Образ ведущего программы «Вести+» Сергея Пашкова на экране производит довольно обманчивое впечатление. Кому-то он может показаться чересчур строгим, угрюмым и замкнутым. В жизни же это — полная противоположность. Добродушный, интеллигентный и даже немного застенчивый. Более того, характеристика известного мультяшного персонажа «рыжий, честный, влюбленный» — вообще подходит ему как нельзя кстати.

— Сергей, ежедневная работа в прямом эфире, безусловно, очень нервная…

— В общем-то да. Мой рабочий день обычно состоит из ряда стрессов. Первый стресс — это поиск темы для программы. Часто бывают ситуации, когда нет очевидной главной темы дня. А нужно ведь ее найти, и чтобы она при этом была интересной. Должны быть гости, которые могут завести аудиторию. Это уже второй стресс: дозваниваешься, кто-то может приехать, кто-то — нет. Бывает, человек говорит — могу, а ближе к эфиру звонит: «Ребята, извините, меня срочно вызвали в Кремль». И что делать?.. Следующий стресс наступает, когда ты собираешься в комок и готовишься к программе. Потом — прямой эфир. Это последний стресс, который перешибает все, что происходило за день. Зато когда все заканчивается — наступает такая эйфория, такая необыкновенная легкость! И так каждый день.

— Некоторые актеры позволяют себе перед спектаклем 20 граммов коньячку, чтобы расслабиться. Может, и на ТВ такую привычку ввести?

— Нет, пить с этой работой нельзя категорически. Это же прямой эфир: десять капель спиртного — и зритель почувствует, уверяю вас. Единственное, что я себе позволяю — когда все уже утряслось, остается только дождаться гостей, — я захожу в маленький кабинетик моего хорошего друга Коли Сванидзе, мы с ним выкуриваем по сигаре и треплемся за жизнь. Это такая маленькая релаксация. Пару раз в неделю у нас это получается.

— А сигарами угощает, видимо, Сванидзе?

— Да. Честно говоря, последние полгода мы курим его сигары. Все началось с того, что как-то я привез с Кубы коробку сигар, купленную там из-под полы. Это же продукт национальной гордости, поэтому либо ты платишь $ 350 за коробку (что, мягко говоря, жалко), либо покупаешь то же самое у не слишком революционно настроенных кубинцев за $ 50. Конечно, мы не избежали искушения и, пока ждали интервью с Фиделем Кастро, несколько коробочек купили. Я их привез, мы заполнили Колин хьюмидон — это такая специальная коробка, где сигары не теряют свежести, — и курили. Привыкли к этому делу. Но это было единственное мое сигарное вливание в нашу общую копилку. Сейчас курим Колины. Не потому, что я жлоб, а просто мне некогда куда-то ехать и покупать их. Но я исправлюсь.

— Кстати, у вас, как и у Сванидзе, историческое образование. Почему в свое время вы решили поступать именно в исторический?

— Я обожаю историю, и другой судьбы себе даже не представлял. Я с семи лет читал свои первые книжки по истории наполеоновских войн. В десять — пытался осилить том Манфреда «Наполеон Бонапарт». Я просто болел этим! Все свое детство, почти до позднего отрочества, играл в солдатики. У меня их было больше тысячи штук, что по советским временам, конечно, было редкой коллекцией. Сейчас ее остатки добивают мои дети… Причем это были реальные битвы, и только я имел возможность влиять на их исход. Например, под Бородином у меня мог победить Бонапарт. А Спартак мог остаться в живых и занять Рим… То есть всегда было жадное желание не только знать историю, но еще и как-то участвовать в ней. Может, как раз второе и привело меня к журналистике. Потому что историк только констатирует, изучает, а журналист — еще и участвует.

— Вы ведь работали историком-архивистом в Центральном государственном архиве древних актов. В чем заключались ваши обязанности?

— Шесть лет я работал в архиве древних актов на Пироговской улице. Это место, где хранятся документы с XI по XVIII век, и еще личные коллекции XIX—начала XX века: Строгановых, Юсуповых, Шереметевых… У меня это была уникальная возможность познакомиться с людьми, которые могли говорить о людях, умерших несколько сот лет назад, как о своих родственниках. Могли прибежать и с восторженными глазами сказать: «А вы знаете, что Васечка Шереметев натворил?!» Будто он натворил это сегодня, а на самом деле это произошло сотню лет назад… Я занимался и историей России XVIII века, и петровскими учреждениями, и тайной канцелярией. Потом, когда ушел оттуда, мы с профессором Борисом Семеновичем Илизаровым создавали независимый «Народный архив», собирали документы новейшей истории России, последних лет Советского Союза.

— Есть ли какой-то исторический персонаж, на которого вы хотели бы быть похожим?

— Людей, которыми я увлекался, на самом деле много. В детстве и отрочестве для меня это был Наполеон Бонапарт. Я и сейчас отношусь к нему с такой дальней теплой любовью. Из истории России — наверное, Столыпин. Из новейшей истории человек, который, на мой взгляд, не оценен до конца и который во многом является для меня примером, — это отец Александр Мень. В более зрелом возрасте твои ценности всегда немножко меняются. Вот отец Александр — один из последних моих ориентиров.

— Сергей, давайте о чем-нибудь более лирическом? Мне, например, кажется, что ваша внешность — одна из самых оригинальных на телевидении. Потому что больше ни у кого нет природного рыжего цвета волос…

— Да, сейчас это даже стало модным, и я не устаю везде повторять, что рыжие — это соль земли. За рыжими — будущее, и братство рыжих рано или поздно возьмет свое. (Смеется.)

— В детстве наверняка были «рыжим-конопатым». Одноклассники часто дразнили?

— Конечно, был. Причем тогда рыжина у меня была намного ярче и свежее, чем сегодня. Я был весь в конопушках, так что «рыжий-конопатый, убил дедушку лопатой» — это все естественные следствия. Но я никогда не был обижаемым и оскорбленным. И в школе, и в армии, и в каких-то иных ситуациях у меня всегда складывались уважительные отношения с друзьями. Даже с врагами, а такие были и есть. Но сейчас, знаете, мне это страшно нравится, что вот я не какой-нибудь, а именно рыжий.

— Рыжеволосые люди обычно очень веселые и мягкие по характеру. В вашем случае это правило подтверждается?

— Ой, не знаю! (Смеется.) Я, например, считаю, что у меня золотой характер. Но при этом знаю многих людей, которые могли бы ожесточенно оспорить эту точку зрения. В дополнение ко всему я еще Дракон по году рождения и Близнец по знаку зодиака. Сам в этом мало что понимаю, но те, кто знает, говорят, что здесь намешано очень много.

— А ваши сыновья — тоже рыжие?

— Нет. У старшего, Антона, пшеничный, светлый цвет волос. Он уже выше меня на несколько сантиметров, заканчивает десятый класс и хочет стать хирургом. Будет поступать в медицинский, очень много учится, что меня радует. Маленький, Кирилл, — скорее темно-русый и кареглазый, как мама. Живой, быстрый… Знаете, в диснеевском сериале про Винни-Пуха есть Тигра, который все время скачет на хвосте? Вот это один в один Кирилл. Все время довольный, все время скачет и никогда не устает. Ему семь лет, он учится в первом классе. Так что внешне сыновья получились мамины. Говорят, что это делает мальчиков счастливыми.

— Вы сказали, что старший хочет поступать в медицинский. Значит, не настаивали, чтобы сын пошел по вашим стопам?

— Да я в принципе и сам из врачебной семьи. Мои родители — физики, зато обе бабушки были врачами. Я всю жизнь воспитывался в медицинской атмосфере и с огромным уважением отношусь к этой профессии. Мало того, неделю назад у нашей семьи появилась особенная гордость: моего родного младшего брата Митю рукоположили в священники, в иереи. Он долго к этому шел, закончил Свято-Тихоновский богословский институт, и теперь вот стал отцом Димитрием. Вообще у нас большая семья: у меня еще есть родная сестра, племянников уже трое. И собственных детей — двое. Так что, когда мы собираемся у мамы за семейным столом — мы, ее дети, и наши дети, — уже 12 человек получается. Это самый ближний круг.

— Учитывая, что дома вы проводите не так много времени, основные хозяйственные заботы лежат, видимо, на вашей супруге Ольге?

— Я вам скажу, какие заботы лежат на супруге, которая одновременно — заместитель главного редактора «Еженедельного журнала». Мы уходим с ней в одно и то же время и встречаемся ночью. И вот, приехав каждый со своей работы, ближе к двум часам ночи, садимся за стол — и о чем, вы думаете, говорим? О политике! (Смеется.)

— Слушайте, какая интересная семья!

— Да уж! Слава богу, есть дедушка с бабушкой, которые живут буквально через два дома от нас и, соответственно, «пасут» нашего маленького отпрыска, чем нас просто спасают. А так без нас в доме только кошка за главную. Она наслаждается всеми преимуществами нашей двухкомнатной квартиры.

— А Ольга, значит, ваша коллега, тоже журналист?

— Оля по своему складу историк, но получилось так, что журналистом она стала раньше, чем я. Оля младше меня на шесть с небольшим лет. Мы познакомились, когда она как раз пришла работать в архив древних актов. Я достаточно долго за ней ухаживал, но в итоге завоевал ее сердце. И знаете, это тот редкий случай, когда мы близки буквально во всем. У нас абсолютно одинаковые интересы, тьфу-тьфу-тьфу. Наверное, это счастье. Оля — очень красивый человек, яркая, сильная личность. Что я еще могу сказать… Люблю я ее!

— Сергей, а вот, скажем, на выходных вас проще представить на диване с книгой или в фартуке на кухне?

— В фартуке на кухне меня действительно сложно представить, хотя чего-нибудь приготовить я могу, голодным точно не останусь. Может, это я с виду такой «лопух», но руки у меня пришиты там, где надо. (Смеется.) Я справлюсь с любыми проблемами домашнего хозяйства. Через меня прошло десяток ремонтов, столько же разных переездов. Жизнь нас бросала из квартиры в квартиру…

— В связи с чем?

— Судьба меня не баловала. Вообще моя первая в жизни большая покупка была совершена шесть лет назад и называлась «микроволновая печь». Позволить себе я ее смог, только когда стал работать на радио «Россия», в 1996 году. До этого — ну вы представляете, что такое зарплата архивиста? 120 рублей после нескольких лет стажа… Когда я преподавал на кафедре, будучи замначальника центра документации «Народного архива», — это вторая работа, и третья — зампредседателя профкома РГГУ. Работая в трех местах, я получал 130 $ в месяц. Так мы жили до мои× 32 лет, так начинал расти мой старший сын. При этом не было ощущения, что мы плохо живем. Нет. Помогала молодость, огромное количество интересов. Единственное, что у нас было, — это книги. А так — доживал свой век старый родительский телевизор, многоуважаемый маленький шкаф, помещавшийся в маленькую комнатушку… Последним нашим жильем с женой, перед тем как мы получили наконец эту квартиру, была «хрущоба» на улице Подбельского. Комната 14 кв. м и смежная с ней кухня. При этом вы слышите, как сосед за стеной зажигает спичку, чтобы прикурить, не говоря уже о том, что знаете сорт его отнюдь не вирджинского табака… Потом, когда появился младший сын, мы несколько лет жили у Олиных родителей. Все скопом — в небольшой двухкомнатной квартире. А свое жилье появилось у нас совсем недавно, всего четыре года назад.

— Как бы вы в двух словах охарактеризовали свою семью?

— Она дружная, веселая, интеллигентная и… Знаете, нехорошо хвалить самого себя, но наша семья — порядочная. Мы живем традициями, которые воспитали в нас еще те времена, когда складывалось это странное сословие, называемое сегодня иногда презрительно «интеллигенцией». А нам нравится так называться.