии танцев. Тем не менее вы, наверное, знаете про легендарное японское трудолюбие, дисциплину, оттого очень многие мои соотечественники добиваются блестящих результатов, становятся лауреатами международных конкурсов и вливаются в знаменитые балетные труппы разных стран. У японских артистов особая пластика, плюс мы подходим к своему творчеству не как к «просто работе», приносящей доход, а в каждом выступлении мы будто проживаем целую жизнь, рождаемся и умираем, то есть танцуем, как в последний раз, выжимая из себя все. Японцам вообще свойственно полностью, до конца, выкладываться на рабочем месте и получать от этого необыкновенное удовлетворение, радость. Так что у нас существуют свои преимущества (улыбается). Хотя, справедливости ради, не могу не сказать, что такой подход наблюдается и у мастеров прославленной русской школы, и у талантливых новичков…

— Кого бы вы выделили из коллег?

— О, их много! Это сложный вопрос, ведь в Большом танцуют только суперпрофессионалы. Я уважаю и Надежду Грачеву, и Галину Степаненко, и Андрея Уварова, и Дениса Медведева, и Ивана Васильева, и Марию Александрову, и Нину Копцову, так что перечислять я могу бесконечно.

— А составить собственное впечатление об особенностях японского балета мы, как я понимаю, скоро сможем сами, 8 ноября на сцене Театра эстрады?

— Совершенно верно. Я давно задумал этот проект под названием «Ивата Морихиро и звезды японского балета», в котором собрал коллег танцующих и в Токио, и в Берлине, и в Киеве, и в Лондоне, в Королевском балете… Одним словом, японских артистов балета высочайшего уровня, со всего мира. И мы нашу программу уже очень успешно обкатали по России. Теперь вот премьера в Москве. Концерт будет состоять из двух отделений. В первом будет показан балет «Тамаши», что означает «дух». Он создан по мотивам японского фольклора. Естественно, мы используем национальную музыку — барабаны. Смотрится захватывающе. Второе отделение — это дивертисмент с классическими па-де-де. Надо заметить, что в данном действии я не только продюсер, получающий колоссальную отдачу от своих друзей-артистов, но и активный участник.

— Кроме этого, вы как балетмейстер поставили для Влада Демченко хореографию в моноспектакле «Зачарованный смертью» по мотивам романа Юкио Мисима — писателя, режиссера театра и кино, актера — личности легендарной в Японии…

— Да, но помимо захватывающего материала меня привлекла сама возможность поработать с драматическим артистом. Я загорелся этой идеей, философской темой, а главное — самой подачей всех мыслей и эмоций Владиславом. Я с восторгом смотрел на репетициях, что он делает: он трогал буквально до слез. Меня очень обогатила эта история.

— Какими еще проектами вы заняты?

— В качестве хореографа поставил программу Фаруху Рузиматову, с которой он будет гастролировать по Японии. Кроме того я собираюсь там же (в Японии) работать с мюзиклом «Карусель», в который вплетены балетные сцены.

— Японию вы уже воспринимаете не как родной дом?

— Я езжу туда в гости к родителям, а дом мой здесь. Я живу тут уже двадцать лет, женат на русской, ее зовут Оля. Она тоже балерина, но сейчас уже переквалифицируется в педагога. У нас две дочери, пятнадцатилетняя Маша и тринадцатилетняя Алиса, которых я с детства обучал японскому, и они неплохо говорят. Старшая дочь тоже увлекается балетом, а младшую гораздо больше тянет к музыке, пению.

— Как быстро вы адаптировались к нашей стране, выучили язык?

— Я втягивался постепенно. Разумеется, тут совсем иное проявление эмоций, отношения более открытые, где-то даже расслабленно-развязные, но это, поверьте, далеко не всегда плохо. Возможно, в каких-то случаях даже хорошо — искренности больше. Вообще мне здесь нравится. Я перестал быть мелочным, по-иному начал смотреть на многие вещи… А что касается языка… Кто-то признается, что я говорю замечательно, а кто-то, даже в театре, до сих пор меня не понимает. Я же считаю, что кто хочет понять, тот всегда поймет.

— А какой национальный колорит вы привносите в свою жизнь?

— Ну, у нас квартира в Новогирееве совершенно европейская, еда тоже, хотя когда мне хочется съесть настоящие суши, я еду в проверенный временем ресторан недалеко от метро «Парк культуры». Там вкусно! Что еще в моей жизни осталось японского? Я буддист, и мы с Олей венчались по ритуалам этой религии в Японии. Потом я занимаюсь айкидо (японская борьба) и иайдо (искусство владения японским мечом). Эти упражнения мне помогают в работе — я становлюсь более устойчивым, но тренировки затрудняются тем, что балетные танцоры тянутся по привычке вверх, а там нужно, наоборот, стелиться по земле (улыбается)