Счастливый случай
Алексей Кортнев: «Последние 5 лет я убежденный семьянин»
Отец четырех сыновей, популярный музыкант, актер, телеведущий — все это Алексей Кортнев. А еще он занимается рекламным бизнесом и перевел на русский тексты большинства зарубежных мюзиклов, поставленных в Москве.
Отец четырех сыновей, популярный музыкант, актер, телеведущий — все это Алексей КОРТНЕВ.
А еще он занимается рекламным бизнесом и перевел на русский тексты большинства зарубежных мюзиклов, поставленных в Москве («Кошки», «Красавица и чудовище» и другие).
В общении — по рок-н-ролльному прост и доброжелателен, в нем нет никакого налета звездности. Единственное, из-за огромного количества дел выкроить время для интервью оказалось совсем не просто.
— Алексей, вы пишете стихи, сочиняете музыку, как же получилось, что после школы оказались на мехмате МГУ? Известно, что там высокий конкурс, и, чтобы поступить туда, надо быть семи пядей во лбу.
— Мои родители математики. Папа — Анатолий Васильевич Кортнев — был ученым секретарем отделения информатики и телемеханики Российской академии наук и проработал на этой должности почти сорок лет. Мама — редактор научного журнала, который издавался в том же отделении информатики. Поэтому вполне естественно, что изначально я планировал пойти по их стопам.
Семи пядей во лбу я, конечно, не был. Но я был русский, не нуждавшийся в общежитии москвич, написавший сочинение на пять, и в итоге мои шансы на поступление оказались высоки.
Я хотел стать ученым, теоретиком, но доучился только до конца четвертого курса. Увлечение музыкой привело меня в студенческий театр МГУ, а уже после четвертого курса я стал постоянно работать там. Сначала была массовка, потом играл очень много весьма серьезных ролей, включая Ленина в спектакле «Синие кони на красной траве»…
— А какое из занятий для вас сегодня самое главное: театр, группа, реклама, кино?
— Трудно сказать, центр притяжения все время переносится с одного на другое. В прошлые годы я написал много переводов для музыкальных спектаклей. Большинство уже поставлены. Есть, правда, и еще один театральный проект, но он очень вяло течет. Сейчас мне интереснее всего заниматься «Несчастным случаем». Появилось много новых песен, мы начинаем постепенно внедрять их в концертную программу. Так что на первую полосу снова выходит «НС».
— Группе 25 лет, как удалось так долго продержаться вместе?
— Ни для кого из нас «Несчастный случай» не является единственным светом в окошке или, если угодно, корзиной, в которой лежат все яйца. Они у нас раскиданы широко по миру, у нас много других проектов, мы обходимся без фанатизма, а если ты не фанатичен, то заниматься конкретным делом можно долго.
— А как группе удается все эти годы оставаться успешной?
— Успех — понятие относительное. Что значит успех? С концертом «Несчастного случая» в клубе я зарабатываю денег меньше, чем выступая в качестве конферансье «на похоронах и свадьбах». Поэтому, если говорить о финансовой стороне, я бы не называл нашу группу особо успешной. Это такой московский интеллигентский проект — за любовь к процессу, а не за деньги. Для души.
— У истоков «НС» стояли вы с Валдисом Пельшем, а каковы между вами отношения сейчас?
— Самые теплые, практически родственные. Он регулярно принимает участие в наших концертах. Ближайший концерт с Валдисом — через месяц с небольшим в киноклубе «Эльдар», где состоится творческая встреча с «Несчастным случаем».
«Домашняя цензура иногда подводит»
— Как у всякого популярного человека, у вас немало поклонниц и соблазнов. Кем же вы являетесь: ветреным повесой или семьянином?
— Я убежденный семьянин. Может быть, я отдаю этому не так много времени, но в моем жизненном пространстве и в моей душе семья занимает огромное место. Я стал таким лет пять назад и с этой позиции не схожу. Все остальное мне стало решительно менее интересно. И потом все-таки время идет, тестостерона становится все меньше, плоть постепенно увядает, и семейные ценности становятся значимее, чем все остальные. Это неизбежный процесс, если это не так, значит, что-то не в порядке у человека с головой и гипофизом.
— У вас четверо сыновей: Артемий (от брака с певицей Ириной Богушевской), Никита (сын артистки Елены Ланской, выпускницы Щукинского училища), Арсений и Афанасий (мама — гимнастка Амина Зарипова). Вам удается поддерживать с детьми доверительные отношения?
— Я стараюсь сделать их такими. Но это непросто: все-таки со своими старшими сыновьями я живу не вместе, был в их жизни такой момент, как развод родителей (вряд ли можно так уж сильно доверять отцу, который разошелся с матерью)… А с младшими общаюсь ежедневно, пытаюсь понять, что их волнует, интересует, чем они увлекаются.
— Вы следите за тем, что они читают, что смотрят?
— Конечно. У нас есть домашняя цензура, через которую, правда, иногда прорываются какие-то гадости, но мы стараемся их выкорчевывать. Мультфильмы отбираем очень внимательно (чтобы они были, на мой вкус, хорошими). Читаем с детьми книжки — не буду врать, что лично я делаю это очень часто, но раз в неделю такое семейное чтение бывает обязательно, это уже сложившаяся традиция. А так главным образом читает няня.
— Скажите, а что за история, когда один из ваших сыновей был вынужден продавать билеты на ваш же мюзикл?
— Почему вынужден? Артемия никто к этому не принуждал, он учился в Академии управления и так прирабатывал к стипендии. Правда, продлилась его учеба всего два года, потом он ушел оттуда, сказав, что управление не его призвание. Я был в ярости, но переубедить ребенка, принявшего такое решение, никак не смог. Так что пока он в академическом отпуске.
— А чем занимается ваш следующий сын?
— Сначала Никиту отдали в специальную школу, где им преподавали вокал, сценическую речь, танец и так далее. Я этим, честно говоря, был не очень доволен, поскольку мне кажется, что после окончания такой школы нет другого выбора, кроме как идти в актеры. Базовые предметы (языки, физика, математика) «хромали».
Я же искренне полагаю, что человек, получивший техническое образование, может работать в любой сфере: хоть литератором, хоть кинорежиссером, и примеров тому множество. Зато наоборот — почти никогда не бывает. Мне кажется, гуманитарное образование — это некая фикция, скорее воспитание, чем учеба.
В итоге Никиту перевели в крепкую общеобразовательную школу без всякого выпендрежа, с классическим подходом.
«Я стал ленивее, но эффективнее»
— Вы когда-то говорили, что в каждом человеке априори видите друга. Эта установка как-либо изменилась?
— Нет, ее невозможно изменить. Это мой сложившийся психотип: меня тестировали психологи и выяснили, что мое отношение к какому-либо человеку не изменится, даже если я узнаю, что он меня, как говорится, долгие годы обманывал, подставлял на деньги, крутил романы с моими любимыми женщинами… Я перестану с таким человеком общаться, но буду вспоминать о нем хорошее, а не плохое.
— В вашей жизни такое было?
— Ярких предательств, к счастью, никогда не было.
— Знаю, что вы имели отношение к рекламе различных «могучих брендов». Фраза «пепси — бери от жизни все» случайно не ваше изобретение? Совпадает ли этот лозунг с вашей жизненной философией?
— Нет. В народное сознание из сочиненных мною слоганов, думаю, ничего не вошло, потому что в тот момент, когда я работал, мы просто адаптировали западные лозунги.
Кстати говоря, «бери от жизни все» — тоже лишь адаптация, это не придумано в России. На мой взгляд, это довольно безликий лозунг, такое громкое заявление.
Сейчас я затруднюсь сформулировать свое жизненное кредо, но некоторое время назад я говорил, что у меня по жизни один лозунг: «Вставай… иди работать!» Но к 40 годам я уже наработался и теперь стал спать подолгу. У меня, как я понимаю, началась «терапия сном». И чувствую я себя гораздо лучше, чем прежде. Я, может, стал ленивее, но одновременно научился работать эффективнее. Пишу меньше, но качественнее.
«Террариум единомышленников — это не про нас»
— Известно, что вы дружите с Андреем Макаревичем…
— Очень дружу. Я думаю, и у меня, и у Андрюши, несомненно, есть куда более близкие друзья, но мы с ним знакомы почти 20 лет, и я к Макаревичу испытываю огромную любовь. Помимо всего его рокерского и бардовского величия, он очень тонкий, умный и ранимый человек. Мы частенько ведем долгие беседы о судьбах искусства, песни, и это бывает всегда так интересно. А еще он очень хорошо готовит и вкусно выпивает, и бывать у него в гостях — это большое удовольствие. Я так оживленно об этом говорю, потому что не далее как неделю назад я приехал к Макару домой, и были у нас такие «украинские посиделки», каких я лет 20 уже не помню.
— Неужели в шоу-бизнесе бывают такие дружеские отношения?
— Конечно. На самом деле в рок-н-ролле конкуренции практически нет.
— Но разве это не террариум единомышленников?
— Совсем нет. В рок-н-ролле вращаются слишком маленькие деньги, для того чтобы появился этот самый террариум. Ведь террариум всегда согревается искусственным солнцем. Вспомните любой серпентарий. Внизу лежат гады ползучие, а над ними яркая батарея-лампа. В отечественном рок-н-ролле это солнце убавлено в десять раз, потому что денег мало, и у нас, наоборот, все сжимаются, чтобы как-то погреться друг о друга. Так что мы все скорее друзья: ей-богу, с кем конкурировать и соперничать, кому не хватает места? Когда денег много, как в попсе, тогда и возникает серпентарий. К тому же вся наша поп-эстрада на одно лицо. Это 10 девичьих групп, созданных из 5—6 длинноногих девиц, очень похожих друг на друга и звучащих одинаково. Вот там надо грызть друг друга, потому что иначе люди не отличат каких-нибудь «Ранеток» от «Брюнеток», «Шпилек» от «Белок» и так далее.
— А на какие концерты вы ходите на досуге?
— Я очень не люблю публичные концерты, сам даже не понимаю почему. Я вообще музыку не люблю слушать, мне куда больше нравится ее играть.
— Как вы относитесь к джазу?
— С огромным пиететом. Хотя на джазовых мероприятиях мы выступаем редко. Например, в прошлом году мы играли в Архангельском на фестивале «Джаз-дача» и получили огромное удовольствие, и зрители, надеюсь, тоже, потому что перед нами выступала какая-то литовская команда, которая за 45 минут «укатала» публику как Сивку-Бурку, так что многие просто уснули на траве. А потом, когда на сцену вышли мы, то публику взбодрили.
— Значительная часть мюзиклов, которые сейчас идут в Москве, переведены вами. А какая из этих постановок вам наиболее дорога?
— «Иствикские ведьмы», потому что я принимал участие в этом спектакле. Мне было о-о-очень интересно работать. А все остальные постановки наблюдал со стороны. Сейчас, пожалуй, самая дорогая работа — «Конек-горбунок» в МХТ им. Чехова. Это не перевод, не адаптация, а наш собственный труд с Сережей Чехрежевым. А что касается перевода, то успешнее всего — «Красавица и чудовище», выдержавшие сезон на аншлагах. Кстати, в качестве чудовища в этом мюзикле пробовался Филипп Киркоров. Но не смог выучить партитуру. Насколько я знаю, у него не хватило времени.
— Как вы относитесь к современной Москве?
— По-разному: какие-то вещи радуют, какие-то огорчают. Радует то, что Москва стала гораздо чище, гораздо ухоженнее, чем в годы моей юности. Все реже увидишь большую крысу, свалку мусора в подъезде. Мое любимое место — это Воробьевы горы. Потому что там находится университет, в котором учился, а также и потому, что я родился и вырос в этом районе. На Ленинском проспекте, рядом с универмагом «Москва».
