— Александра, наверное, эту роль можно назвать той, после которой вы проснулись знаменитой. Ощутили на себе бремя славы?

— Я к этому спокойно отношусь. Да, это действительно моя первая работа, которая понравилась и была увидена не только моими близкими, друзьями и знакомыми, а оценена гораздо большим количеством людей. И ты скорее думаешь не о том: «Вот она, слава!». А начинаешь осознавать ответственность каждого своего шага, каждого поступка. Вся твоя жизнь становится как «ЖЖ» в Интернете. Ты теперь пишешь свою биографию под ником «Саша Ребенок», которая интересна другим. Но что-то из нее можно знать, а что-то хочется сохранить и никому не отдавать, что-то сокровенное. Вот именно этот процесс сейчас со мною происходит — осознание себя.

— Вы когда сценарий прочитали, сразу поняли, что роль ваша, или сомневались?

— Сначала я вообще пробовалась на учительницу английского языка. Мне дали сценарий и сказали: «Ну прочитайте еще за „физичку“. Но она вообще не такая должна быть — темненькая, каре…» Прошел месяц — мне никто не звонил. И вот уже наступил октябрь, я знала, что проект должен скоро начаться, и вдруг — звонок: приезжайте через два часа, попробуйтесь в парике. Я в это время ездила где-то по Москве по своим делам, звоню приятелю: «У тебя есть парики?» Он говорит: «Есть, но ужасные, искусственные, как из старых мочалок. Точно не пойдут». Я говорю: «Вези все что есть». Приехала на пробы, опоздала на час, посмотрела на эти два уродских парика — один какой-то зеленоватый, другой — вообще с сединой. И расплакалась. Я когда их надела, могла бы сразу на Мурзенко попробоваться. (Смеется.) Но гримеры мне что-то там заколками подкололи, лаком подправили, и меня сняли. Думаю: «Ну, ничего не получится. Бред какой-то». И вот на следующий день — звонок: «Приезжайте, мы нашли вам хороший парик, попробуйтесь еще раз». И вечером того же дня звонят и говорят: «Все, вас утвердили. Завтра вы перекрашиваетесь, и вас коротко стригут». Я в ужасе — у меня еще другой проект не закончен, где я с длинными и светлыми волосами. Но в итоге все утряслось. Съемки «Школы» неожиданно отложили на неделю, и мы быстро-быстро успели доснять другое кино.

— Брюнеткой впервые были?

— Да. Я всю жизнь была блондинкой с длинными волосами. А брюнетка с короткими — это вообще для меня дико. Хотя, конечно, интересно: так сильно я еще никогда не менялась для роли. Но играть в парике — одно, а когда ты начинаешь жить с такими волосами в жизни… На тебя люди совершенно по-другому реагируют!

— Вы сказали, что многие подруги вашей мамы звонили ей со словами: «Как твоя дочь может сниматься в этом фильме?»

— Не подруги, скорее наши родственники, многие из которых — настоящие учителя. Истории, литературы. Для них, как и для многих, этот проект почему-то стал оскорблением. Они увидели в нем какой-то яд в их сторону, заниженные позиции учителя. Но они перепутали документальность и политику с художественной правдой. Я не скажу, что надумала свой образ. Я действительно ездила в настоящую школу спального района, сняла на камеру настоящую учительницу. Смотрела, как ведут себя молодые учителя, которые пришли в школу после пединститута, слушала их истории, брала интервью. Там были истории и похлеще. У учительницы, с которой я разговаривала, был роман с 11-классником, который потом перерос в длительные отношения, и это — нормально. Ведь в 23—24 года разница в возрасте с учениками не такая уж и большая. И я не скажу, что, пообщавшись с ними, я пришла на площадку и стала смеяться над ними и показывать, какие они противные. Я безумно люблю свой образ — эту Наталью Николаевну, с которой мы вместе много всего прошли. Мой персонаж хочет развиваться, стремится к чему-то большему. Она хочет общаться с детьми на другом языке. Не включает взрослого педагога, чтобы быть услышанной, что только создает пропасть между учителем и учеником. И мне немножко грустно слушать, что кто-то воспринимает это, как оскорбление. Это роль. Это художественная правда.

— Роль ваша в каком-то смысле судьбоносная. Ведь у вас папа — кандидат физико-математических наук. Он-то, наверное, ее сразу одобрил?

— Он вообще хотел, чтобы я была физиком. В детстве моим самым любимым развлечением было решать с папой логические математические загадки: сколько спичек нужно положить, что нужно поменять местами. Но физиком я не стала. У многих папиных друзей, которые окончили физтех, дети тоже пошли по этому пути. А меня в 5 лет отдали в художественную школу, а в 3-м классе я пошла заниматься в Детский музыкальный театр Галины Вишневской. В 9-м классе театр открыл свой колледж, который я и окончила. К выпускному у меня был выбор — то ли пойти в художественное училище, то ли в театральный на драматическое направление. Потому что по вокалу у меня было «три"—"четыре». Очень жаль.

— А по физике?

— Физика, алгебра, геометрия — с этим вообще не было проблем. При том, что я была достаточно трудным подростком и сидеть за уроками вообще не моя тема, мне хотелось погулять. Но учеба давалась мне легко. Сейчас на съемках даже было приятно вспоминать какие-то темы. Реквизиторы стояли и ждали: «Ну что тебе рисовать? Какую формулу?» Я же все делала сама, и мне это было приятно. А если нужно было что-то спросить — звонила и консультировалась с папой.

— Обычно артисту, который запоминается по такой яркой роли, начинают звонить режиссеры и предлагать сыграть что-то подобное.

— На сегодняшний день этот проект всех возмутил и в профессиональных кругах. Так что зачастую, если меня зовут пробоваться на сериал, режиссер не может устоять перед тем, чтобы не обсудить со мною в течение получаса-часа «Школу». Потом к нему подключается вся группа — ассистент, бухгалтер, секретарь, все, кто еще сидит в комнате. И начинается тако-ое! Я один раз сижу и говорю: «Я вам не мешаю?» Так грустно становится. Конечно, мне хочется принять участие в каком-то новом проекте. Но не потому, что я из сериала «Школа», а потому, что во мне заинтересованы как в актрисе, что меня хотят там видеть как профессионала. К вопросу о славе — в чем она? В том, что тебя в метро узнают или тебя признали в профессиональных кругах как профессионального человека? Мне важнее второе.

— В конце мая у вас состоялась премьера в театре — спектакль «Приход тела», где вы играете как раз с режиссером «Школы» Валерией Гай Германикой.

— Да, это спектакль по пьесе драматургов братьев Пресняковых в постановке режиссера Марата Гацалова. И Лера Германика в нем выступает как актриса. На самом деле наших ролей в сценарии вообще нет, но у режиссера по ходу репетиции возникла одна идея. Сам спектакль на самом деле очень страшный: это история о нелепой смерти маленькой девочки, которую убили родители, а потом еще ее труп изнасиловал милиционер. И вот душа этой девочки застряла между мирами — ее никуда не могут взять. Режиссер решил не напрямую рассказывать эту тяжелую историю зрителю, а как бы от лица некоего автора. В данном случае его роль исполняет Лера Германика. И у нее есть еще второй режиссер, ассистент — это я. В итоге возникает потрясающий эффект — получается как бы расстояние между текстом, сюжетом, актерами и зрителями. Усиливает историю то, что весь спектакль вместо девочки играет кукла. А в финале на сцену выходит настоящий 7-летний ребенок. И вот тогда на самом деле становится очень страшно.

— Вы как-то рассказывали, что, окончив Щукинское училище, не могли найти себя целый год — идти работать в театр вам не хотелось. Почему?

— Не то чтобы мне не хотелось. Скорее, наоборот, но в тот момент я как-то очень расслабилась. На четвертом курсе мне стало казаться, будто у меня все хорошо, жизнь удалась, потом был дипломный спектакль, я шла на красный диплом и думала, что и дальше все будет так же — мне открыты все дороги. К тому же у меня в то время случилась большая любовь, я была вся в ней, приходила на экзамен и говорила: «Поставьте мне «три», вы же знаете, что у меня «пять». Мне говорили: «Но вы же на красный диплом идете!» Я говорила: «Ну и что? Как он мне пригодится?» Но оказалось, что самое сложное — это распределиться после института. Нужно опять все забыть, стать никем и идти показываться в театр с драматическими отрывками. Один режиссер в тот момент уже вроде бы даже пообещал взять меня в свой театр, но в итоге наступила осень, и я осталась нигде и никем.

— И пошли искать счастья на телевидение.

— Да, так случилось. Меня позвали на музыкальный канал О2ТВ, который был альтернативен всему телику, хотел разрушить границы экрана и ориентировался на думающую молодежь. И я начала с того, что стала делать свою программу о моде. Поскольку моя мама была модельером-технологом, она разрабатывала экспериментальные модели одежды. В свое время не у всех была возможность купить новые ткани, платья, и их цех по обновлению одежды создавал, например, из двух старых платьев одно новое, а худсовет Зайцева их утверждал в производство. Я все детство ходила в сшитых мамой платьях, у меня не было почти ничего покупного. Так что тут, видимо, тоже какое-то пересечение произошло.

— А потом вы вели рок-концерты, делали программу о музыке и даже успели поработать на канале «Культура».

— Я делала сюжеты для программы «Широкий формат», и это был божественный период. Огромное спасибо Ирине Лесовой, которая взяла меня на работу, зная, что я непрофессионал, и разрешила самой выбирать темы для сюжетов. Они касались абсолютно всех культурных событий России — архитектура, музыка, изобразительное искусство, театр, музыка, кино. Мне очень нравилось самой все анализировать, понимать культурные процессы, что и куда движется. Сейчас мне очень не хватает этой аналитической работы.

— А на музыку, рисование остается время?

— На фортепиано я играю нечасто — уже мало что помню. Но я купила себе ноты и иногда, если есть перерывы, занимаюсь. Особенно когда в жизни у меня происходят какие-то напряженные, стрессовые моменты — это очень хорошо для самовыражения. А на рисование времени совсем нет. Разве только в кафе «Жан-Жак» — там столы покрыты бумагой. Мы там часто встречаемся с друзьями, болтаем, а я параллельно делаю какие-то рисунки.