— Я как-то давно об этом не задумывался, но почему-то сейчас вспомнилось, как однажды мы с нашим хореографическим училищем ездили в Америку на гастроли. Проезжая через один захолустный городок, в магазине игрушек я увидел зайца за 60 долларов. Для нас, советских детей, которые вместо туалетной бумаги пользовались резаной газетой, это была астрономическая сумма. Но я заболел этим зайцем. В тот момент мне купить его не удалось, это можно было сделать только через две недели на обратном пути. Все время я думал об этом зайце. Обратно прилетели ночью, все магазины закрыты — и только один, где продавался заяц, был открыт! И я его купил. Для всех это был шок. Но я ничего другого не хотел. И до сих пор я берегу этого зайца.

— Нет, никакого, я вырос в семье, далекой от театра. И, наверное, поэтому мое увлечение балетом никем из родственников не воспринималось всерьез. Но этот мир меня страшно привлекал. Не будучи ребенком актера, я не мог бывать за кулисами, но я так мечтал туда пробраться, за эту рампу! Я завидовал моим одноклассникам, у которых родственники работали в театре. Сами они туда не ходили, а я не понимал: как можно туда не рваться?! Мне казалось, что настоящая жизнь — там. Я точно знаю, что как бы ни складывалась моя судьба, я бы оказался в театре. Не стал бы артистом балета — был бы театральным художником или художником по свету. Я думаю, это все благодаря моей маме. Балет — это квинтэссенция прекрасного, а любовь к красоте и гармонии у меня от нее. Мама в себе это даже культивировала. Она работала педагогом, у нее не было излишка денег, но три раза в неделю она ходила в парикмахерскую, укладывала волосы, делала маникюр. Она говорила: дети все запоминают и не прощают просчеты, я всегда должна быть комильфо. Меня всегда окружали женщины, за собой следящие. Это очень важно.

— Есть такая поговорка: «Через тернии к звездам». Наверное, пришлось пройти очень через многое, чтобы оказаться на сцене Большого?

— Да, через многое. На этом пути мне постоянно приходилось преодолевать противодействие самых разных людей. Меня все время останавливали, говорили: «не ходи», «не получится», «театральный мир некрасивый», «Большой театр — вертеп разврата»… Когда в 13 лет с огромным трудом я переводился в Москву, все родственники мне твердили: «Лучше быть большим человеком в маленьком городе, чем маленьким — в большом». Но знаете, сколько человека ни предупреждай, пока он сам не ударится, ничего не поймет. Например, моя няня много раз говорила: не подходи к плите. А однажды взяла мою руку и поднесла к огню. И я больше близко к плите не подходил. А здесь я сам полез в огонь, потому что был уверен: попаду в Большой театр и стану здесь первым. Так и получилось. Конечно, это вела судьба, и все, что со мной произошло, это чудо.

— Разумеется. То, что я оказался в Большом театре, — пример судьбы.

— Может быть, потому, что в своей работе я являюсь очень жестким человеком. Меня критикуют на самом деле лишь потому, что я постоянно чего-то добиваюсь, доказываю свою правоту, отстаиваю свою точку зрения, а это, как вы догадываетесь, мало кому нравится. Никаких звездных капризов, как у некоторых, у меня нет. Я выступаю только по делу, пусть иной раз и резко. Есть два человека, мнение которых для меня чрезвычайно важно. Это мои педагоги: Николай Борисович Фадеичев и Марина Тимофеевна Семенова. А все остальное я выслушиваю, но близко к сердцу не принимаю. Журналисты порой вообще пишут обо мне бог знает что, но я к этому уже привык. Вы же понимаете, что газету читать никто не будет, если там в 1001-й раз напишут, что Цискаридзе лучше всех. Об этом уже столько всего написано, что никому не интересно.

— Нисколько — более того, скажу вам, что отчасти так и есть. По крайней мере, на сегодняшний день. Ведь в прошлые эпохи все было иначе. И артисты балета, так сказать, «раздевались» постепенно. Сначала едва показывали щиколотку, потом стали становиться короче женские юбки, потом у мужчин укоротились трусы-кюлоты. И дальше шло по нарастающей, но все равно можно сказать, и за это я готов расписаться кровью, что современный балет — самое целомудренное искусство.

— Какие детали для вас важны при работе над новой ролью?

— Стараюсь узнать как можно больше. Национальность, социальное положение, круг знакомств героя. Эти детали накладывают очень сильный отпечаток на поведение. Например, горожанин никогда не держится, как сельский житель. У него другая пластика и мимика. Но это только первый опыт построения образа, потому что дальше ты выстраиваешь характер в зависимости от той ситуации, которая есть в пьесе. Очень часто я призываю на помощь свой личный опыт. Мне повезло в том смысле, что детство и юность я провел в Тбилиси, а это очень демократичный город, в котором проживают люди разных конфессий, национальностей. Я был наблюдательным мальчишкой и всегда замечал, насколько поведение людей зависит от их природных данных.

— Разумеется. Например, танцуя «Жизель» несколько раз подряд, глупо делать одно и то же. Да и не способен я на это. И я всегда что-то меняю, что-то прибавляю, что-то убираю. Иногда чувствую, что все хорошо, иногда, что сегодня, хуже, чем вчера. Что-то из таких спонтанных находок остается, что-то отсеивается. Но должен быть непрерывный процесс, постоянный поиск, иначе будет неинтересно.

— Долгое время это было так. Начав заниматься балетом в раннем возрасте, я посвящал ему все свое время. Наверное, только поэтому достиг успехов и обогнал многих моих коллег. Но в какой-то момент почувствовал, что накопилась огромная усталость. И около 30 я опомнился. Возник вопрос, а правильно ли, что вся моя жизнь — это только зал. Может, в ней должно быть и что-то помимо этого? Тогда я первый раз нарушил режим и провел ночь в клубе. Это казалось необыкновенно смелым поступком. Но, неожиданно ничего страшного не произошло. Жизнь прекрасно продолжалась дальше, никто этого «преступления» и не заметил. После этого «загула» я взглянул на свою жизнь с другой точки зрения. Стал больше отдыхать, чаще встречаться с друзьями, иногда позволяю себе посидеть до пяти утра. Конечно, я и сейчас много занимаюсь, но если встает выбор между лишним заработком или отдыхом, выбираю отдых.

— Да спустя рукава я никогда не работаю. Я люблю, чтобы все было выполнено на высоком уровне. Конечно, костюм Квазимодо ничем украшать не надо, но на сцене граф должен выглядеть графом, а принц — принцем. И когда у меня появляется возможность вышить костюм натуральным жемчугом, настоящими камнями Сваровски, я не буду лепить на костюм стекло. В свое время мне шили камзол принца из «Спящей красавицы» по эскизу, сделанному на основе костюма Людовика XIV — на нем только бриллиантов было нашито на 14 000 ливров (средневековая серебряная монета во Франции. — «РД»). Я сделал все, чтобы выглядеть как настоящий принц: покупал жемчуг, камни, французскую парчу, и поэтому мой костюм просто горит на сцене. И, танцуя в нем, я получаю колоссальное удовольствие.

— Как же при вашей любви к красоте вы танцуете партию Квазимодо в «Нотр-Дам де Пари»? Не возникает ли ощущение какого-то диссонанса?

— Нет, я ни один раз за свою жизнь чувствовал себя гадким утенком. А теперь мечтаю состариться красиво: как, например, Жан Марэ, который в свои 80 лет выглядит еще прекраснее, чем в молодости. Вся внутренняя гармония (или дисгармония) человека проявляется у него на лице. Как говаривала Коко Шанель: «В 16 лет мы имеем то лицо, которое дал нам Господь, в 25 — то, которое мы сделали, а в 40 — то, которое мы заслужили».

— Конечно, сначала внешность. Для меня очень важны руки. Это такая существенная деталь, которая много говорит о характере человека. Движения рук, их форма, рукопожатие. Иногда я могу начать уважать человека только за его руки. И еще для меня очень важна аккуратность. Не обязательно быть одетым в дорогие марки, главное, чтобы это было чисто. Я могу понять, что у человека нет денег, чтобы купить дорогую майку, но чтобы эта майка не была постирана и заштопана — не могу понять. И тут мне ничего объяснять не надо. Я никогда не оправдываю женщину, пусть даже умную, образованную, доктора наук, но с дыркой на кофте.

— Например, Барбра Стрейзанд. Вот стиль, который стал эталоном. Казалось бы, ее природные данные нельзя причислить к канонической красоте, но она их преподносит настолько пикантно, индивидуально, что это становится красивым. Из дня сегодняшнего, новой волны артисток мне сложно какой-то пример привести. Ощущение такое, что ушел класс, как-то все обнищало, измельчало. Все эти тусовочные люди, которые не сходят со страниц журналов… Даже говорить не хочется.

Вспомните Наталью Гундареву. Кого она только ни играла: поварих, неустроенных женщин или, наоборот, женщин-тиранов, властных самодурш. В обычной жизни она никогда не изображала из себя звезду, была очень аккуратной, красивой, пунктуальной. В любой компании вокруг нее сразу образовывался круг поклонников. А почему? Потому что она была личность, в ней чувствовался класс.

Если говорить о «звездах» балета, то, например, Галина Сергеевна Уланова всегда приходила в театр в перчатках, летом — в белых, кружевных. Смотреть, как она их снимала, надевала, было отдельное удовольствие. Какая элегантность! Сейчас почти все приходят в перчатках — ну и что? Думаешь — чего она пришла вообще? Или Майя Михайловна Плисецкая. Когда все ходили на репетиции в драном, она входила в зал с шикарным маникюром, в очень красивых «шерстянках». Ее рабочие вещи были красивыми и элегантными. Я уже не говорю про то, как она появлялась в фильме «Анна Каренина» в сцене скачек. Всех остальных актеров можно просто попросить выйти из кадра, потому что рядом с ней они выглядят смешно, неуютно. Она ничего не делает, просто идет и разговаривает, но вы понимаете, как в 19-м веке двигалась и говорила аристократическая красавица. Нет, нынешними тетками восхищаться не хочется.

— Для меня важно, как мужчина ведет себя с женщинами, которые были и есть в его жизни. Однажды я попал в театр, где до этого гастролировала одна из наших балерин. Блистательная балерина, но с совершенно несносным характером. Весь театр рассказывал мне, какая она нехорошая, все перемывали ей кости и ругали на чем свет стоит. И вот я разговариваю с танцовщиком, который с ней непосредственно работал. Он сказал: «Я с ней танцевал». И все, ни одного нелицеприятного слова! Я в этого человека сразу влюбился. И хотя, судя по рассказам коллег, для него это был тяжелый период в жизни, он поступил по-мужски по отношению к ней и это ценно. Я на такие детали очень обращаю внимание.

 — Женщина должна привлекать внимание прежде всего умом. Воспитанностью. Интеллигентностью. А красота? Она в глазах смотрящего: то, что мне кажется красивым, вы сочтете совсем не интересным. С красивой пустышкой жить до невозможности скучно. Покрасоваться на публике — да, а жить — это совсем другое. Покрасовался раз, другой, а потом что? Дома и поговорить не о чем, и делать она толком ничего не умеет, и посоветоваться с ней нельзя. Нет, в девушке все должно быть прекрасно. И, честно сказать, мне гораздо важнее, что у нее в душе и в голове. Ведь почему люди влюбляются друг в друга? Видимо, так сошлись звезды. Это необъяснимые вещи и раскладывать по полочкам их не следует — для счастья этого совсем не нужно. Помните рассказ Горького о старухе Изергиль? Там орел коршуну говорит о том, что лучше один раз почувствовать вкус крови, чем всю жизнь питаться падалью. Лучше любить 3 дня, чем жить с высчитанной любовью.

— Звучит, конечно, красиво, но одно дело короткий роман, и другое — долгая совместная жизнь в браке. Кстати, в роли отца семейства вам себя представить легко или сложно?

— С фантазией у меня все в порядке, представить-то могу хоть сейчас, но вот спешить, думаю, не стоит. Я очень ответственный человек во всем. Семья — это другая фаза жизни. О ней можно серьезно подумать лет после сорока. Для мужчины это вполне нормальный возраст, когда он твердо стоит на ногах (если стоит) и знает свои возможности. А мне надо еще вольно пожить и поработать. Кроме того, пока еще не вижу подходящей девушки для себя. Красавиц-то полно, а вот в духовном плане они далеко не так прекрасны.

— Мне кажется, любого глубокого, умного и чего-то стоящего мужчину одной внешностью не возьмешь.

— Глупость. Мужчине нельзя простить, а женщине можно, если она красивая. А внешне — все, кроме неопрятности.

— …Обжорство! Просто я понимаю, как трудно все время держать себя в форме.

 — А я, кстати, очень удивился, когда узнал об этом. Хотя приятно, когда по отношению к тебе такие иностранные слова употребляют. (Смеется.) Конечно, мне нравится получать от жизни удовольствие. Моя самая большая мечта — дом на берегу теплого моря, вечная весна и никакой физической работы. Гулять по пляжу, кататься на скутере, валяться на матрасе, играть в карты. Я тяготею к праздному образу жизни, может быть, потому, что с 10 лет очень много работаю.

— Ем сладкое, еду отдыхать, покупаю себе что-нибудь. Вижу какую-нибудь вещь, она мне нравится, сначала думаю: надо ли мне это? Потом говорю себе: вчера я удачно станцевал спектакль, дай, сделаю себе подарок. И покупаю.

— Много лет на моей стене висел большой плакат с известным изречением царя Соломона: «И это пройдет». И он мне всегда помогал. Когда случается какая-то неприятность, первое, что надо сказать себе: «Пройдет». У нас всегда находится много поводов, чтобы расстраиваться, в результате мы сами себе создаем трудности. Зачем?