«Я на трибуне Красной площади стояла…»
Ирина Томова: «Когда началась война, мне было всего шесть»
22 июня 1941 года мой отец, Горюнов Сергей Васильевич, собрался и, как обычно, ушел на работу. Запомнилось: он был одет в серый плащ. Почему-то он очень скоро вернулся. Войдя в комнату, он сказал (не сказал — бросил) лишь одно слово: «Война!» Лицо его было серым, как плащ. Это сказанное им слово было настолько тяжелым и страшным для меня, что от ужаса я залезла под стол и долго сидела там не шелохнувшись…
И. Томова с мамой и сестренкой.
22 июня 1941 года мой отец, Горюнов Сергей Васильевич, собрался и, как обычно, ушел на работу. Запомнилось: он был одет в серый плащ. Почему-то он очень скоро вернулся. Войдя в комнату, он сказал (не сказал — бросил) лишь одно слово: «Война!» Лицо его было серым, как плащ. Это сказанное им слово было настолько тяжелым и страшным для меня, что от ужаса я залезла под стол и долго сидела там не шелохнувшись…
С началом войны жизнь как бы раскололась надвое: «до войны» и «во время войны». В разговорах людей очень распространенными были фразы: «А вот до войны…», или: «Это было еще до войны…», или: «Нет, это случилось уже во время войны».
Началась мобилизация. Навсегда запомнилась такая яркая картина: много людей (в основном женщины и дети). Мы с мамой стоим на Большом Каменном мосту, а мимо нас в сторону центра один за другим едут грузовики со стоящими в них мужчинами. Многие машут нам рукой, кто-то поет. Это едут на фронт. А мы, провожающие их, стоим молча, утирая слезы. Началась подготовка к защите города от обстрелов и бомбардировок. Поступило указание: заклеить стекла в окнах крест-накрест, повесить черные тяжелые шторы для затемнения. Москва погружалась во тьму. В нескольких подъездах срочно переоборудовали подвалы в бомбоубежища. Радио работало круглосуточно. И вот однажды впервые раздался душераздирающий вой сирены: «Воздушная тревога». И мы с мамой (сестренка на руках, я рядом) побежали в бомбоубежище.
Летом 1941 года по распоряжению СМ СССР Комитет по делам геологии, в котором работал отец, был эвакуирован на Урал для организации на местах форсированной геологоразведки полезных ископаемых, необходимых для фронта. До места назначения (г. Кыштым) добирались в товарном вагоне — в «теплушке» в течение 2 недель. Впереди нас ждала холодная осень и зимняя 40-градусная стужа.
Отец фактически все время был в разъездах по работе. Мама старалась как-то накормить детей. Ощущалась нехватка продуктов. Все помогали друг другу как могли. Запомнился пирог из отрубей с мороженой квашеной капустой. Потом бывали дни, когда не было и этого. Зимой мама долго и тяжело болела (воспаление легких с осложнениями), нас с сестрой забрал к себе в семью сотрудник отца, и мы некоторое время жили у них. Весной 1942 года нас переселили в другой дом. Там был двор и огород. Мама посадила картошку, овощи — с едой стало лучше. Я активно помогала маме.
Наша жизнь была пронизана сводками с фронтов. Враг шел в глубь страны, наша армия отступала, один за другим сдавались города и села. Главным лозунгом был: «Всё для фронта! Всё для победы!». С болью и ужасом мы смотрели в газетах страшные снимки войны: замученные, убитые, повешенные люди. В течение многих месяцев ежедневно рано утром нас будила песня Александрова: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!».
В сентябре 1942 года я пошла в школу, в первый класс. Детей в классе было много — сидели по 3 человека за партой. Нас учили читать и писать. Было шумно. Хотелось есть. На завтрак (или обед?) нам давали по 0,5 стеклянной стопочки смородинового варенья, кусок хлеба и горячий чай. И все очень радовались. Потом я много болела (было заболевание сердца). Водили к приезжим врачам, находящимся здесь в эвакуации. Мама дома занималась со мной. Нашлось несколько книжек, в том числе избранное Лермонтова. Мама читала вслух. На всю жизнь Лермонтов остался моим любимым поэтом. А первой книжкой, которую в 8-летнем возрасте я прочитала самостоятельно, была книга Гайдара «Тимур и его команда». В городе были перебои с электроэнергией, дома не было света. Не знаю, кто принес эту книгу. Я села у горячей печки и стала читать по слогам. Было интересно!
Яркое воспоминание осталось от приключения на льду озера, находившегося под горой, недалеко от нашего дома. На этом озере рыбаки часто ловили рыбу в лунках, просиживая часами с удочкой в руках. Мы с мамой возвращались откуда-то домой, был 40-градусный мороз, и людей почти не было. Светило бледное солнышко, шел снежок, который запорошил мелкие лунки. У меня было хорошее настроение, и я бежала, весело подпрыгивая, несмотря на крик мамы: «Не беги! Там может быть прорубь!». Вдруг на глазах у мамы я рухнула в прорубь, в ледяную воду. Больше не помню ничего. Очнулась я у мамы на руках, закутанная в ее шубу. Мама бежала по горе к нашему дому. Дома она обтирала мне все тело, руки, ноги водкой. Я и не заболела после этого ледяного купанья!
В марте 1943-го мы вернулись из эвакуации в Москву. Затемнение на окнах было еще не снято, и наклейки на окнах оставались. Мы еще несколько раз бегали в бомбоубежище. Я пошла заканчивать первый класс в 19-ю школу на Софийской набережной. Школа расположена почти напротив Кремля. Было много асфальтовых «заплат» в тех местах, куда попадали бомбы, — ведь целились в Кремль. На площади между Большим Каменным мостом и нынешним Театром эстрады бомба попала и в ограду нашего школьного двора.
Вскоре начались салюты по случаю взятия городов нашими войсками. Мы, ребята, встречали эти салюты с необыкновенной радостью и воплями и собирали отстрелянные картонные кружочки, в изобилии валявшиеся после салютов.
Когда учились в младших классах, мы собирали для раненых подарки, вышивали носовые платки, кисеты, писали поздравительные письма к праздникам, пекли пирожки.
До 9-го класса единственным платьем была у нас школьная форма, облик которой менялся, когда на праздник пришивали более нарядные воротнички. Тетради были в основном самодельные, из каких-то листочков. Но с какой любовью мы рисовали там картинки, оформляя темы по литературе и истории. А настоящая, изредка появлявшаяся тетрадка была просто подарком. Вообще, в школе очень многое делалось своими руками: гербарии, вышивки, стенные газеты, рисунки и наглядные пособия по биологии и географии.
Подрастая, мы все явственнее ощущали себя частью своего народа, который борется с врагом за победу, за освобождение Родины от фашистских захватчиков. Мы были истинными патриотами своей страны: мы знали всех героев. Мы сами готовы были на подвиг.
Наконец в мае 1945 года пришла долгожданная Победа. 9 мая толпы людей шли на Красную площадь, обнимали друг друга, смеялись, плакали — и от счастья, и от всего пережитого.
В 1946 году Комитет по делам геологии был преобразован в Министерство геологии СССР, и отец был назначен на одну из руководящих должностей этого министерства. В праздники, когда были парады на Красной площади, отец имел туда пригласительные билеты. По такому билету разрешалось брать с собой своего ребенка. Особенно запомнился парад, посвященный празднованию Победы, состоявшийся на Красной площади 24 июня 1945 года. К Мавзолею тогда было брошено более 200 знамен побежденного врага.
Этому Параду я посвятила свое стихотворение:
Был хмурый, серый,
непогожий день.
Порой лил дождь с небес,
окрашенных свинцом.
Москва торжественно
Победу отмечала!
Мне в жизни повезло:
В тот день с отцом
Я на трибуне
Красной площади стояла.
Мой алый галстук бился на ветру.
Ни ветра, ни дождя не замечая,
В салюте, вскинув руку, я держала,
От гордости и счастья обмирая.
Когда, чеканя шаг,
бойцы по Площади шагали
И к Мавзолею груды
вражеских знамен бросали.
