Обстоятельства сложились так, что в течение двух недель, вплоть до появления первых статей о семейном скандале Пороховщиковых, я была свидетелем происходящего. Ситуация оказалась вовсе не так проста, как пытались преподнести ее журналисты. Впрочем, взаимоотношения Пороховщиковых изначально находились за гранью банальности. Но на сей раз все усугубилось еще и безумным страхом друг за друга. С этого мы и начали разговор с Александром Шалвовичем, когда по истечении времени я попросила его о встрече.

То, что Александр Пороховщиков — первый из представителей дворянских родов России, получивший от государства в аренду фамильный особняк, известно давно. Красивый дом в Староконюшенном переулке является памятником архитектуры, и актер давно хотел, чтобы в нем обустроился маленький театр или что-то еще, связанное с искусством. Незадолго до Нового года к чете обратились молодые люди, попросившие открыть в цокольном этаже картинную галерею. С этого момента жизнь Саши и Иры превратилась в череду скандалов.

Александр ПОРОХОВЩИКОВ: «Все это дело рук завистников. Я уже не раз говорил: в России за зависть нужно уголовную статью ввести и давать по ней пятнадцать лет, потому как чувство это толкает людей на страшные вещи! Кто-то нашептал Ирочке, что обратившиеся к нам ребята — рейдеры, они собираются открыть в доме гей-клуб, где станут веселиться высокопоставленные особы. Ира парней этих сама нашла, идея художественной галереи ей пришлась по душе, и она их пригласила побеседовать со мной. Пообщавшись, я понял, что это прекрасные люди, сказал: «Добро. Начинайте работать». И они стали делать в цокольном этаже ремонт, сломали одну перегородку (а вовсе не несущую стену, как наговорили Ире лжеприятели). Тут-то «доброжелатели» и принялись петь Ире разные гадости. В том числе сказали, что после начала работ наш дом якобы пошел трещинами. А эти трещины еще год назад появились из-за рухнувшего по соседству строения! Его тогда по ночам разваливали, по земле вибрация шла, дом у нас ходуном ходил. Мы вызвали из Москомнаследия комиссию, которая зафиксировала разрушения и определила урон, нанесенный особняку… Еще одна сказка, появившаяся в прессе, — будто ребята камин убрали. Да этот камин унесли лет двадцать пять назад, когда здесь еще коммуналки были! Он, как мне рассказывали бывшие жители дома, малахитовый был, весил больше тонны, делали его в свое время по эскизам Врубеля. И как-то пришли люди, представились чиновниками из Комитета по охране памятников, заявили, что камин представляет собой историческую ценность. За одну ночь распилили и увезли. Камин пропал бесследно.

Узнать бы, кто Иру мучил всеми этими россказнями! Ты же знаешь, какой это чистый и искренний человек, она же ребенок внутри! Увидела пролом, наслушалась от «друзей» всякой чепухи про то, что «дом у вас скоро рухнет», и пришла в сильнейшее негодование. Обратилась ко мне, я ей: «Что за ерунда? Чушь какая-то!» Она в шоке: муж, который всегда ее поддерживал, никак не реагирует. Начались скандалы. Жуткие скандалы. Стала ругаться и с этими парнями… А потом — так поступают обиженные дети — решила хоть куда-нибудь пожаловаться. Раз никто не хочет слушать! Так вот в доме оказались журналисты, которых она вызвала… Плохо то, что от этой публикации пострадали и ребята. Один из них приходил и чуть ли не со слезами на глазах говорил: «Александр Шалвович, за что нас так? Что плохого мы сделали?»

Александр: «Ну что за глупость! У меня столько друзей, что достаточно сделать один звонок, и от любых рейдеров волоска не останется. Но в том-то и дело, что эти люди — никакие не рейдеры. А россказни про гей-клуб?! Каким же извращенным мышлением надо обладать, чтобы придумать: Пороховщиков открывает у себя притон для гомосексуалистов! Если уж меня в «голубые» записали, тогда кто же мужик? Я к геям нейтрально отношусь. Главное — чтобы они ко мне не приставали, я не по этой части.

И Ириша, зная мою позицию, вдруг начинает нести бред, что я пустил в дом «голубых», которые будут устраивать оргии. Первый раз, услышав от нее про гей-клуб, хохотал до слез".

Александр: «Какой винный погребок? Они хотели соорудить стойку, чтобы те, кто приходит смотреть картины, могли там кофе выпить с пирожными-морожеными. Наташа, я же все-таки семьдесят один год живу на свете. Многое видел, многое знаю. И негодяев затылком чувствую. Неужели я не понял бы, если б дело обстояло так, как нашептали Ире? Ты говоришь, она за меня боялась. Я знаю. У нее постоянный страх за меня. Мне плевать на тех, кто ей эту ерунду наплел. Но того, что они ее достали, напугали сильно, спровоцировали нервный срыв и семейный скандал, простить не могу. Она ведь сейчас понимает, что в гневе наговорила глупостей журналистам.

У нее и так была нервная система расшатана, а тут еще такое… Я просил репортеров, которых она позвала: «Зачем снимаете? Неужели не видите, что человек в невменяемом состоянии сейчас находится?! Девочке помочь надо, а вы ее еще больше возбуждаете!» Конечно, не сдержался, идиотами их обозвал. Здесь человеческое горе, нечего тут обсасывать! Тысячу раз готов повторить: когда Ира в нормальном состоянии — лучше человека нет во всем мире! Я любил ее, люблю и буду любить всю жизнь, что бы с ней ни было и как бы она себя ни вела. Потому что вижу в ней главное — чудесную, нежную, добрую душу. Ее ведь многие обожают, и я счастлив, что у меня такая жена. Но если у человека сдали нервы, как это бывает у многих, ему надо помочь, а не пользоваться ситуацией в своих интересах! Сегодня вот сижу, она подходит ко мне, обнимает, целует. Ирочка — человек отходчивый, а я неделю после ссор болею. К тому же я тоже испугался! За нее испугался. В моменты этих скандалов я просто не узнавал свою Ирочку!"

Ира последнее время постоянно находится в напряжении, у нее тяжело больна мама. Она сильно переживает. Конечно, это не могло не сказаться на психике…

Александр: «Не только это. Еще и таблетки для похудения…»

Александр: «Не знаю, откуда вдруг возникла эта странность, с чего она возомнила себя толстой. Хотя, как ты правильно заметила, всю жизнь худенькая. Лет шесть назад меня убедила, и я как дурачок ей поддался, стал покупать какие-то препараты «Гербалайф». Сейчас ругаю себя: какой идиот, что наделал! А все из-за любви, думал, ну, значит, нужно ей так! А теперь вот мучаюсь. Я ее ни в чем не виню, я себя виню… А что касается этих таблеток, после них у многих людей агрессия появляется, некоторые так срываются, что порой кричат криком. Я и сам их попробовал, испытал на себе. И скажу тебе — вещь страшная. Раздражение сильнейшее на всех и вся появляется, причем необоснованное. А не дай бог шампанского выпить — вообще катастрофа!

А Ирочка еще не кушает совсем, только томатный сок пьет, боится потолстеть. Разве это нормально? Ну почему такой умный человек, как она, не понимает всего этого? У нее ведь очень светлая головка, сколько она призов получила за свою работу у Каморина (Ирина Пороховщикова долгое время возглавляла пиар-службу в компании «Новый русский сериал», руководителем которой являлся известный продюсер Андрей Каморин. — Прим. авт.), сколько сценариев написала! Разве я за внешние данные люблю? Да стань она в сто раз толще, мои чувства к ней не изменятся! Я чистоту ее люблю!"

Александр: «В какой-то момент я пришел в отчаяние, понимая, что собственными силами справиться с ситуацией уже не могу. И однажды, вынося мусор, увидел на свалке бумаги с печатями. Мне показалось, что на одной стоит оттиск Мосгорсуда. Ну я и воспользовался этим бланком. Написал заявление: «Прошу развести меня с женой». И постскриптум: «Вся моя вина в том, что я слишком сильно ее любил». Проходил мимо мальчишка, я ему говорю: «Напиши, пожалуйста, своей рукой: заявление принято к рассмотрению, подпись свою поставь». Затем эту бумагу через охранника Ире передал. Зачем?

То была моя последняя надежда. Думал, что хоть угроза развода ее остановит… Я все здоровье растерял из-за этих неурядиц! Упустил возможность сняться у Андрея Звягинцева. Он мне сценарий принес, я читал и плакал: такая пронзительная история выписана, как будто про меня! Но приходилось откладывать встречу с ним, а потом уж Андрей сам ее отложил…"

Александр: «Я уже публично извинился перед ней за это. И хочу еще раз сделать это через «Атмосферу». Ирочка, прости меня! Я никогда и в мыслях не называл тебя алкоголичкой… Вот скажи мне, Наташа, когда ты ругаешься с близкими, никого из них не обижаешь? В сердцах чего только не наговоришь! Вот и я сгоряча сказал. В обиде. В состоянии нервного потрясения. Ведь была бы Ирка дрянь, ни секунды бы не сомневался, дал бы под зад коленом — и все.

Но я же знаю, что это ребенок, она до конца дней своих такой и останется, хоть по виду, уму и возрасту — взрослая женщина. Но внутри — дите, с душой необыкновенной чистоты и доброты. Поэтому меня и убило, что она себя так повела. Мне ведь даже в Москомнаследии, куда она пожаловалась на то, что «дом разрушают рейдеры, с которыми муж подписал договор», сказали: «Случись такой донос в сталинские времена, вас бы расстреляли без суда и следствия. В этот же день».

Александр: «В том-то и дело. Преданы мы друг другу… И случись со мной что, так она, хоть и ругается, и обзывает меня, не выживет. Не захочет выжить. Господи, ребенок, чистый ребенок. Не понимает, что я же не вечен».

В разгар скандала Ира несколько раз повторяла, что ей некому в случае чего передать имущество по наследству, потому что нет детей. Мне кажется, ее это очень гнетет и сказывается на общем состоянии посильнее таблеток…

Александр: «Да, ты права. И это моя самая большая вина перед ней. Это самое главное… Она ведь очень добра. С собакой и то как с младенцем возится, накупила псу два магазина игрушек. Малыш ей нужен, она должна сидеть с ним, воспитывать, уверен, что из нее получится замечательная мама. Да, задержался я, не было времени, другие ставил цели и задачи. Жизнь так распорядилась. Но все равно верю, что у нас появится маленький. Это сейчас только от нее зависит: нельзя быть такой худенькой, иначе ребенка не выносить. Какое же я испытаю счастье, когда врачи скажут, что мы скоро станем родителями! Буду около ножек ее лежать, как собачка верная. Любой каприз, любое желание выполню. Я даже думал: как появится первенец, возьмем потом из детского дома еще троих».

Александр: «Я лишил ее подруг, которые ею пользовались, тех, про которых моя мама когда-то говорила — „моветон“. Лишил мальчиков суетливых, которые называли себя Иркиными друзьями, а за глаза могли гадость про нее сказать. Некоторые и по зубам от меня получали, чтобы впредь свои грязные языки на нее не высовывали. А я ведь бывший хулиган… Был случай, когда и режиссер один от меня получил. Не хочу фамилию его называть, небезызвестный он. Иришка с театром как-то на гастроли поехала. А он, видимо, давно на нее глаз положил. Ну и воспользовался ситуацией, вознамерился подлезть. Пытался напоить. Конечно, не удалось ему ничего, но я все равно об этом узнал. В театре он мне попался. Говорю: „Ну что, было это?“ Засюсюкал: „Что такое? Не понимаю!“ Ну и получил тут же… Да я же не против ее общения с нормальными людьми! Есть у нее приятельницы, просто немного их. С Ирой ведь очень трудно, она максималистка. Такая же, каким был наш общий друг — покойный Святослав Николаевич Федоров: с виду закрытый человек, а душа чистая и ранимая. Он тогда принимал тебя, когда видел, что ты искренний человек. И в этот момент пускал уже в сердце без остатка. Так и Ира. Видит доброту и бескорыстие — влюбляется безоглядно. И не приведи господи ее обмануть. Почувствует, как дети чувствуют фальшь, и никогда уже больше общаться не будет. Я счастлив, что у меня такая жена. За все мои мучения Бог мне, видно, ее послал. Однолюб я. Первый и последний раз женился…»

Александр: «Ей четырнадцать лет было, когда мы познакомились. Сейчас всякие гадости пишут о нас: вот, мол, он ребенком ее взял! И что? Это любовь, поймите вы наконец! Ирка сама порой смеется: «Знала бы тогда, что статья такая есть — «Совращение несовершеннолетних», ты бы у меня только сейчас вышел». Извратить все можно, но ко мне эта грязь, что сейчас про нас говорят, не прилипнет. А вот таких чистых, как Ирочка, задевает, ранит. И неправа ты здесь. Я ее сразу рассмотрел, а вот мама моя, поняв, что Ирка — это настоящее, приревновала ее ко мне всей своей материнской ревностью! Я же, как только прикоснулся к Ире, сразу ток почувствовал, удар в сердце. И понял, что это всерьез и навсегда. А я в то время ходок был еще тот. И до сих пор мне нравится на вас смотреть. Иринка сердится: «На каждую юбку глядишь!» А я смеюсь: «Если я перестану на каждую юбку обращать внимание, так и тебя, Ирка, скоро не замечу!» А поскольку настоящих женщин мало, то это не страшно. Красивых барышень хватает. Бывает, стоит писаная прелестница, но ни единой струны твоего сердца не трогает. Потому что внутри нее — пустота. А должно быть сочетание внутреннего и внешнего. Моя Ирочка — цельная натура. Поэтому я прекрасно понимаю, что все эти обращения в прессу сводятся лишь к одному крику: «Спасите моего мужа и его родовой дом, который скоро развалится!»

У Ирочки светлая голова, острый ум. Но, увы, она очень и очень вспыльчива. И все же какое наслаждение для мужчины даже просто находиться рядом с такой женщиной! Когда Ирка в обычном состоянии, мои товарищи с большим удовольствием ходят к нам в гости, мы сидим, общаемся… Надеюсь, что она все-таки согласится подлечить нервы. Согласится поехать отдохнуть, побыть в тишине, на море, без внимания всех этих злопыхателей. Но пока мне не удается ее убедить ни на отдых, ни на обследование…"

Ира некоторое время жила у мамы, уйдя от вас. Сейчас, насколько я знаю, она вернулась домой.

Александр: «Ну, Ирка же моя жена, где еще она должна жить? Там небольшая двухкомнатная квартира, больной человек лежит, сиделка, Ире там дискомфортно. К тому же и собаку она с собой забирала… Когда Ирочка сказала, что хочет вернуться ко мне, я был только рад».

Александр: «Наташа, пойми, особняк — это большие траты. Да и помимо него забот хватает. Я же должен сиделку Ириной маме оплачивать. У нее инсульт был, да еще полиартрит, она не встает уже долгое время. Когда не было сиделки, я ее на себе таскал. Опять же ради кого? Ради жены, ради своей Ирочки, потому что это ее мама. А она говорит — 200 тысяч я получил и продал ее… Что за глупости?

Я любимыми людьми и родственниками не торгую! Доказал это всей своей жизнью. Когда мы с ребятами уже договорились о галерее, у меня подходили сроки коммунальных платежей (в месяц выходит около 200 тысяч), я и попросил их помочь. Денег-то совсем не было! Дом нужно содержать, это все-таки памятник исторического значения! Они мне дали 200 тысяч, но я их вернул (о чем есть расписка), потому что набрал кое-что со своих картин.

Да, к сожалению, они отказались. Им такая слава ни к чему. Хотя я уверен, что если бы все осталось в силе, после той оскорбительной публикации тропа народная не заросла бы в эту галерею. Поскольку я актер, эти журналисты сделали мне, да и тому проекту, который мы задумывали, замечательную рекламу. Я не хочу вообще об этом говорить, боюсь лишний раз провоцировать Ирочку, нервировать ее. Пусть пока все остается, как есть".

Александр: «Она немного успокоилась. Но стоит мне, например, выйти из дома (я люблю побыть один, посидеть в баре и попить кофе) — начинаются звонки. Потеряла, тут же спрашивает: «Ты где?» Она еще ревнивая у меня — жуть! Буду стоять возле столба, отойду, она этот столб пилить начнет. Потому и в бильярд мне запрещает играть. Но это моя органика! Играю очень хорошо, кубки приношу. Хожу в замечательный бильярдный клуб. Звал ее с собой неоднократно. Там собираются актеры, чиновники из мэрии, да много интересного люда! Но она не идет. Радуется, когда приношу кубок, но при этом прячет мой бильярдный кий. А то еще обвинила меня в наркомании. Мне врачи рекомендовали одно лекарство. Новую разработку американских специалистов для помощи больным сахарным диабетом. Я попробовал, оказалось, препарат помогает. У меня сахар достигал двадцати единиц — я сознание терял, а теперь стало легче. Конечно, когда Ира начинает скандалить, сахар тут же вновь подскакивает. В те дни, когда все это творилось, у меня не было под рукой лекарства, так сахар под тридцать подлетел. Я вот с тобой разговариваю и ног почти не чувствую, у меня их словно иголками колет. Ночами плохо сплю, все время их растираю. Мне же инвалидность на днях дали, вторую группу… Когда оформлял бумаги, как раз скандалы шли. Она меня все это время ругала: «Куда ушел? Где пропадаешь?» И словно не слышала, когда говорил, что мотаюсь по больницам. Отвечала: «Не верю!» И ведь знает, что я свободный человек, не люблю угнетения! Но поскольку нервная система расшатана, перестала контролировать себя. Конечно, я тоже в последнее время потерял терпение. Не сдерживался, кричал, говорил неприятные вещи. Знаешь, почему она еще порой позволяет себе такое поведение? Потому что я для нее и муж, и папа в одном лице. Я ее воспитал и сильно избаловал. Для меня она всегда была и есть маленькая. И очень капризная. Вот, например, Ира умеет замечательно готовить. Но не делает этого. Только если уж я сильно попрошу. А обычно кулинарией занимаюсь я. Мне не тяжело, потому что делаю это, любя ее. Ото всего оберегаю, чтобы лишний раз не напрягалась… И всегда буду оберегать. А сейчас хочу одного — чтобы она поправилась и снова стала той Ирочкой, которую я люблю. Верю, что все у нас наладится.

И еще. Говорят, что я особняк хочу продать. Во-первых, хоть он и построен моим прадедом и был его собственностью, но после 1917 года все это отошло государству. А во-вторых, еще раз повторюсь: близкими, родными людьми, и особенно своими предками, я не торгую!"