Исследованием архива занимается помощник директора Дома русского зарубежья Александр Федотов. Он любезно предоставил в наше распоряжение несколько уже расшифрованных посланий, так что читатели «РД» будут первыми, кто сможет познакомиться с этими уникальными материалами.

Многие из писем написаны на переломе лет — в начале Первой мировой войны. Гиляровский явно захвачен патриотическим порывом, ждет побед над немцем. Но писателя волнуют не только события, разворачивающиеся на фронте. Владимир Алексеевич неожиданно много — и с большущим энтузиазмом! — пишет своему «наперснику», оказавшемуся в действующей армии, о трезвой жизни людей, наступившей после того, как в воюющей России был принят «сухой закон».

«…Великая радость для России: Государь Император навсегда прекратил продажу для народа казенного вина! Наши… мужики ходят в сапогах, и у баб деньги завелись. Что будет с Россией через 10 лет? А какой здоровый народ народится? 14 октября 1914 г.»

«…Измучился, изволновался за эти дни, суета и работы масса, а тут еще и дела довольно трудные денежные. Но ничего, все Слава Богу! О себе думать некогда, когда война великая, славная война за мир мира всего! Матушка-Москва, сердце русское, работает на славу, заботится обо всем, раненых встречаем и заботимся… Радуемся, читая газеты, подвигам героев наших.

И действительно, Коля, переродилась, отрезвела страна великая! Я эти дни хожу по деревням и не нарадуюсь на наш недавно пьяный народ: у нас в Глухове на что пьяница и кот Иван Абрамов, а теперь приоделся, порозовел и благодарит Бога и Царя, что вином не торгуют и не будут торговать на время войны. Одна у всех мольба: „Как бы его, проклятущего, совсем никогда не продавали!“ По деревням и дорогам нет ни нищих, ни котов. Все пристрастились к делу, все работают в поле. Тишина и порядок просто удивительные! И в Москве хитрованцы гремят заработанными деньгами, которые пропить негде. Даже они жертвуют на раненых и на нужды войны. Переродилась страна! Преобразилась, поняла свою огромную силу, поняла, что русский должен быть русским!.. 19 августа 1914 г.»

«Милый Коля! Все тебе кланяемся. У нас хорошо, подъем духа, вера в будущее, вера в армию и ее победы. А пока великая победа уже совершена: Россия отрезвела, люди стали людьми, все работают бодрые и веселые — потому что победили вино! Твой Гиляй. 24 августа 1914 г.»

«…Я получаю массу писем от казачества. В Москве воюем с пьянством и с немецким засильем.
…У нас ледоход на Москве-реке. Погода сырая, холодная!.. 1 апреля 1915 г.»

«Милый Коля! Давно от тебя не получали весточки — и ждем с каждой почтой… Взятие Перемышля оживило всех. Берите скорее Берлин!

У нас только сегодня начали ездить на колесах — солнце съело снег, а главным образом дворники смели. За заставой еще везде санный путь.

…Меня печатают в „Русском слове“ и в Петрограде в „Вечернем времени“. Пиши поподробнее, как живешь! Твой Гиляй. 14 марта 1915 г.»

«…Все у нас, слава Богу, хорошо. Дума оживила и подняла дух, огромный урожай тоже. Все живут полной жизнью, работают для армии и злы на немца, как на черта! Прибыли беженцы, заботимся о них. Скоро думаю приняться за выпуск 1-го тома своих сочинений и пока издал брошюру военных стихов… 31 июля 1915 г.»

«…надо теперь больше русского, оживляющего, вселяющего бодрость, которая так необходима. Моя книжка выходит в феврале, на той неделе начинаю печатать. В Москве почти есть всё — только мяса с июля мало парного. Зато есть мороженое мясо. Сахару много теперь, железные дороги приводят в порядок. Сегодня было вешнее солнышко, порадовало нас. Твой Гиляй. 22 января 1916 г.»

Мажорная тональность у В. Гиляровского заметно сходит на нет после большевистской революции. И хотя в посланиях к Н. Морозову писатель не допускает каких-либо резких высказываний, однако между строк явно читается его отнюдь не восторженное отношение к российским переменам. Ну, а в нескольких сохранившихся письмах, относящихся к 1930-м, и вовсе сквозит печаль и ностальгия по прежним «веселым» временам, о которых хоть вскользь, но упоминает состарившийся, больной дядя Гиляй.

«Спасибо, милый Коля, что вспомнил про мой день рождения. Пора бы и к нам приехать, хоть и у нас житье незавидно: по (пропущено. — Ред.) фунта хлеба да соли, и все прочее в умалении! Живем по старому, Слава Богу, по доброму, только впроголодь! В Москве тихо, насколько это возможно в такое время. Контора (рекламная контора Гиляровского, которая на протяжении нескольких лет была открыта в Москве. — Ред.) почти не работает, „Русское слово“ закрыли, типографию и бумагу секвестровали… Пиши. Твой Гиляй. 5 декабря 1917 г.»

«Милый, дорогой, самый старый друг мой Коля! Поздравляю от всей души и сердца тебя сегодня, как и многие-многие годы, с днем твоего ангела. Я по нездоровью боюсь еще выходить. Но это поправимо и выйдет к лучшему: 26-го — мой Егорьев день, ныне 80-й… Мы должны соединить эти два наших личных праздника воедино и отпраздновать их целым днем, посвятить только нашим воспоминаниям, и конечно, Старой Москве. Поговорим, будем вспоминать вдвоем всякую мелочь. Мы оба любим нашу Старую Москву — в ней прошли наши и молодые, и зрелые годы, ушло многое и многие, малые и великие… Твой Гиляй. Декабрь1933 г.»

«Милый друг мой Коля! Ах как я тебя жду! Болею, ослаб, ничего не могу делать, и зрение ослабело: ни в бумагах разбираться, ни читать…

Газетные новости тебе известны, и я не повторяюсь… Я вообще под впечатлением гибели самолета-гиганта „Максим Горький“ — уж очень жаль прекрасной молодежи!

Сейчас сижу один в столовой и пишу это, наши на службе, Маня добывает харчей, пошла в кооператив в Зарядье за пайком. Пишу ощупью. Газеты лежат — читаю одни заглавия! Твой друг, Летописец Московский, смиренный инок Владимир. Твой Гиляй. 20 мая 1935 г.»